Мини-повесть из бытия русско-американских евреев
Александр МАТЛИН, Вест Палм Бич, Флорида
Продолжение. Начало читайте здесь
Кто из нас может предугадать, где его поджидает опасность? Вы живёте своей размеренной, осторожной жизнью. Вы не делаете ничего, что может её нарушить. Вы останавливаетесь на каждом перекрёстке и оглядываетесь на каждом изгибе вашего пути. Вы взвешиваете каждое слово даже перед тем, как сказать «доброе утро». Вы не принимаете никаких решений, которые, как вам кажется, могут что-то изменить или чуть-чуть искривить в вашей жизни. И вдруг, в тот момент, когда вы этого меньше всего ожидаете, а вы никогда ничего не ожидаете, вас постигает непостижимое ЭТО. И вы не можете понять: почему? Когда и где я мог так споткнуться или поскользнуться, что сам этого не заметил? Вы напрасно себя терзаете. Вы никогда не получите ответа на этот вопрос, потому что его нет.
После встречи с Сильвией Мак-Шварцман я перестал спать. Пялясь на тусклый свет уличного фонаря за окном спальни, я снова и снова проигрывал возможные варианты выхода из тупика, в который меня загнала подлая Сильвия. Я боялся отказать ей в той «помощи», которую она от меня ожидала. Но оказать ей эту «помощь» я не мог. Для этого у меня не было ни фактов, ни желания вступить в сделку с совестью. Я не мог представить себя в роли стукача.
Я попытался поделиться и посоветоваться с женой. Она выслушала моё тревожное повествование об опасности, которая нависла над моей компанией и о коварном вторжении «Парижских новостей» в мою жизнь, не проявляя эмоций. Похоже, что она даже не поняла, о чём я рассказывал.
Вообще, последнее время Зина была настолько зачарована своей работой, что это вытеснило интерес ко всему остальному, включая меня с моими проблемами. В связи с чрезмерной занятостью она стала задерживаться на работе, иногда до позднего вечера. Она приходила домой усталая, но всегда в приподнятом настроении. В её рассказах о чрезмерной занятости по-прежнему участвовал её босс, Тайлер Смит. Вначале он фигурировал как мистер Смит, а позже — как Тайлер. Босс ценил её преданность работе так высоко, что повысил в должности и прибавил зарплату. Однажды работы оказалось столько, что ей пришлось задержаться на всю ночь. Она вернулась домой только вечером следующего дня.
Я знаю, что вам, читатель, поведение моей жены может показаться несколько подозрительным, но меня оно нисколько не беспокоило. Не потому, что я, как любящий муж, не сомневался в её верности, а потому, что мне было просто не до неё. Надо мной сгущались грозовые тучи, ураган мог разразиться в любую минуту, хотя кроме меня никто в офисе об этом не знал.
Через неделю после моей угрожающей встречи с Сильвией Мак-Шварцман раздался звонок, и ворчливая Грейс сказала:
– Вам опять звонит эта сука. Соединяю.
– Подождите, Грейс, – сказал я. – Почему вы её так называете?
– Потому что я знаю, чего она добивается, – проворчала Грейс. – Соединяю.
В трубке раздался ненавистный мне голос Сильвии. Нарочито демонстрируя своё дружелюбие, она сказала:
– Привет, Алекс! Как дела? Вы подумали о нашем разговоре? Как насчёт ланча? Если вам не понравилась «Летучая мышь», мы можем встретиться в другом ресторане.
Этот звонок не застал меня врасплох, я ждал его целую неделю.
– Спасибо, Сильвия, я не голоден, – произнёс я с натужной вежливостью. – К сожалению, я не могу вам помочь. Я ничего такого… м-м.. важного… ну, того, что вы хотите… ничего такого не знаю… Поэтому… извините…
– Вы уверены? – перебила Сильвия.
– Да, уверен. Извините.
– Ну что ж, как хотите. – В голосе Сильвии зазвучал холодный металл. – Это ваше дело. Я только хотела вас защитить. Если передумаете, позвоните мне. Всего хорошего.
Я положил трубку и с облегчением выругался про себя по-русски. Сомнения кончились. Я отдался на волю судьбы, и дальнейшее от меня не зависело. Будь что будет. Авось, не посадят, всё-таки это Америка.
Вечером я ещё раз попытался излить душу жене. В конце концов, она должна была понять ту безвыходную ситуацию, в которой я оказался и то самоубийственное решение, которое я принял. Вернее, то, что я не принял никакого решения, и теперь это грозило мне потерей работы, а значит… Что это значит, я не очень чётко себе представлял. Я не ждал совета или ободряющей поддержки. Мне нужно было просто минимальное человеческое сочувствие. Не дослушав меня, Зина сказала, что ей очень жаль, но она устала от работы и у неё болит голова. Я опять остался наедине со своими тоскливыми предчувствиями. Каждый день я с трусливым трепетом просматривал газету «Парижские новости», но роковая публикация всё не появлялась. От этого ожидание беды становилось ещё мучительнее.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
* * *
Шли дни, и я начал постепенно успокаиваться. Работа поглощала мои мысли и эмоции. Иногда мне приходилось ездить на совещания к заказчикам. По природе нашего бизнеса, заказчики не могли располагаться слишком далеко. Сто миль, от силы сто пятьдесят было максимальным удалением от места изготовления панелей и балок до места строительства; перевозка на более далёкие расстояния делала бизнес нерентабельным.
В одну из таких поездок я освободился в середине дня, чувствовал себя усталым и невыспавшимся, и решил в офис не возвращаться. Дома, привычно поднявшись на второй этаж, я стал отпирать дверь в свою квартиру, но дверь не отпиралась. Я вынул ключ из замка, снова вставил его в скважину, но дверь по-прежнему не отпиралась. Наконец, я понял, что она просто была не заперта и я мысленно обругал жену за то, что она оставила квартиру не запертой. Я прошёл в ванную, вымыл руки и направился в спальню переодеться. Открыв дверь спальни, я остолбенел. Там, перед открытой платяной кладовкой стоял человек. При моём появлении он оглянулся и застыл, глядя на меня остекленевшими от страха глазами. В течение следующей секунды я успел его разглядеть. Это был мужчина среднего роста, среднего возраста и, судя по лицу, средних умственных способностей. Я бросился в гостиную к телефону, но тут пришелец ожил и закричал трагическим баритоном точь-в-точь как Герман в третьем акте «Пиковой дамы»:
– Не пугайтесь, ради Бога не пугайтесь! – Он умоляюще сложил руки на груди. – Прошу вас, не звоните в полицию! Я всё объясню.
Я почувствовал, как мой испуг сменяется злостью.
– Как вы сюда попали? – спросил я, уже не от страха а, скорее, из любопытства.
– Она дала мне ключ.
– Кто «она»?
– Ваша жена.
– С какой стати?
– Ах, прошу вас, – заныл незнакомец, – пожалуйста, не кричите на меня. Вон там, на тумбочке, лежит её письмо. Это вам. Там она всё объясняет. Мы с ней любим друг друга и решили жить вместе. Только, пожалуйста, не убивайте меня из ревности, а то все наши планы расстроятся.
– Хорошо, убивать не буду. Вообще, кто вы такой?
– Меня зовут Тайлер, – сказал пришелец, немного успокоившись. – Мы работаем вместе. У вас очень способная жена.
– Ага! Ну как же, конечно. Тайлер. Мне ваше имя знакомо.
– Что вы говорите! – обрадовался Тайлер. – Что она вам обо мне рассказывала?
– Что вы идиот.
– Ха-ха-ха! – Тайлер искренне расхохотался и повеселел. – У вас прекрасное чувство юмора.
– Спасибо. Скажите, зачем она вас сюда послала?
– Чтобы забрать её вещи. Она сказала, что в это время вас не бывает дома.
– Тогда почему она сама не приехала?
– Она боялась: а вдруг вы окажетесь дома?
– А откуда вы знаете, какие вещи ей нужны?
– Она мне дала список. Очень подробный список. Вот он, посмотрите.
Он вынул из бокового кармана несколько листов, сложенных вчетверо. Список был чрезвычайно подробным и разделён на категории: платья, юбки, шляпки, нижнее бельё, обувь, парфюмерия и прочее. Нижнее бельё разделялось на подотделы: трусы, лифчики, колготки и т.д. Каждая вещь снабжалась кратким описанием модели и цвета. Я представил себе, что жена составляла этот список в течение долгого времени. Она всерьёз готовилась к такому важному шагу как смена спутника жизни.
– Я почти всё нашёл, – сказал Тайлер. – Вот только одну вещь никак не найду: синюю юбку в тонкую белую поперечную полоску. Вы не знаете, куда она могла её задевать? Ах да, и еще серые колготки среднего размера.
Мне стала недоедать эта комедия. Хотелось переодеться, принять душ и выпить стакан крепкого чая. Я сказал:
– Извините, ничем не могу помочь. Можете уходить.
– Да, да, конечно, сейчас уйду. Как только найду недостающие вещи…. Кстати, откуда у вас акцент? Вы тоже из Чехословакии?
– Почему «тоже»?
– Так же, как Зина. Вы тоже оттуда?
– Почему вы решили, что она из Чехословакии?
– Она мне так сказала. А вы этого не знали?
Я понял, что у моей жены проявился типичный «русский» комплекс ущербности. Наши иммигранты стесняются быть из России. Любая другая страна для них как-никак заграница и потому звучит лучше. Ну, на то, чтобы быть из Франции или Швеции, они не смеют замахнуться, а какая-нибудь Чехословакия или Болгария вполне подходят. Не скрывая злорадства, я сказал:
– Она вас обманула. Мы с ней оба из России.
– Ну да, – согласился мой гость, нисколько не удивляясь. – Разве это не одно и то же? Я, правда, не уверен: Чехословакия — это часть России или Россия — часть Чехословакии?
– Послушайте, Тайлер, – сказал я, – если вы сейчас же не покинете мою квартиру, я вызову полицию.
– Я уйду, я уйду, – заволновался гость. – Вот только с юбкой надо решить. Тут есть одна синяя в белую полоску, но полоска не поперечная, а продольная. Как вы думаете, может быть, ваша жена имела в виду эту юбку? Она иногда путает слова.
– Я звоню в полицию.
– Ах, пожалуйста, дайте мне ещё пять минут собрать вещи. Прошу вас, не звоните в полицию. Если меня арестуют и посадят в тюрьму, ваша жена очень расстроится. Ей придётся вернуться к вам.
– Ну уж нет, до этого не дойдёт, можете быть спокойны.
Пока любовник моей жены собирал вещи, я прочёл её письмо, хотя его содержание и даже выражения легко было предугадать. Единственное, на что я обратил внимание, было пышущее благородством заявление о том, что она не имеет ко мне материальных претензий. Это натолкнуло меня на мысль.
Когда искатель юбок наконец покинул мое помещение, я не стал переодеваться, а поехал в банк, где открыл новый счёт и перевёл на него все деньги со старого счёта, к которому моя недолговечная спутница жизни имела доступ. На обратном пути я заехал в хозяйственный магазин и купил дверной замок. В тот же вечер я поменял замок — не ради безопасности, а из опасения, что жена может сдуру почувствовать угрызения совести и вернуться.
* * *
Разлука с женой не сильно меня огорчила. А если говорить откровенно – совсем не огорчила. Это назревало давно, и я только не мог понять, почему ей понадобилось столько времени на то, чтобы откликнуться на зов сердца. Наверно, не могла пока не будет составлен список вещей, необходимых для дальнейшего счастья. Так или иначе, её исчезновение ничего не изменило. Она выпала из моей жизни легко и безболезненно. Как и раньше, мои мысли и эмоции были сосредоточены на работе.
Однажды в конце рабочего дня меня вызвал Загрудски. Вообще, в последнее время я видел его крайне редко. Дела компании шли хорошо, с инженерной, то есть с моей стороны проблем не было, и потому у него не было причин со мной общаться.
Войдя в кабинет босса, я похолодел. За столом для совещаний заложив ногу на ногу, сидела Сильвия Мак-Шварцман, как всегда элегантно одетая и с сигаретой в левой руке, между средним и указательным пальцами. Судя по количеству окурков в пепельнице, она здесь пребывала давно. Загрудски не сидел, а ходил по кабинету. Я никогда не видел его таким растерянным и каким-то потрёпанным.
Он кивнул мне, жестом предложил сесть и сказал, обращаясь к Сильвии:
– Познакомьтесь. Это наш главный инженер, мистер…
– Мы знакомы, – сказала Сильвия, глядя сквозь меня.
– Ах, да, конечно, конечно, помню, -– подтвердил Загрудски и добавил, теперь в мою сторону: – Но сегодня мисс Мак-Шварцман навестила нас… э-э… так сказать, по другому поводу. Может быть вы, мисс Мак-Шварцман, объясните Алексу, что вас к нам… так сказать… привело.
– Объясняю, – сухо сказала мисс Мак-Шварцман. – Ваша компания отказала в приёме на работу инженеру афроамериканского происхождения, мистеру Джеймсу Джонсону.
Далее она выразила крайнее удивление в сочетании с крайним возмущением и ещё чем-то не менее крайним, чего я не понял, но не стал уточнять. Она напомнила о том, что вся страна поражена расизмом. И что наш отказ мистеру Джонсону в приёме на работу как раз и есть не что иное, как проявление белого расизма. Расизм в компании «Сборные горизонты» очевиден также из того, что при общем штате в 58 человек в компании всего четыре афроамериканца, то есть меньше семи процентов, в то время как граждане афроамериканского происхождения составляют двенадцать процентов населения Соединённых Штатов. И теперь она готова выслушать моё объяснение, поскольку мистер Загрудски сказал, что решение не принимать на работу мистера Джонсона было принято на основании моей рекомендации.
Стерва, не моргнув газом сделала вид, будто она со мной не встречалась и не пыталась с моей помощью утопить мистера Загрудски. Она выжидательно смотрела то на меня, то на несчастного Загрудски, который уже не ходил по кабинету, а сидел за своим столом, отрешённо глядя перед собой.
– Я жду вашего объяснения, – сказала стерва.
Надо мной был занесен нож гильотины. Я видел его исправно заточенное лезвие и знал, что в следующее мгновенье он упадёт, и навсегда отрубит мою надежду на успешное продолжение так удачно начавшейся карьеры. Собравшись с силами, я кое-как промямлил:
– Мистер Загрудски сказал, что он сам проверил и что этот чёрный… ну… мистер Джеймс Джонсон… что он нигде не учился, и поэтому….
– Вы не должны говорить «чёрный», – сердито перебила Сильвия. – Это расизм. Надо говорить «африканский американец» или «афроамериканец». Мистер Загрудски, это правда — то, что говорит Алекс?
– Конечно, нет, – не моргнув глазом, мягко, почти по-дружески сказал Загрудски. – Алекс плохо понимает по-английски и, наверно, не разобрал то, что я ему говорил. Кроме того, он сам подал мне меморандум с просьбой отказать мистеру Джонсону в приёме на работу.
– Меморандум? В письменном виде? – Глаза Сильвии заблестели. – Можно на него посмотреть?
– Разумеется.
Загрудски позвонил в колокольчик, и на зов явилась ненавистная секретарша, одетая для того, чтобы идти домой. Был шестой час.
– Грейс, – сказал босс, – пожалуйста, найдите меморандум Алекса о его интервью мистера Джонсона. Это очень важный документ.
– Сейчас не могу, – отвечала Грейс. – Завтра поищу.
– Это очень важный документ, – повторил Загрудски, глядя почему-то не на Грейс, а на Сильвию.
– Я даже не знаю, где искать, – проворчала Грейс. – Завтра поищу. А сейчас мне пора. Мой рабочий день кончился.
Не прощаясь, она развернулась и покинула кабинет. Сильвия с презрением посмотрела на смущённого Загрудски и снова повернулась ко мне.
– Алекс, вы можете подтвердить, что вы подали мистеру Загрудски меморандум, о котором он говорит?
Нож гильотины угрожающе вибрировал, готовый сорваться и упасть, и при этом я вместе с гильотиной, летел в пропасть, где чернела пустота. В ушах свистел предсмертный вихрь. Я с трудом, словно сквозь подушку воспринимал то, что говорила Сильвия. Терять уже было нечего.
– Не могу, – сказал я, и мой собственный голос показался мне незнакомым. – Не писал. Не помню… Извините… Спасибо…
Ничего более не соображая и не оглядываясь, я вышел из кабинета, спустился вниз по лестнице и покинул здание офиса. Вскоре до меня дошло, что я сделал непростительную ошибку, но уже было поздно…
Утро не оказалось мудренее вечера. Я проспал и пришёл на работу позже обычного. При моём появлении Грейс поднялась из-за стола и, не дав мне зайти в свой кабинет, жестом велела немедленно следовать за ней к боссу. Загрудски выглядел мрачным и встревоженным. Не поздоровавшись и не предложив мне сесть, он сказал:
– Алекс, вы не помните, куда Грейс положила вашу докладную записку по поводу этого… мистера Джонсона?
– Не помню, вяло отвечал я, избегая встречаться с ним взглядом.
– Грейс не может её найти. Это очень важный документ. Вы его хорошо поискали, Грейс?
– Да, да, хорошо поискала. – В голосе Грейс сквозило раздражение. – Я такой документ не помню и не могу найти. Больше ничем не могу помочь.
В этот день я задержался на работе. Работы было много, а дома меня никто не ждал. Когда офис опустел, я решил сам поискать этот самоубийственный меморандум. Наугад заглянув в несколько ящиков, в которых Грейс хранила документы, я понял, что ищу иголку в стоге сена. На всякий случай я пролистал стопку бумаг на столе Грейс и зачем-то заглянул в её мусорную корзину. И тут… я решил, что мне показалось. Я вытащил корзину из-под стола и высыпал на стол её содержимое. Нет, мне не показалось. Там среди прочих ненужных бумажек лежал тот самый мой меморандум, разорванный в мелкие клочки. Все остальные ненужные листки были выброшены целиком или разорваны пополам, и только мой документ был истреблён со страстью, до клочков величиной с ноготь, не сохранивших ни одного целого слова, ни даже полслова. Кроме меня, знающего свой почерк, ни одна живая душа не смогла бы понять, чем когда-то были эти клочки.
На следующий день по дороге на работу я заехал в супермаркет, купил букет гвоздик и, придя в офис, вручил его Грейс.
– Это ещё зачем? – проворчала она, подняв на меня глаза.
– Просто так, – отвечал я. – По случаю хорошей погоды.
– Ну, тогда спасибо.
Впервые за всё время на лице Грейс проступило некое подобие улыбки.
Продолжение следует
