Человек независимо от возраста надеется: вдруг где-то затерялся его счастливый билетик?
Инна СТЕССЕЛЬ
— Вы ведете газетный раздел про одиночество?
— Я.
— Не обидитесь, если скажу, что думаю про ваших клиентов?
— И что вы о них думаете? — я по-еврейски ответила вопросом на вопрос.
— Многие вызывают у меня смех! — решительно сообщила женщина.
— Что же вас так веселит?
— Невесты! Я ничего не имею против сорокалетних или даже пятидесятилетних. У них, может, и есть шанс устроить личную жизнь. Но когда дамочке под 70, а то и больше, а она мечтает встретить "преданного друга" — это же смех, да и только. Некоторые по нескольку раз замужем побывали, всякого навидались и снова рвутся в бой! Зачем вы им потакаете? Разве не честнее опустить их с небес на землю?
— Не разделяю вашего чувства юмора, — сказала я. — Человек независимо от возраста надеется: вдруг где-то затерялся его счастливый билетик? Между прочим, надежды иногда сбываются.
— Да ладно! — она недоверчиво фыркнула. — Вдруг только пчелка жалит.
— Представьте, не так уж редко между пожилыми людьми возникают доверие, взаимопонимание и теплые чувства. Кстати, как вас зовут?
— Тая. Моя подруга Мара многое могла бы рассказать про "вдруг" и "теплые чувства".
— А что с ней случилось?
— Тоже фантазировала о чувствах. Бабе 65 лет. Два раза официально была замужем, раз пять, как говорится, состояла в отношениях. От всех сама уходила. Но сейчас, в таком-то возрасте пора бы угомониться, грехи замаливать, а она любовь ищет… Когда бросила последнего сожителя, я в шоке была, спрашивала: "Ты, что, совсем с катушек слетела? Где найдешь такого? И порядочный, и не скандальный, и к тебе нормально относится! Какого, рожна тебе нужно?" Знаете, что ответила Мара? "Я, — говорит, — не люблю его. Думала, привыкну, но не привыкается". У меня на глазах они четыре года прожили хорошо, спокойно — и на тебе, любви захотелось! Мол, в ее жизни было много мужчин, но что такое любовь, она не знает, страшно на тот свет отправляться, не испытав настоящего чувства!
Смотрю на нее и не знаю, плакать или смеяться. Спрашиваю: "Сколько лет тебе, помнишь? Если забыла, я напомню!" "И что? – пожимает Мара плечами. — Тебе хорошо говорить, ты любила. Есть хотя бы что вспомнить! А мне и вспомнить нечего". Махнула на нее рукой, пусть делает, что хочет. Каждый с ума сходит по-своему… И вдруг подружка моя непутевая объявляет, что влюбилась! Светится вся. "Когда ты успела?! Где?" "На пляже встретила, — отвечает, смущаясь, как девушка. — Приметила, когда из моря выходил — загорелый, высокий. Видимо, он почувствовал мой взгляд, потому что плюхнулся рядом в шезлонг, кивнул на бутылку с водой, попросил угостить. Когда я передавала ему пластиковый стаканчик, наши взгляды встретились — и все, я пропала! Глаза серые, глубокие. Пообщались. Ближе к полудню Саша, так его зовут, предложил посидеть в кафе"…
Короче, в тот же вечером Мара привела его к себе домой – "на кофе". Он кофе выпил и остался. Целый месяц подруга летала на крыльях — ах, какой он предупредительный, какой ласковый, нежный, настоящее сокровище! Как-то ушла на работу, "сокровище" на кухне кофе пило. Вернулась — нет его. Вроде никуда уходить не собирался… Мара обед уже в третий раз разогревает, а его нет. Укоряла себя, что телефон ему не купила, он ведь не может позвонить, объяснить, где задержался. Всю ночь в окне торчала, высматривала любимого. Кошмары рисовала себе, один другого страшнее. А утром обнаружила, что исчезла спортивная сумка, с которой он пришел! И тапочки из прихожей, которые она ему подарила, и зубная щетка из ванной. И сотовый тоже пропал. Взгляд упал на шкатулку, машинально открыла — ни старинного браслета, который от мамы достался, ни дорогой броши не было. На грани истерики Мара бросилась к тайнику, куда откладывала деньги на поездку в Турцию, — пусто!
…В полиции ее попросили дать сведения о сожителе: как фамилия, где жил до того, как поселился у нее, где работал? Сквозь рыдания Мара бормотала: зовут Сашей, представительный, лет пятидесяти пяти, разведенный, всегда ходит с большой спортивной сумкой, синяя такая с белой полосой… Ее опять спрашивают: фамилия, где жил, где работал? "Фамилия? То ли Глузман, то ли Глузберг. Он назвал, я не запомнила. Но точно на букву "г". "Вы что же, в теудат-зеут не заглянули, не сфотографировали?" "Не-е-ет, — захлебывалась в слезах подруга. — Жил кажется, в Кирьят-Хаиме. Или нет, в Кирьят-Моцкине". О его прошлой работе она ничего не знает — искал новое место, говорил, что проходит собеседования. "И фотографии не осталась?" "Саша не давал, говорил, что всегда получается уродом…" Полицейские переглянулись: ну, просто цирк! Ищи теперь свищи этого представительного на букву "г"…
Из полиции Мара прибежала ко мне: "Я хочу только одного — в глаза ему посмотреть!" "Зачем тебе смотреть ему в глаза?" "Но должна же у него быть хоть капля совести?" "А у тебя должна быть хоть капля мозгов? — рассердилась я. – Привела в дом проходимца, теперь расплачивайся!" "Но он говорил, что всю жизнь о такой, как я, мечтал! Неужели притворялся?" Я подвала ее к зеркалу: "Посмотри на себя, "мечта поэта"! Что ты видишь?" Молчит. "Тогда я скажу: вижу бабульку с увесистыми мешочками под глазами, двойным подбородком и весом почти в центнер!"
— Тая, — прервала я рассказ. — История печальная и, к сожалению, банальная. В разных вариантах она повторяется довольно часто. Но насмехаться над чужой бедой по-моему бесчеловечно. Что поделаешь, одиночество толкает женщин на несуразные поступки.
— Да как же не насмехаться! — откликнулась Тая. — Несколько месяцев Мара оплакивала утраченные грезы и украденные доллары, потом оклемалась и опять посматривает по сторонам, ищет "любофф"! Говорю ей: "Ты так облажалась, и снова здорово? Учти, следующий хахаль и месяца не продержится, у тебя уже красть нечего". Отвечает: "Если один мужчина оказался недостойным, это не значит, что все такие".
— Отчаянная у вас приятельница, — усмехнулась я. — Впустить человека с улицы и даже фамилии не спросить.
— Да что вы! — отмахнулась Тая. — Какие документы? О таком пустяке она и не вспомнила. А вспомнила бы, все равно не стала бы спрашивать документы из страха, что обидится и уйдет. Этим и пользуются прохвосты на доверии.
— Вы так зло говорите о подруге, наверное, потому, что не случалось бывать в ее обстоятельствах.
— А какие такие у Мары особенные "обстоятельства"? У нее внуки в Ашкелоне. Занялась бы ими, вместо того чтобы дурью маяться. Что касается меня, я свою порцию несчастий получила, но в отличие от Мары, выводы сделала. Потому и злюсь на нее: дожила до старости, а ничего не поняла в этой жизни. Ну, была у меня любовь! Вспоминать тошно.
— Что так?
— Муж — потомственный алкоголик. Нужно еще что-то объяснять?
— Как же вы за него вышли?
— Когда выходила, он даже вкуса пива не знал. У него родители были запойными. Жора, муж мой, ненавидел их и стеснялся. До 26 лет в рот спиртного не брал. А потом проросло родительское семя, природа свое взяла! Как с цепи сорвался. Глаза заливал, будто наверстать хотел, чего не допил. Пьяный становился бешенным. Бросался с кулаками на меня, на собаку, на соседку — кто под руку попадет. Потом каялся, плакал, просил устроить на лечение. Куда я только не ездила с ним — и к ворожеям, и к гипнотизеру, и подшивался он несколько раз. Пару месяцев держится, и опять срыв. Трезвым Жора был не человек — золото! Выпьет полстакана — в дьявола превращается. Жили мы в поселке городского типа под Днепропетровском. Зимой зачастую отключали воду, приходилось таскать ведрами из колодца. Однажды Жора пришел в стельку пьяный, заметил ведро, подтащил меня к нему и стал окунать головой в ледяную воду…
— Как же вы жили в таком ужасе? — не выдержала я. — Почему не сбежали?
— Сбегала. А через пару дней возвращалась. Не могла я без него, любила очень. И Жора меня любил, не всегда же он был в зверином обличье, случались и просветы. Тогда нам было очень хорошо вместе. Умер Жора от цирроза печени в 36 лет. Я так убивалась, чуть следом за ним не померла. Вот такая у меня любовь была…
— Больше замуж не выходили?
— Вышла. Я и сейчас замужем. Вскоре после того, как Жоры не стало, на меня еще одна напасть свалилась — беда к беде клеится. Квартира, где мы жили, принадлежала мужниной тетке. Она обещала завещать квартиру Жоре, а тут выясняется, что незадолго до своей кончины переписала ее на племянницу. Что мне было делать? Переехала в город, устроилась на завод, общежитие получила. Через какое-то время за мной стал ухаживать мастер цеха, вдовец. Леонид был старше на 14 лет, положительный, серьезный. Мне тогда было 39, ему 53. О чувствах между нами речи не шло. Ему нужна была хозяйка, мне пристанище, надоело жить в общежитии с молодыми девчонками. Леонид хорошо ко мне относился, и я его уважала. Поженились. Живем уже четверть века. С ним и в Израиль приехала — я украинка, он еврей.
Через паузу Тая продолжила:
— В следующем году Леониду будет 80. Ничего, держится. Борется с Паркинсоном — болезнь не лечится, лекарства только тормозят ухудшение. Я, конечно, при нем. Слежу, чтоб принимал таблетки вовремя, чтоб не уставал, не ел вредное. Он переживает, что помогать по хозяйству, как прежде, не может. Да не нужна мне его помощь! Только бы сам, насколько возможно, в порядке был. Смотрю, как у него руки дрожат, когда картошку чистит, и сердце сжимается… Не знаю, может, это и есть чувство? А "любофф"… Баловство для молодых.
Еженедельно в газете "Новости недели" появляются публикации диалогов ведущей рубрики "Вот и встретились два одиночества", известной журналистки Инны СТЕССЕЛЬ с желающими найти свою половину и одновременно — при желании — исповедоваться. Это своеобразный клуб знакомств, который является совместным проектом редакции и хайфского клуба общения. Мы решили познакомить вас с некоторыми наиболее любопытными публикациями. Если вы захотите связаться с соискателями — координаты публикуются по четвергам в газете. Дополнительные сведения о проекте можно получить по телефонам: 054-7533771, 04-8627884 (телефон-факс). Письма и заявки на интервью следует отправлять на почтовый адрес клуба — NESHER, 36772 № 1307 или по адресу: Хайфа, улица Мартин Бубер, 22 – 16. Можно воспользоваться электронным адресом: [email protected].
