Как это делается на хрустальных небесах
— Чистосердечное признание облегчит мою вину? — осторожно спросил человек.
— С чего бы это? — удивился демиург. — И как ты это себе представляешь? Вот украл ты, например, корову…
— Козу, — поправил человек.
— Ну пусть козу. Украл. Так что, после твоего раскаяния это уже и не коза будет, а только три четверти от нее? Не, так не пойдёт. Вина есть вина, никуда она не денется.
— То есть никак не облегчит?
— Никак. Еще и усугубит, пожалуй, если сможешь вспомнить подробности.
— Ясно… Значит, только смягчит приговор?
— Ни на вот столечко.
— А зачем же мне тогда каяться? — недоуменно почесал в затылке человек.
— Ну хотя бы для отчетности, — пояснил демиург. — Да ты кайся, кайся, я записываю.
Человек вздохнул и мрачно забубнил, перечисляя свои грехи, которые демиург деловито заносил в Книгу Жизни.
— Ничего не забыл? — спросил тот, когда человек на минуту замолчал. — Может, еще какие грешки припомнишь?
— А оно мне надо? — проворчал человек. — И кстати, а тебе-то это все на хрена?
— О, ты не понимаешь!
Демиург взвесил на ладони увесистый том.
— Я ведь тебя все равно прощу, как обычно, — сказал он. — Потому что я очень-очень добрый и вдобавок люблю тебя, дурака такого. Не чужой ты мне, как-никак. Но знаешь, одно дело — высматривать тебя где-то в толпе и думать: "А, это тот, который козу украл! (Кстати, не забудь ее вернуть!) И не стыдно ему нисколечко. Ой, да ладно, фиг с ним, пожалею на этот раз!" И совсем другое — когда ты сам, со всем уважением, приходишь ко мне извиняться! Ну и потом… Как ты сможешь оценить по достоинству мое безмерное великодушие, если даже не будешь знать, что именно я тебе прощаю? Не то чтобы мне было обидно, но все-таки как-то… Так что давай-давай, вспоминай дальше. Кайся!
