Поэт, имя которого увековечено в Израиле среди тех известных неeвpeeв, которые возвысили свой голос против антисемитизма, ушёл 30 лет тому назад
Леонид КУРОХТА
С Борисом Алексеевичем меня познакомили в конце 1987 года на его выступлении, которое организовал Харьковский литературный кооператив "Спектр". Это была едва ли не первая встреча поэта со слушателями после многих лет молчания.
Попросил я десяток его стихотворений для публикации в газете "Ленінська зміна", сделал фото, написал несколько строк предисловия и подал редактору. Тот ответил категорически:
— Никакого фото, никакого предисловия. Только имя и фамилия автора, да не более трех стихов. Не надо гусей дразнить…
В чем-то редактор был прав: еще не совсем улеглись страсти по поводу моего же обширного интервью с бывшим политзаключенным Генрихом Алтуняном, а тут — нате снова: еще один диссидент, да еще со стихами…
Выбрал я три стихотворения, дал общее заглавие "Колокол", и опубликовались они в нашей газете.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
В тот же день позвонил Борис Алексеевич:
— Но почему именно "Колокол"?
Я ответил смущенно:
— Ну, колокол — это и сигнал, и набат, и тревога, и эхо… Напряженное слово. Заставляет вслушаться…
Он помолчал, и медленно ответил:
— Ну, если вы лучшего названия для подборки не придумали… то пусть будет "Колокол". Хотя могли бы и со мной посоветоваться, правда?
Мне стало неловко: действительно, не мешало согласовать заголовок с автором. Тем более первая публикация после многолетней опалы. Но что сделано — то сделано. Впредь умнее буду.
А на следующий день пришёл куратор от КГБ:
— Вы знаете, что гражданин Полушин (настоящая фамилия Бориса Чичибачина — Л.К.) работает бухгалтером в Харьковском трамвайно-троллейбусном управлении?
Говорю, что да, знаю. А он въедливо:
— И как полагаете, бухгалтер может написать хорошие стихи?
Говорю, что, конечно, может, почему нет? Поэт — это не профессия, это состояние души. А он:
— Вы знаете, что гражданин Полушин не получил высшего образования в ХГУ, так как после второго курса филфака был посажен за антисоветские стихи?
Говорю, что знаю, конечно. И что свой пятилетний срок Борис Алексеевич называл "детским" по сравнению с однокамерниками, которые отбывали от десяти до пятнадцати лет. И что именно в неволе многие русские, украинские, да и другие поэты и прозаики создали свои лучшие произведения, которые сейчас, "в эпоху перестройки", активно издаются.
Покривился гэбист и, не попрощавшись, ушёл к редактору. Там они долго общались, но подробности разговора мне неведомы.
Вечером редактор спросил у меня:
— Но почему именно "Колокол"? Ведь и у куратора, и у автора возник один и тот же вопрос…
Говорю: не знаю. Просто почувствовал, что это будет лучшим названием для подборки.
И каково же было мое удивление, когда вскоре получил книгу стихов Бориса Чичибабина, которая называлась… да, именно "КОЛОКОЛ"!
А вот три стихотворения, которые тогда опубликовала "Ленінська зміна":
* * *
Кончусь, останусь жив ли, —
чем зарастет провал?
В Игоревом Путивле
выгорела трава.
Школьные коридоры —
тихие, не звенят…
Красные помидоры
кушайте без меня.
Как я дожил до прозы
с горькою головой?
Вечером на допросы
водит меня конвой.
Лестницы, коридоры,
хитрые письмена…
Красные помидоры
кушайте без меня.
КОЛОКОЛ
Возлюбленная! Ты спасла мои корни!
И волю, и дождь в ликовании пью.
Безумный звонарь, на твоей колокольне
в ожившее небо, как в колокол, бью.
О как я, тщедушный, о крыльях мечтал,
о как я боялся дороги окольной.
А пращуры душу вдохнули в металл
и стали народом под звон колокольный.
Да буду и гулок, как он, и глубок,
да буду, как он, совестлив и мятежен.
В нем кротость и мощь.
И ваятель Микешин
всю Русь закатал
в тот громовый клубок.
* * *
Сними с меня усталость, матерь Смерть.
Я не прошу награды за работу,
но ниспошли остуду и дремоту
на мое тело, длинное как жердь.
Я так устал. Мне стало все равно.
Ко мне всего на три часа из суток
приходит сон, томителен и чуток,
и в сон желанье смерти вселено.
Мне книгу зла читать невмоготу,
а книга блага вся перелисталась.
О матерь Смерть, сними с меня усталость,
покрой рядном худую наготу.
На лоб и грудь дохни своим ледком,
дай отдохнуть светло и беспробудно.
Я так устал. Мне сроду было трудно,
что всем другим привычно и легко.
Я верил в дух, безумен и упрям,
я Бога звал — и видел ад воочью, —
и рвется тело в судорогах ночью,
и кровь из носу хлещет по утрам.
Одним стихам вовек не потускнеть,
да сколько их останется, однако.
Я так устал! Как раб или собака.
Сними с меня усталость, матерь Смерть.
ОТ РЕДАКЦИИ
Наш ныне покойный автор Феликс Рахлин в статье "Пророк в своём Отечестве" написал:
"В центре страны, недалеко от Тель-Авива, в маленьком городке и Бней-Аиш, установлена памятная стела с девятью именами покойных деятелей мировой науки и культуры, которые, не будучи евреями, возвысили голос протеста или совершили мирового масштаба поступки против антисемитизма. Среди таких имён, как Эмиль Золя, Владимир Короленко, Анатолий Кузнецов и другие, есть и Борис Чичибабин".
Здесь уместно привести еще одно стихотворение Бориса Чичибабина — "Еврейскому народу", написанное в 1946 году:
Был бы я моложе — не такая б жалость:
Не на брачном ложе наша кровь смешалась.
Завтракал ты славой, ужинал бедою,
Слёзной и кровавой запивал водою.
«Славу запретите, отнимите кровлю», —
Сказано при Тите пламенем и кровью.
Отлучилось семя от родного лона.
Помутилось племя ветхого Сиона.
Оборвались корни, облетели кроны, —
МУки гетто, коль не казни да погромы.
Не с того ли Ротшильд, молодой и лютый,
Лихо заворочал золотой валютой?
Застелила вьюга пеленою хрусткой
Комиссаров Духа — цвет Коммуны Русской.
Ничего, что нету надо лбами нимбов, —
Всех родней поэту те, кто здесь гоним был.
И не в худший день нам под стекло попала
Чаплина* с Эйнштейном солнечная пара…
Не родись я Русью, не зовись я Борькой,
Не водись я с грустью золотой и горькой,
Не ночуй в канавах, счастьем обуянный,
Не войди я нАвек частью безымянной
В русские трясины, в пажити и в реки, —
Я б хотел быть сыном матери-еврейки.
* Поэт допустил распространенную ошибку: в отличие от единоутробного брата Сидни, Чарльз Спенсер Чаплин еврейских корней не имел. А вот в списке великих юдофилов занял достойное место.
