Сама по себе ситуация, когда сын по собственному равнодушию или под чьим-то воздействием бросает на произвол судьбы девяносточетырехлетнюю мать, немыслима. Но всё ли так просто и понятно в этой истории?
Инна СТЕССЕЛЬ
— Хочу попросить, чтоб редакция направила ко мне домой корреспондента. Для написания книги.
Голос женщины звучал приглушенно, но слова она произносила очень четко.
— Книги о чем? — спросила я.
— Обо мне, — ответила женщина. — Не потому что я нуждаюсь в славе, нет, мне уже мало что нужно. Но я прожила большую и трудную жизнь, как и все поколения, рожденные в тридцатых, сороковых, пятидесятых годах. Думаю, этим сейчас уже очень пожилым людям будет интересно прочитать про свое прошлое, которое у многих из нас было общим. У меня хорошая память. События тех лет, перенесенные испытания помню, словно они вчера случились. Из многих умений, которыми я когда-то владела, у меня сохранилась одна — способность связно рассказывать. Так что, если ко мне пришлют корреспондента, ему нужно будет только записывать за мной. Так как? Я могу рассчитывать, что придет сотрудник газеты?
— Об этом вам нужно поговорить с редакцией.
Женщина помолчала, а потом поинтересовалась:
— А кое-что из своей жизни я могу рассказать для рубрики "Вот и встретились два одиночества"?
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
— Конечно. Как вас зовут?
— Дора. У меня другое имя, но пусть будет Дора — так звали мою покойную подругу, которую я очень любила. Родом наша семья из Буковины, из города Черновцы. Мы с мужем и двумя сыновьями репатриировались в 1973 году за десять дней до Войны Судного дня. Муж четыре года назад умер. Его судьба — особый рассказ. Он прошел через гетто, концлагерь, все ужасы, которые евреям уготовили нацисты, и чудесным образом остался жив. Он был очень сильным человеком, жил с одной почкой, обе ноги обморожены, но не позволял, чтоб его считали больным, в Израиле двадцать лет работал в авиационной промышленности. Знаете, у меня была мысль самой описать наши с мужем истории, но я долго не решалась начать, а потом стало плохо со зрением. Я вообще не понимаю, как существую. Сколько, вы думаете, мне лет?
— Не представляю. Сколько?
— 12 апреля исполнилось 94 года!
— Ого! Желаю вам дожить до 120!
Она усмехнулась:
— Не уверена, что хотела бы так долго тянуть.
— Вы живете с кем-то из сыновей? — спросила я.
— Нет, одна. За мной ухаживает метапелет, замечательная женщина, мне думается, что только благодаря ей я еще жива. Вашу газету я читала с тех пор, как 35 лет назад она начала выпускаться, — продолжала Дора, — сейчас не вижу, и мне читает моя помощница. Недавно в вашей рубрике мы с ней прочли рассказ об отце, который целую жизнь все делал для своих сыновей, а на старости лет они его бросили. Он спрашивает себя, стоило ли стараться ради семьи, если с ним так поступили. В отличие от этого человека, я себе подобных вопросов не задаю, хотя у меня такая же история со старшим сыном. Я была и остаюсь преданной своим детям. Но вот старшего сына уже четыре года не видела, со дня похорон мужа. Ни телефонного звонка, никакого интереса, жива я или уже отправилась на небеса… Вычеркнул меня из своей жизни.
— Он живет в Израиле?
— Да, и не очень далеко от меня.
— Как же так получилось? Между вами произошла размолвка?
— Никаких размолвок не было, — ответила Дора.
— Но должна же быть какая-то причина?..
— О причине мне даже говорить неловко, хотя чувствую, что должна высказаться.
И Дора начала рассказывать:
— Я уже сказала, что у нас с мужем два сына. Старший очень успешный, окончил Хайфский университет с отличием, программист. Его жена — медсестра в госпитале, где лечат людей с послевоенными психическими травмами. Их сын, мой внук, окончил в Германии консерваторию. Семья благополучная. Сын построил прекрасный трехэтажный дом, мы с мужем, как могли, помогали с этим строительством. В общем, все у них хорошо. У младшего дела сложились менее удачно. В Ливанскую войну он был ранен, осколок застрял в теле, и врачи так и не смогли его извлечь. У него нелегкая работа, и жилье он купил по своим деньгам, плохонькое… Однажды, когда муж был уже болен и жил на одних уколах, он завел со мной разговор о наследстве, которое состоит из нашей квартиры и небольших сбережений. Муж считал, что нужно подумать о сыновьях, поскольку он скоро уйдет, а я к тому времени уже перешагнула девяностолетие.
Муж сказал:
— Нашу квартиру по закону нужно разделить между сыновьями. Но старший ни в чем не нуждается, давай отдадим ему сбережения, а квартиру оставим младшему, она ему нужна намного больше. Так будет справедливо.
Я согласилась.
Мужа уже не было на свете, когда я вызвала старшего сына и объяснила, как отец решил распорядиться наследством. Он выслушал с пониманием. Я отдала ему все деньги, которые мы с мужем собрали за годы жизни в Израиле, а насчет квартиры договорились, что она остается брату. Все было решено, так сказать, полюбовно. Но через какое-то время приезжает ко мне невестка, жена старшего сына, и, едва переступив порога, заявляет:
— Больше мы с вами общаться не будем. Да, вы нам чем-то помогали, но это в прошлом. Сейчас вы поступили так, что мы никогда вас не простим!
Я даже не сразу поняла, о чем она говорит. И невестка, кипя от ярости, объяснила:
— Вы лишили нас квартиры, на которую мы строили планы! Забыли, что у вас есть внук. А теперь забудьте о нашем существовании!
С тем и ушла. И вот уже четыре года от старшего сына ни слуху, ни духу.
— Но ведь вы отдали ему сбережения, и он принял их, — удивилась я.
— Да, — подтвердила Дора. — Сын слова не сказал против того, чтоб наша квартира досталась брату. А невестка посчитала иначе. По ее понятиям все, что мы нажили, должно было перейти к ней. Но невестка, в конце концов, чужой человек, я на нее даже не обижена. А как сын может так поступать со мной, не понимаю. Это же родная кровь! Настолько попал под влияние жены, что забыл, что мужчина и имеет свою голову на плечах?
— Дора, вы пробовали связаться с ним по телефону?
— Он не отвечает на звонки. Психолог, которая меня навещает, как-то пыталась поговорить с ним, ничего не вышло. Он не хочет общаться.
— А младший сын? Вы поддерживаете с ним отношения?
— Да, младший мне помогает. Вчера вон возил к зубному врачу.
— Младший не говорил брату, что тот ведет себя недопустимо по отношению к матери?
— Между ними, увы, нет контактов.
— Дора, вы не пробовали написать сыну письмо? Я допускаю, что невестка не разрешает ему приезжать к вам и звонить, но письмо, скорее всего, попало бы к нему в руки. Может быть, в вашем сыне что-то дрогнет, когда он прочитает его…
— Писать не писала, — призналась Дора. — Но, если честно, я рассказала вам о своей беде с надеждой: вдруг газета попадет к сыну? Вряд ли, конечно, он читает русскоязычную прессу, но, может, кто-нибудь из знакомых, кому известно о моем существовании, расскажет сыну, что я беседовала с журналистом и описала, как он относится ко мне. Это и будет моим письмом! Прочтет он его? Не знаю… Но на душе у меня стало легче оттого, что выговорилась. Я специально не называю ни имен, ни города, где живет сын, чтоб, упаси Бог, не навредить, не опозорить. Бог ему судья. У меня единственная мечта и единственная просьба: чтоб он дал о себе знать, я хочу успеть увидеть его.
Семейные распри, семейные обиды, семейные драмы… Считается, чтобы судить о чьей-то вине или правоте, необходимо выслушать обе стороны. Лично я не думаю, что посторонний человек вообще вправе оценивать отношения в чужой семье. Ему не дано знать, в чем корень непримиримости, какие незаживающие раны нанесли родственники друг другу, и многие, многие нюансы. Но описанный случай не нуждается в дополнительных подробностях. Сама по себе ситуация, когда сын по собственному равнодушию или под чьим-то воздействием бросает на произвол судьбы девяносточетырехлетнюю мать, немыслима.
Еженедельно в газете "Новости недели" появляются публикации диалогов ведущей рубрики "Вот и встретились два одиночества", известной журналистки Инны СТЕССЕЛЬ с желающими найти свою половину и одновременно — при желании — исповедоваться. Это своеобразный клуб знакомств, который является совместным проектом редакции и хайфского клуба общения. Мы продолжаем знакомить вас с некоторыми наиболее любопытными публикациями. Если вы захотите связаться с соискателями — координаты публикуются по четвергам в газете. Дополнительные сведения о проекте можно получить по телефонам: 054-7533771, 04-8627884 (телефон-факс). Письма и заявки на интервью можно отправлять по адресу Хайфа, улица Шоам, 15. Можно воспользоваться электронным адресом: [email protected].
