Думается, нет человека, который не был бы знаком с установленной в Варшаве скульптурной композицией, посвященной памяти борцов Варшавского гетто. Она по праву считается одним из лучших произведений монументального искусства ХХ века, и если вы не бывали в польской столице, то наверняка знакомы с композицией по фотоснимкам в книгах и газетах, изображениям на почтовых марках и т.д.
Петр ЛЮКИМСОН
Этой скульптуре посвящены сотни исторических и искусствоведческих исследований, из которых можно узнать, что ни одна ее деталь не является случайной. Скульптор Натан Раппопорт участвовал в восстании в гетто, был близко знаком с его лидерами, и в центре своей композиции расположил фигуру Мордехая Анилевича с перебинтованной рукой. Да и имена прототипов всех остальных фигур монумента известны. Всех, кроме одной – фигуры женщины с обнаженной грудью на заднем плане держащей одной рукой ребенка, а второй пытающейся его словно прикрыть сверху.
Считается, что эта фигура символизирует женщин гетто, надеявшихся спасти детей. Но в преддверии Международного дня памяти жертв Катастрофы историк Ури Мильштейн опубликовал в "Маариве" статью, в которой называет имя женщины и ребенка, ставших прототипами этой фигуры. Эта женщина была не только одним из руководителей восстания. Нет, ее с полным правом можно назвать его вдохновительницей, и то, что ее имя оказалось забытым, следует считать вопиющей исторической несправедливостью. Но еще более загадочной является судьба ее дочери Майи…
Ури Мильштейн признается, что лишь пересказывает в статье исследование, проведенное жителем Тель-Авива Офиром Алони, и так же решили поступить мы, – опустив целый ряд деталей статьи и пространные цитаты из различных книг.
Все началось с того, что в 2012 году, после смерти жены Рут, ветеран "Мосада" Реувен Алони решил перебраться в дом престарелых. Разбирая архив отца, Офир Алони наткнулся на две пожелтевшие фотографии, запечатлевшие руководство восстания в Варшавском гетто от организации "а-Шомер а-цаир" (как известно, в восстании участвовали также члены правой организации "Бейтар" во главе с Павлом Френкелем, о которых вспомнили лишь недавно).
Будучи знаком с историей восстания, Офир без труда опознал на снимке Мордехая и Авиву Анилевич, Моше Домба и всех остальных, за исключением невысокой молодой женщины, стоящей рядом с Анилевичем.
В поисках разгадки он обратился к отцу, и тот сказал, что это его родная тетка со стороны матери Рахель-Лея Зильберберг, которая погибла вместе с Анилевичем в Варшавском гетто. Снимок был сделан матерью Офира Рут задолго до этих событий, в 1937 году. Впрочем, добавил отец, никто тетку по имени не называл, все завали ее Шаренка – так поляки ласково именуют олененка.
Так началось путешествие Офира Алони во времени в надежде восстановить биографию тетки, оказавшейся поистине героической.
Шаренка родилась в 1920 году в Варшаве, была, как и полагалось еврейской девочке, круглой отличницей в гимназии и активным членом левой сионистской организации "а-Шомер а-цаир". В 1937 году ее считали одним из лидеров Варшавского отделения организации. В преддверии войны организация добыла для нее разрешение на выезд в Палестину, но ее жених Моше Капыт такого разрешения не получил, а одна Шаренка ехать отказалась. В 1939 Моше и Рахель-Лея поженились и с началом перебрались в Вильнюс, где в феврале 1940 года у них родилась дочь, которую назвали Майей.
Как известно, сразу после начала Великой Отечественной войны, 24 июня Вильнюс был оккупирован, и Моше с Шаренкой, как еще 80 тысяч виленских евреев, не успели уйти на восток. Очень скоро их начали отвозить в Понары: ежедневно в этот пригородный лес Вильнюса отправляли сотни евреев, откуда они уже не возвращались. За июль 1941 года немцы уничтожили 5000, до конца года – 40 тысяч евреев, и машина смерти продолжала работать.
Нескольким женщинам удалось после расстрела выбраться из ямы живыми; они вернулись в гетто и рассказали о происходящем, но им отказывались верить. Юденрат объявил их сумасшедшими и запретил не только слушать их рассказ, но и вообще с ними общаться.
В те дни Шаренка вместе с другими членами руководства "а-Шомер а-цаир" (им всем было чуть больше 20 лет) укрывалась в монастыре в 6 км от Вильнюса. В надежде спасти Майю она отдала ее в русский детский дом, которым руководила ее подруга-коммунистка, врач по профессии, и время от времени пробиралась в Вильнюс, чтобы повидать дочь.
Как известно, в "а-Шомер а-цаир" свидетельствам спасшихся женщин поверили, и Аба Ковнер составил на идиш и на иврите свой знаменитый манифест, начинавшийся словами "Не давайте гнать себя, как стало на убой! Помните: Понары – это смерть!"
На общем собрании организации было решено создать группу сопротивления, которая затем была преобразована в Объединенную партизанскую организацию, а также послать гонцов во все гетто Литвы, Польши и Украины, чтобы рассказать правду о происходящем и призвать молодежь к сопротивлению. В Варшаву решили послать двоих – Шаренку и Хайку Гроссман. Перед тем как отправиться в Польшу, Шаренка попросила товарищей время от времени навещать Майю и следить за ее судьбой. Ей пообещали, но никто и не подумал выполнить обещание.
В своей книге Хайка Гроссман рассказала, как они добрались до Варшавы в сопровождении поляка оп имени Ганек и стали ползком пробираться в гетто. Шаренка благодаря малому росту и худобе пробралась через заграждение первой, и больше Хайка ее не видела.
О том, что было после, рассказала в своей книге "Юность в огне" Ализа Витис-Шомрон – сегодня этой женщине 90 лет, и она живет в кибуце Гиват-Оз.
Прибыв в Варшаву, Шаренка убедила Мордехая Анилевича созвать общее собрание организации, на котором зачитала манифест Ковнера и призвала начать вооруженное сопротивление. "Вы предлагаете нам умереть?!" — выкрикнул один из участников собрания. "Мы так или иначе все погибнем. Но лучше умереть с честью, чем с позором, людьми, а не животными!" — ответила Шаренка.
Так развернулась подготовка к восстанию в Варшавском гетто, начавшемуся в праздник Песах и продолжавшемуся целый месяц – это было первое восстание гражданского населения против нацистов, и ни одно другое не длилось так долго. С самого начала его подготовки и вплоть до 8 мая Шаренка была рядом с Мордехаем Анилевичем в группе руководителей восстания и вместе с ним и другими товарищами покончила жизнь самоубийством, чтобы не сдаться нацистам, в бункере на улице Милой.
Когда Офир Алони раскопал эту историю, он, во-первых, стал предпринимать шаги для увековечивания в Польше и Израиле памяти его тетки Рахель-Леи (Шаренки) Зильберберг, а во-вторых, начал искать свою двоюродную сестру Майю. К его удивлению, попытки внести Шаренку в официальные списки героев восстания в Варшавском гетто натолкнулись на сопротивление историков в обеих странах, хотя имя Шаренки упоминается в мемуарах многих его участников. По мнению историков, все уже написано, герои восстания известны, и расширять их список не стоит. Дело дошло до того, что когда Офир Алони прибыл в Польшу на мероприятия в честь 70-летия восстания, его арестовали "из-за опасения, что он может устроить провокацию на церемонии памяти".
Сейчас Офир Алони живет идеей создания музея памяти Шаренки – и продолжает розыск Майи. Найдет ли он ее? Кто знает…
[nn]
