4 ноября исполняется 29 лет со дня убийства премьер-министра Ицхака Рабина. Трудно сказать, как будет отмечать 30-я годовщина этого трагического события, но в этом году, похоже, ограничится официальной церемонией в Кнессете и на горе Герцля
Петр ЛЮКИМСОН
На момент подготовки этих заметок не были запланированы ни уроки памяти в школах (не исключено, что в некоторых они все же пройдут), ни демонстрации в Тель-Авиве. Да и трудно представить, о чем могли бы говорить сегодня ораторы на таких демонстрациях. Напоминать о том, что политическое подстрекательство может привести к убийству, что называть действующего премьера предателем и монтировать его фотографию в форме офицера СС недопустимо? Но за последние два года нынешнего премьера столько раз называли предателем, убийцей, палачом, диктатором и столько раз повторяли, что он должен был повешен или закончить жизнь, как Чаушеску, что это стало едва ли не признаком хорошего тона. Обсуждать духовное наследие Ицхака Рабина? Но обычно левыми понимались на знамя Норвежские соглашения, а упоминать их всуе сегодня не можно. Правые же относят к наследию Рабина расстрел "Альталены", откровенный политический подкуп трех депутатов "Цомета" для ратификации все тех же Норвежских соглашений, и такую дань памяти вряд ли можно назвать комплиментарной.
Вместе с тем, с духовным наследием Ицхака Рабина все обстоит далеко не так просто. Фигурой он был, безусловно, неординарной и совсем неоднозначной как для своих политических противников, так и для самых яростных сторонников.
Начнем с того, что утверждения о том, что летом 1948 года Ицхак Рабин лично командовал пушкой, которая расстреливала "Альталену", — ничто иное, как миф, запущенный в 1970-х годах активистами "Ликуда". На самом деле "Альталена" была потоплена из орудия Гилеля Дальского, добровольца из Южной Африки, а корректировщиком стрельбы был Айзек Вайнштейн, в недавнем прошлом офицер Красной Армии. Непосредственное же командование обстрелом судна осуществлял лично Игаль Ядин по письменному приказу Давида Бен-Гуриона. Однако Ицхак Рабин никогда не отрицал, что руководил штабом ПАЛМАХа на набережной Тель-Авива, и, судя по всему, до конца жизни считал это решение Давида Бен-Гуриона абсолютно верным, так как ЭЦЕЛ, по его убеждению, в тот момент представлял угрозу для молодого еврейского государства. Но такого же мнения придерживались все ветераны партии МАПАЙ, включая, к примеру, легендарного главу "Моссада" Исера Хареля, с которым автор этих строк успел сделать интервью в 1996 году.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
В то же время бессмысленно отрицать, что Ицхак Рабин был одним из первых бойцов ПАЛМАХа, героически воевал на Войне за Независимость, сыграв немалую роль прорыве блокады Иерусалима, обеспечении коридора между ним и Гуш-Эционом, в захвате Лода и Рамле, а также в целом ряде других операций 1948-1049 годов.
Стремительно продвигаясь по карьерной лестнице, он в 1963 году был назначен начальником генштаба ЦАХАЛа и в этом качестве сыграл огромную роль в подготовке армии к Шестидневной войне. Все сделанные Рабином в этот период назначения на командные посты оказались необычайно удачными, – идет ли речь о Йосефе Тале, Мордехае Ходе, Мота Гуре, Ариэле Шароне или других генералах. Что именно произошло с Ицхаком Рабином накануне Шестидневной войны и в первые ее дни, было ли это на самом деле переутомлением, никотиновым отравлением или обычным малодушием, остается загадкой. Однако известно, что в те дни Рабин сказал Эзеру Вейцману, что готов уйти в отставку, и предложил ему занять пост начальника генштаба. Вейцман ответил, что мечтает об этой должности, но не готов получить ее таким путем, поскольку это станет хорошим подарком арабам.
Дальше был пост посла Израиля в США, возвращение в Израиль, избрание депутатом, назначение министром труда, а в 1974 году – премьер-министром. Как известно, в 1977-м Ицхак Рабин ушел в отставку, взяв на себя ответственность за то, что его супруга Лея нарушила закон и открыла на свое имя долларовый счет в США. На самом деле причин для отставки на тот момент у Рабина было немало, но этот его поступок вошел в историю как пример того, насколько политик должен заботиться о чистоте своего имени и щепетильно относиться к любому связанному с ним нарушению закона, даже если сам об этом нарушении мог не знать. И эта отставка – тоже часть политического наследия Рабина.
С 1984 по 1990 гг. Ицхак Рабин занимал пост министра обороны в двух созданных за это время правительствах национального единства. И когда в 1987 году грянула Первая интифада, он проявил себя как сторонник предельно жесткой борьбы с любыми формами террора. Его указание "ломать кости" палестинцам, бросающим камни, вызвало тогда немалое возмущение в мире, но следует признать, что именно предпринятые по распоряжению Рабина меры привели к подавлению интифады. Одновременно, как считается, именно интифада убедила Рабина в том, что единственным решением конфликта является заключение мира с палестинцами и поэтапное создание палестинского государства.
В 1992 году Ицхак Рабин победил на праймериз в "Аводе", в которых впервые в истории этой партии участвовали все ее члены, а затем – в немалой степени благодаря выходцам из СССР – привел ее к победе на выборах. Заключенные в августе и обнародованные в сентябре 1993 года Норвежские соглашения поначалу были встречены значительной частью израильского общества с эйфорией; их критики подвергались остракизму, и отрицать это бессмысленно. Сам Ицхак Рабин объяснял необходимость возвращения актива ООП из тунисского изгнания в Иудею и Самарию и предоставления властных полномочий Ясера Арафату тем, что тот сможет "куда лучше разобраться со своими террористами без всякого "Бецелема" и БАГАЦа". Эта его знаменитая фраза, кстати, ясно показывает, как именно он относился к израильской судебной системе и пропалестинским правозащитным организациям. И это тоже неотъемлемая часть его политического и духовного наследия, о которой стоит помнить.
Наконец, тем, кто сегодня утверждает, что освобождение заложников, согласно некому высшему этическому коду израильского общества, является высшей ценностью и ради этого стоит пойти на любые условия террористов, стоит вспомнить, как повел себя Ицхак Рабин после того, как 9 октября 1994 года террористы захватили в плен бойца солдата "Голани" Нахшона Ваксмана и в обмен на его освобождение потребовали освободить шейха Ахмада Ясина и еще две сотни террористов. Автор этих строк хорошо помнит вечер пятницы 14 октября, когда истекал срок выставленного террористами ультиматума, как мучительно шла минута за минутой, и весь Израиль гадал, что же решит премьер-министр. А премьер, как известно, решил, что не ведет переговоры с террористами, и отдал указание о начале операции по освобождению заложника. В результате штурма дома Нахшон Ваксман был убит, а при ликвидации засевших там террористов погиб капитан ЦАХАЛа Нир Пораз.
Таким образом, Ицхак Рабин принял тогда такое же решение, что и Голда Меир, отказавшаяся в мае 1974 года выполнить требование террористов, захвативших 89 человек, из которых 84 были детьми, об освобождении 26 их сторонников и отдавшая приказ о штурме, в результате которого 25 человек были убиты и более 30 получили ранения. Так что "израильский этический код" и "сделка любой ценой" – это не про Ицхака Рабина и, тем более, не про Голду Меир. Это, скорее, про Биньямина Нетаниягу, освободившего под давлением общественности более тысячи террористов в обмен на одного Гилада Шалита.
Но вот слова о том, что если хоть один сотрудник палестинской полиции хоть раз выстрелит из выданного нами оружия по военнослужащему ЦАХАЛа, мы повернем мирный процесс назад" – это уже про Ицхака Рабина. Не повернул. Ни после первого, ни после второго, ни после многих других выстрелов. Хотя слухи о том, что с началом новой, небывалой до того волны террора Ицхак Рабин действительно подумывал о том, чтобы остановить начатый им процесс, но для этого ему не на кого было опереться в своем правительстве, верны…
До недавнего времени мне не раз приходилось слышать от бывших лидеров "Аводы", что не будь Рабин убит, он довел бы мирный процесс до конца, и сейчас мы жили бы в мире и сотрудничестве с демилитаризированным палестинским государством. Однако подстрекательская деятельность Биньямина Нетаниягу привела к убийству премьера и, таким образом, помешала осуществиться этому сценарию. После таких монологов остается лишь удивляться аллюзиям человеческой памяти. Во-первых, трудно сказать, довел бы Ицхак Рабин так называемый "мирный процесс" до конца или в какой-то момент все же нашел бы в себе силы остановить его. Во всяком случае, он, безусловно, занимал место на самом правом фланге своего правительства. Во-вторых, по мере роста террора недовольство в народе росло, усугубляясь высоким уровнем инфляции и безработицы. И с начала 1995 года с каждым новым опросом общественного мнения популярность Ицхака Рабина и его правительства неуклонно падала (интернета тогда еще не было, но эти цифры можно найти в интернет-архивах газет "Маарив" и "Едиот ахронот"). В-третьих, когда я говорю, что Ицхак Рабин выступал против слишком поспешного, по его мнению, решения Менахема Бегина отдать Египту всю территорию Синайского полуострова, и что Израилю ни при каких обстоятельствах нельзя будет передать арабам Иорданскую долину и часть Самарии, прилегающую к Модиину, мне не верят и обвиняют во лжи. Или, по меньшей мере, политических фантазиях. Когда же я отвечаю, что именно так написано в мемуарах самого Рабина "Пинкас ширут" ("Послужной список"), эти люди пожимают плечами и добавляют: "Значит, великий Рабин тоже мог ошибаться!" А ведь "Пинкас ширут" — один их важнейших источников по истории создания и первых трех десятилетий существования Израиля! Это, в сущности, и есть наследие Рабина!
Так получилось, что в течение нескольких месяцев 1994-1995 годов автор этих строк входил в небольшую команду журналистов, сопровождавших Ицхака Рабина во всех поездках по стране. В мою задачу входило писать о них репортажи на русском, которые некая специально созданная для этого амута распространяла по разным русскоязычным СМИ. Это дало мне возможность наблюдать за премьером, что называется, с расстояния вытянутой руки. И я не раз поражался огромной для его возраста (тогда в свои 73 года Рабин казался мне глубоким стариком) работоспособности, выдержке, умению твердо стоять на ногах, несмотря на постоянное прикладывание к фляжке… Почти в каждом городе на въезде, а затем и в центре нас встречали демонстрации протеста, участники которых скандировали "Рабин, Рабин, титпатер, ло роцим леха йотер!" ("Рабин, Рабин, уходи в отставку, мы больше тебя не хотим!") и т.п., но не было ни перекрытий дорог, ни призывов повесить премьера, ни выкриков о том, что все его сторонники должны получить пулю в лоб, то есть всего того, что скандируют на демонстрациях сегодня.
Акций протеста было действительно много, как с участием Нетаниягу, так и – куда чаще – без него. Но я опять-таки не помню, чтобы их участники перегораживали дороги (за исключением двух таких попыток, предпринятых движением Моше Фейглина "Зо арцейну"), и уж, тем более, пылающих на них костров, завываний вувузел, грома тамтамов, попыток прорваться в резиденцию премьера и всего прочего. В сущности, всем было ясно, что популярность правительства на нуле, что оно вот-вот падет, и следующие выборы Ицхак Рабин с треском проиграет.
Демонстрация 4 ноября в Тель-Авиве, на которую со всей страны свозили сторонников левого лагеря, включая жителей арабских городов, была, по сути, актом отчаяния, и Игаль Амир своими выстрелами нарушил естественный ход событий, вдохнув в сторонников убиенного премьера новые силы и позволив развязать самую настоящую травлю инакомыслящих. Но, как видим, даже это не помогло…
Убийство Ицхака Рабина позволило на какое-то время превратить его в легенду и канонизировать едва ли не в святые, а также создать некий миф о его "великом наследии". Великим оно, безусловно, не было, но свой след в истории он, безусловно, оставил.
То, что именно после убийства Рабина начался, пусть и некоторыми вспышками (осенью 1994 – зимой 1995 года и весной-летом 1999 года), закат партии "Авода" было, безусловно, не случайным. Ицхак Рабин и Шимон Перес, бывшие непримиримыми врагами в личной жизни, олицетворяли собой те самые идеалы, на которых строили Израиль Давид Бен-Гурион, Леви Эшколь, Голда Меир и другие их великие предшественники. Все они, будучи весьма далекими от иудаизма, оставались евреями до мозга костей, и национальная составляющая государства была для них отнюдь не пустым звуком. Именно убежденность в том, что Израиль должен быть еврейским и демократическим государством одновременно, причем первое даже важнее второго, и составляет суть их общего наследия. Для их преемников, представителей уже следующего поколения левого лагеря, порядок приоритетов был несколько иным, что в итоге и привело возглавляемую Рабиным и Пересом партию к идеологическому и политическому краху. И когда они с придыханием говорили об Ицхаке Рабине и его заветах, то всегда представляли его таким, каким он никогда не был: фанатичным миротворцем, убежденным либералом, сторонником полной секуляризации государства и т.п. И я не уверен, что реальный Ицхак Рабин сегодня подал бы руку тем, кто считает себя его наследниками.
"Новости недели"
