Почему Роза вдруг нашила мне на платье эту «Сарру»? — недоумевала бабушка
Ирина КРУПИЦКАЯ
Эту историю я вспомнила в ту субботу, когда в синагоге читали главу Торы под названием «Жизнь Сары». Жизнь этой необыкновенной женщины, красавицы и пророчицы, верной спутницы первого еврея Авраама, вместила 127 лет и продолжилась в ее очень позднем единственном сыне Ицхаке — муже самоотверженной Ривки — и в их детях. То есть в нас. Мы все — уцелевшие потомки праматери Сары.
Вернее, если опираться на русское произношение — Сарры. С этим раскатистым «р», которое так выразительно копировали бывшие соотечественники-антисемиты, обожавшие сальные «еврейские анекдоты» с участием «Саррочки» и «Абрамчика». И все-таки несмотря ни на что, главные еврейские имена сохранялись в условиях тяжелейших преследований — во всяком случае, еще в поколении наших бабушек. Хотя и им приходилось несладко в стране почти победившего коммунизма, где первой целью было — ассимилировать евреев «кнутом и пряником». Евреи, в свою очередь, «шифровались», подстраивая свои нежелательные имена под более благозвучные. Как по этому поводу шутили: «Пинхас — Пантелеймон, Хаим — Харитон, а Сруль — Сережа»…
* * *
Роясь в фотоснимках былой поры, впервые обнаружила тот, где моя бабушка Римма запечатлена в "историческом платье". Его связала вручную к ее дню рождения единственная уцелевшая после войны сестра Роза. Платье — из роскошной синей шерсти, с монограммой и серыми и светлыми полосами по подолу, воротнику и рукавам, с поясом, который подчеркивал тонкую бабушкину талию — неизменно привлекало внимание (и особенно тех, кто понимал в искусстве вязания).
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Но я знала: бабушка это платье не очень любила и редко надевала. Почему? Из-за изящно выполненной монограммы…
Да-да. В тот момент, когда подарок сестры Розы был извлечен из посылочного ящика, и началась примерка платья перед зеркалом трюмо, я оказалась свидетелем навсегда запомнившейся мне сцены. В новом платье бабушка казалась счастливой, помолодевшей. Но вдруг, всматриваясь в свое отражение в зеркале, она странно охнула, после чего воскликнула с досадой:
— Зачем Роза это сделала?! Чего вдруг вспомнила? Ведь этим именем меня никто, включая ее саму, давно уже не называет!..
И тут я впервые узнала, что, оказывается, настоящее бабушкино имя — Сарра-Рива. Она была первым долгожданным ребенком, родившимся у красавца Янкеля Медника от его второго брака с Сосл Зильберберг. В первом браке мой прадед имел многочисленных потомков, вместе с которыми когда-то переселился в Америку, где очень благополучно устроилась его родная сестра… Но вдруг почему-то решил вернуться в Россию — с ее погромами, революцией, голодом, гибелью близких. Ради чего он вернулся? Неужели все решила любовь к девушке Сосл Зильберберг (как я сейчас понимаю, это сокращение имени Шоша, Шошана)?
В минуту особой откровенности мне было поведано, что мою прабабку пытались выдать замуж, но она ни за что не соглашалась, забаррикадировавшись в своей комнате. И тогда родные отступились, смирившись с ее браком с разведенным…
Янкель, кстати, едва не погиб во время набега на город очередной банды. Атаман предлагал ему на выбор пытки: выколоть глаза, отрезать уши или, может, еврей желает лишиться языка?..
Сосл страшно кричала, ее пытались оттащить. Но «разобраться» с обоими бандитам тогда не удалось: началось наступление очередной «армии», и убийцы вынуждены были срочно ретироваться из города, в спешке бросив свои жертвы…
В этом браке, продлившемся до самой, увы, ранней смерти Янкеля, родились пятеро детишек. Старшей девочке дали сразу два имени из Торы — Сарра и Рива. В память о двух ее бабушках — с отцовской и материнской стороны. Отец, по ее словам, был мягкий, добродушный человек — из тех евреев, которые не очень-то умеют «крутиться» ради заработка. Дети его обожали (бабушка и ее сестра даже своих дочерей назвали одинаково — в память об отце: «Янна»). Но дом держался на матери, которая вела хозяйство твердой рукой, детей сама обшивала, держала корову, сдавала комнату в доме квартирантам-дачникам. Была большой аккуратисткой, дом всегда сверкал. Строго соблюдала еврейские праздники… В нашей семье сохранилась прабабушкина ступа, в которой еще там, в Новоград-Волынске, толкли мацу в Песах.
Моя бабушка росла здоровым, красивым, любознательным ребенком. Прекрасно училась, впоследствии стала отличным профессионалом-инженером. По паспорту она так и осталась Саррой Яковлевной, но в связи с подарочным платьем «с монограммой» она мне честно призналась, что ей никогда не нравилось библейское имя (которое в той стране превратилось в имя «из скабрезных анекдотов»). И методом «отсечений» она трансформировала его в «пристойное» по звучанию имя «Римма».
Хотя, если откровенно, она так навсегда и осталась Саррой — женщиной с сильным характером. Какой и подобает быть носительнице имени нашей праматери Сары. Мой брат Вадик (неоднократно выбиравший наших бабушек — сестер Римму и Розу — в качестве своих фотомоделей — благодаря чему сохранились, действительно, замечательные черно-белые фотоснимки) побаивался моей строгой бабушки, которая считала, что ее младшая сестра слишком «балует ребенка». Во время летних отпусков Сара-Рива не очень успешно, но все же пыталась «наверстать упущенное» в воспитании внучатого племянника…
Бабушка в 27 лет осталась одна с маленькой дочерью, пережила войну, схоронила мать в Средней Азии (до последней минуты не признавшись той, что получена похоронка на младшего брата Эли, подорвавшегося на мине под Ленинградом). Вернувшись после эвакуации в разрушенный, недавно освобожденный Ростов, не имея пристанища, погибая от голода и не желая просить милостыню, она вместе с моей мамой легла на трамвайные рельсы. Вовремя тот трамвай остановился…
Когда бабушка дорастила меня до сознательного возраста, в откровенных беседах она позволила себе рассказать, что не устроила личную жизнь, опасаясь привести в дом отчима для моей мамы:
«Мать прежде всего должна заботиться о благополучии своего ребенка. Отчим в доме, где есть девочка, — это очень опасно», — наставляла меня бабушка, так и не успевшая прочитать «Лолиту». И она заботилась — о маме, а позже обо мне.
Ее мнение в семье часто оказывалось решающим. Так случилось, например, когда мы с бабушкой (мы были неразлучны) на два последних моих школьных года переехали в Магаданскую область — вслед за работающим там папой. Именно в школе маленького поселка Кадыкчан мне довелось во всей мощи испытать антисемитские преследования одноклассников. Моя энергичная и эмоциональная мама кричала, что "мы немедленно уезжаем назад в Ростов"(на более дальний переезд ее фантазии в те годы не хватило). Но бабушка ответила коротко:
"Мы никуда сейчас не уедем! Это не выход. С "этим" (антисемитизмом) девочка будет сталкиваться всегда. Она должна научиться сопротивляться".
И я научилась…
Уходя навсегда, лежа на койке в центральной ростовской городской больнице (где я по сути жила больше недели, ночуя рядом с ее кроватью на стуле, за возможность оставаться рядом с бабушкой моя полы и таская кастрюли с едой из кухни, забросив занятия в университете), она с тревогой делилась с навестившей ее в больнице соседкой и другом семьи:
«Кто же сварит для Ирочки супчик?!»
Когда ее не стало (она оставила мне четкое завещание: «Не устраивать «русских поминок»), и мы вернулись с кладбища, я заперлась в спальне, вцепившись в брошенный бабушкин халат и бормоча… стихи Ахмадулиной. А когда срочно прилетевшие с Севера родители по неопытности попытались этот халат отнять, я голыми руками разорвала пополам… фаянсовую чашку. И до сих пор на четвертом пальце правой руки остался «лоскуток» шрама. Уже давно не болит…
— Почему Роза вдруг нашила мне на платье эту «Сарру»? — недоумевала бабушка. В ее голосе сквозило недовольство. Она даже под горячую руку хотела спороть монограмму. Но потом почему-то передумала, и так и осталась у нее на груди на долгие годы эта самая «уличающая» надпись — «СЯ». До тех самых пор, пока «историческое платье» прекратило свое историческое существование…
Завтра вечером я зажгу свечу памяти моей бабушки Сарры-Ривы, дочери Янкеля и Сосл Медников. Уроженки Новоград-Волынска Житомирской области.
