«Геморрой» у филистимлян и его влияние на судьбу еврейского народа
Владимир ПЛЕТИНСКИЙ
Попытка разобраться в первоисточниках и составных частях пуссеновского «чумизма» и влияния «чёрной смерти» на еврейский народ.
Знаменитая картина Николя Пуссена «Чума в Ашдоде» давно волнует мое воображение. Это город, в котором мне довелось обитать в первый год израильского бытия, здесь по-прежнему живут мои братья с семьями, и его чумное прошлое не могло не заинтересовать меня. Вполне естественно, что истоки пуссеновского сюжета следовало искать в библейских текстах. И ТАНАХ дает однозначный ответ: таки да, была чума в этой жемчужине у Средиземного моря. Сразу предупреждаю, что это не научный трактат, а попытка разобраться в первоисточниках и составных частях пуссеновского «чумизма» и влияния «чёрной смерти» на моих соплеменников.
В те далекие времена Ашдод был городом крупным, порою даже столичным, соперничая с Экроном, но совершенно не еврейским. Жили здесь филистимляне — потомки «народа моря», скорее всего, переселившегося сюда с Крита (возможно, через Египет — вот только воды Красного моря перед ними вряд ли расступались, это чисто еврейская привилегия). И вот эти осколки минойской цивилизации в борьбе за существование вели себя весьма агрессивно. Впрочем, и их соседи от чрезмерного миролюбия не страдали — ни у ханаанейцев, ни у египтян, ни даже у евреев тогда пацифистских организаций не было, политкорректность у них не воспалялась и Старо-новый Ближний Восток строили не за столом переговоров, а на поле брани. Но даже по тем временам филистимляне отличались особым пренебрежением к нормам человеческого общежития. Мало того, что они захватили ханаанейские города Ашдод, Ашкелон, Газу и Гат, так еще на расположенные за тогдашней «зеленой чертой» еврейские населенные пункты нападали. Особенно запомнился иудеям туповатый, но очень даже крупногабаритный Голиаф, которого замочил не обладавший богатырским телосложением Давид. Ну, еще и Далила, ставшая символом женского коварства — что мог бы подтвердить Самсон, если бы не повалил на себя и группу филистимлянских функционеров крышу дома не своего, а дагонова. Самсон, надо заметить, был тот еще а-гозлен, натуральный разбойник, этакий еврейский Котовский, вот только Григорий Иванович орудовал не челюстью от мертвого осла, а шашкой и маузером, да еще и вполне прилично изъяснялся на идише. А Шимшон наш мамэ-лошн не знал в силу того, что идиша в те достопамятные времена не было даже в проекте, да и отчасти породившие язык европейских евреев германцы понятия не имели о разнице между баварским выговором и берлинским диалектом.
Но вернемся к нашим филистимлянам, они же плиштим, они же палестинцы. Мирные соглашения они, как и те, кто тысячелетия спустя узурпировал их название, не соблюдали, террористическую деятельность не прекращали, а на резолюции Совбеза ООН не реагировали по причине отсутствия этой глубокоуважаемой международной организации, появление которой никто предсказать не мог — даже наш пророк Самуил. Именно поэтому евреям пришлось искать защиты у Того, Кто и иже, и присно, и во веки веков важнее любой организации, включая ООН, а по мере воздействия на возмутителей спокойствия превосходит даже самый крутой спецназ.
Вели себя палестинцы эпохи доисторического материализма крайне неприлично, не раз испытывая терпение не только избранного народа, но и Того, Кто этот народ избрал в качестве проводника своих идей.
Когда филистимляне отняли у идущих в бой под предводительством первосвященника Илии иудеев ковчег завета и поставили его «в капище идола своего» (то есть, попросту затащили в храм бога Дагона), терпение Его лопнуло, и наслал Он на врага народа своего… геморрой.
Таки вы будете смеяться, но долгие годы в некоторых переводах Библии болезнь, насланную на филистимлян, называли почечуем — то есть, геморроем. Возможно, с толку сбивало то, что народ-грабитель, испугавшись Его кары, среди прочего, отлил из золота пять фигурок мышей и пять… геморроидальных шишек. Геморрой еще называют «мышиной болезнью» («то он снаружи, то прячется вовнутрь, как мышка»), что тоже вводило переводчиков в заблуждение.
На самом же деле, при всей неприятности геморроя, он был детским лепетом на лужайке по сравнению с реальной эпидемией. Ибо была это бубонная чума, которую разносят чаще всего грызуны — прежде всего, крысы и мыши. А золотые шишки были максимально точными копиями чумных бубонов. Во всяком случае, А.А.Пясецкий в своей книге «Медицина по Библии и Талмуду» (СПб., 1901) выдвигает именно эту версию, явно больше соответствующую истине, нежели геморройная.
Пясецкий ссылается на пятую и шестую главы Первой книги Самуила, где рассказывается и о захвате ковчега завета, и о его перетранспортировке из одного филистимлянского города в другой, и о том, как вслед за появлением еврейской святыни горожан поражала чума. Ашдодцам, надо заметить, повезло: их бубоны через какое-то время лопались и большинство людей выздоравливали. Так что муниципальный отдел здравоохранения вполне может отрапортовать об успехах, достигнутых на ниве локализации эпидемии даже на самой ранней стадии существования этого города.
В книге «По следам минувших эпидемий» (К.Токаревич, Т.Грекова) читаем об эпидемии подробнее:
«Испугавшись кары, захватчики решили вернуть ковчег с повинной жертвой, состоящей из пяти золотых афейлымов (бубонов — В.П.) и пяти золотых мышей по числу княжеств филистимлянских. Ковчег отправили на колеснице, а жители города Бейсс-Шомеша были поражены за то, что из любопытства заглянули в ковчег. Болезнь не щадила никого «от малого до большого», но еще раньше, чем люди, заболевали грызуны. Поэтому для жертвоприношений и были отлиты из золота фигурки мышей… Неизвестные авторы текста были очень наблюдательными и подметили, что чума протекала не везде одинаково: в Ашдоде течение болезни было доброкачественным — бубоны у жителей города вскрывались самопроизвольно; в Экроне, где люди умирали в мучениях, течение ее было злокачественным. И, наконец, в Бейсс-Шомеше оно было молниеносным, когда тело еще при жизни покрывалось гангренозными пятнами. Видимо, именно к этой форме болезни относятся слова пророка Захарии: «Разложатся тела их, хотя они будут стоять на ногах, и глаза их разложатся в глазницах, а язык их разложится во ртах».
Таким образом, Бейсс-Шомеш, он же Бейт-Шемеш, жителей которого Всевышний покарал за излишнее любопытство, тоже вошел в историю в не самом лучшем свете.
* * *
События эпохи иудейско-филистимлянских войн неожиданно вспомнили во время эпидемии чумы, охватившей в середине XIV века огромные территории в Старом свете. «Чёрная смерть» вызвала панику у европейцев, которые сразу же принялись искать, кто виноват. А кого еще можно было обвинить, кроме евреев, которые были пришельцами в земле не своей?
Но чума, поразившая филистимлян, была упомянута не сразу. В исторических хрониках подчеркивается, что гнев народный был обращен на евреев чаще всего не властями, а шел снизу, из самых глубин души народной. Как отмечает Википедия, антиеврейский навет времён «Чёрной смерти» не отличался оригинальностью; при всех вариациях, различавшихся в зависимости от места и фантазии конкретного индивидуума, суть его сводилась к следующему: война между папством и Священной Римской империей, опустошившая и ослабившая как Германию, так и Италию, внушила иудеям надежду, что конец христианства близок. Решив посодействовать скорейшей гибели своих врагов, тайные руководители еврейства, собравшиеся в Толедо (их верховного руководителя называли даже по имени — рабби Иаков), постановили извести христиан ядом, приготовленным из плоти и крови совы с примесью смолотых в порошок ядовитых пауков, особую вредоносность которому придало «еврейское колдовство». Ещё один вариант «рецепта» включал в себя порошок из высушенного сердца христианина вкупе с пауками, лягушками и ящерицами. Этот «дьявольский состав» был затем тайно разослан по всем странам с категорическим приказом сыпать его в колодцы и реки. По одной из версий, за спиной еврейских вождей стоял сам сарацинский владыка, по другой, они действовали по собственной инициативе. Письмо евреев к эмиру, датированное 1321 годом, было якобы запрятано в потайной ларец вместе с «сокровищами и заветными вещами» и найдено при обыске у еврея Бананиаса в Анжу. Кусок пергамента из овечьей кожи не привлёк бы внимания ищущих, не будь на нём золотой печати «весом в 19 флоринов» с изображением распятия и еврея, стоящего перед ним «в такой непристойной позе, что я стыжусь её описать», отмечал Филипп Анжуйский, сообщивший о находке. Этот любопытный документ (добытый у арестованных обычным в те времена средством — пыткой — и затем переведённый на латинский язык) дошёл до нас в списке XIX века, перевод его таков:
«Когда мы навсегда поработим христианский народ, вы нам возвратите наш великий град Иерусалим, Иерихон и Ай, где хранится священный ковчег. А мы возвысим ваш престол над царством и великим городом Парижем, если вы нам поможете достигнуть этой цели. А пока, как вы можете убедиться через вашего заместителя, короля Гренады, мы действовали в этих видах, ловко подсыпая в их питьё отравленные вещества, порошки, составленные из горьких и зловредных трав, бросая ядовитых пресмыкающихся в воды, колодцы, цистерны, источники и ручьи для того, чтобы все христиане погибли преждевременно от действия губительных паров, выходящих из этих ядов. Нам удалось привести в исполнение эти намерения, главным образом, благодаря тому, что мы роздали значительные суммы некоторым бедным людям их вероисповедания, называемым прокажёнными. Но эти негодяи вдруг обратились против нас, и, видя, что другие христиане их разгадали, они обвинили нас и разоблачили всё дело. Тем не менее, мы торжествуем, ибо эти христиане отравили своих братьев; это верный признак их раздоров и несогласий».
Как видим, у «Протоколов сионских мудрецов» весьма глубокие корни.
Если в 1321 году французские евреи отделались изгнанием, отмечает Википедия, то во время «Чёрной смерти», религиозная нетерпимость проявилась уже в полной мере. Антиеврейская истерия покатилась по привычным рельсам — в 1349 году было найдено тело мальчика, якобы замученного иудеями, прибившими его к кресту, пародируя подобным образом распятие. Сообщалось также, что евреи колют иголками украденные у христиан гостии (опресноки), до тех пор, пока из них не начинает капать кровь Иисуса.
Обезумевшие толпы в Германии, Швейцарии, Италии, Испании, получив в своё распоряжение подобные «доказательства» виновности иудеев и загоревшись надеждой победить эпидемию, устраивали кровавые самосуды, порой с поощрения или молчаливого согласия властей. То, что эпидемия косила обитателей еврейских кварталов не меньше, чем христиан, никого не смущало. Так, в одном из прирейнских городов трупы убитых евреев забивали в бочки, которые затем спускали в реку, мужчин, женщин, детей и стариков убивали на месте, бросая их трупы на растерзание собакам и птицам, евреев вешали и жгли, причём не раз бывало, что по пути к месту казни мародёры срывали с обречённых одежду и украшения. Порой в живых оставляли маленьких детей (их затем подвергали насильственному крещению) и молодых и красивых девушек, которым была уготована участь наложниц. Норвежский король приказал истребить евреев в целях профилактики, узнав, что чума приближается к границам его государства. Эпидемию это, конечно же, не остановило.
По поводу норвежцев напрашиваются весьма прозрачные аналогии — если учесть откровенный антиизраилизм властей этой скандинавской страны, все более погружающейся в пучину исламистской чумы. Но потакание силам тьмы пока что никого до добра не доводило…
Продолжу цитировать статью Википедии:
«История сохранила примеры отчаянного мужества обречённых, так, бывали случаи, что иудеи сами поджигали свои дома и, предварительно забаррикадировав двери, сгорали вместе со своими домочадцами и всем имуществом, крича из окон ошарашенной толпе, что предпочитают смерть насильственному крещению. Матери с детьми на руках бросались в костры. Сжигаемые иудеи смеялись в лицо своим мучителям и распевали библейские псалмы. Обескураженные подобным мужеством перед лицом смерти клирики поспешили объяснить его вмешательством и помощью Сатаны.
Справедливости ради следует сказать, что в христианском мире были люди, у которых хватало благоразумия и смелости, чтобы бросить вызов обезумевшим толпам. Так, в защиту иудеев поднял голос Джованни Боккаччо, своей знаменитой новеллой о трёх перстнях пытавшийся втолковать современникам, что не в человеческих силах определить, какая из трёх религий истинна в глазах единого Бога. Папа Климент VI специальной буллой грозил отлучением убийцам евреев, городские власти Страсбурга указом объявили о неприкосновенности своих граждан иудейского вероисповедания. Но эти немногие голоса тонули в общем рёве.
Правители и аристократы, прекрасно отдававшие себе отчёт, что подобные измышления на самом деле являются порождением тёмного и невежественного простонародья, предпочитали не вмешиваться — кто-то из фанатичной ненависти к «врагам Христовым», кто-то из страха перед бунтом или вполне прозаичного желания поживиться имуществом казнённых».
Еще один пример разумного подхода к противостоянию эпидемии упоминается в хрониках Краковской Польши. В 1350 году чёрный чумной флаг был поднят над польскими городами. Королю Казимиру III, продолжавшему традиции покровительствовавшего евреям князя Болеслава V Благочестивого, удалось удержать народ от эксцессов в отношении «чужаков», поэтому в Польшу бежали многие спасавшиеся от погромов евреи. В дальнейшем «свежая кровь» и предприимчивость новых жителей способствовала расцвету страны. Что, впрочем, впоследствии совершенно не принималось в расчет — чаще всего под влиянием католической церкви у польских евреев неоднократно возникали весьма серьезные проблемы. Но это уже совсем иная чума, к «чёрному мору» отношения не имеющая. Посему обратим вновь наш взор на чумную историю четырнадцатого столетия.
В Италии, Испании и Франции на фоне страха и гнева народного появились и относительно грамотные проповедники, имевшие духовный сан, которые приводили в пример чуму в Ашдоде, Экроне и других филистимлянских городах. Они недвусмысленно объявляли, что с древнейших времен там, где евреи, обязательно появляется и чума. «Забывая» о том, что в первоисточнике говорилось о вмешательстве в данный процесс Вседержителя, эти горланы и главари вещали, мол, как евреи заражали и травили филистимлян, так они теперь уничтожают и христиан.
Не способствовало симпатиям черни и то, что в некоторых еврейских общинах смертность от чумы была ниже, чем за пределами населенных евреями кварталов (гетто тогда еще не существовали, но евреи чаще всего жили обособленно). У феномена «иудейского иммунитета» есть вполне конкретное объяснение: многие еврейские врачи владели арабским языком, а именно арабская медицина в те времена была самой передовой — в том числе и с точки зрения профилактики эпидемий. Соплеменники внимательно прислушивались к рекомендациям медиков и копали колодцы в еврейских кварталах, оберегая их от загрязнения. Кое-где были даже организованы дневные и ночные стражи, и самые крепкие мужчины общин не позволяли чужакам приближаться к колодцам. А если прохожему хотелось испить воды, ее набирал кто-то из местных жителей и переливал в чашу или бурдюк странника.
Там, где не было возможности обеспечить чистоту колодезной воды, очень уважаемой была профессия водовоза. Если христианские простолюдины набирали воду из рек, загрязнённых городскими отбросами, то еврейские водовозы отправлялись в неблизкий путь, дабы заполнить бочки водой из чистых ключей или лесных ручьёв. Для улучшения отношений с властями, нередко бочка-другая поставлялась по дороге и местным феодалам — чаще всего бесплатно, но иногда и за дополнительную плату. Гешефт есть гешефт даже во время чумы.
Вместо того чтобы самим нанять водовозов, чернь предпочитала черпать грязную воду и обливать грязью евреев. Ничто не ново под Луной…
* * *
Нельзя сказать, что во время «чёрного мора» не было проблем у евреев, живших в странах ислама. Несмотря на лучших по тем временам медиков, чума коснулась и мусульманского Востока. Весной 1348 года начавшаяся в Египте так называемая Александрийская чума появилась в Газе (напомню, в былые времена — одном из крупных филистимлянских городов), откуда перекинулась на Сирию и Палестину. Дамаск потерял едва ли не половину жителей, весь же арабский Восток не досчитался 30-40 процентов населения.
Знаменитый арабский путешественник и странствующий купец, автор книги «Подарок созерцающим о диковинках городов и чудесах странствий» Ибн Баттута (он же Абу Абдалла Мухаммед ибн Абдалла аль-Лавати ат-Танджи), описавший чуму в этих местах, рассказывал, что правоверные устраивали процессии и держали строгий пост ради того, чтобы умиротворить гнев Аллаха; многие отравлялись и в хадж — дабы замолить грехи единоверцев у черного камня Каабы. Оборотной стороной этого процесса стало то, что огромное количество паломников хлынуло в Мекку, принеся с собой чуму и на Аравийский полуостров. При этом Медина, второй по значимости для мусульман город, оказалась «чистой» — эпидемия ее не коснулась, а вот Мекка была изрядно «выкошена» — здесь погибло множество жителей и учащихся местных медресе, съехавшихся в священный город со всего мусульманского мира.
Подобная беда, случившаяся в главном религиозном центре ислама, привела верующих в смятение, — отмечает автор соответствующей статьи в Википедии. В поисках решения они, вслед за христианскими соседями, обвинили мекканских евреев в том, что самим своим присутствием в святом городе они навлекли гнев Аллаха. Правда, отравление филистимлян евреям не припоминали — ну чего правоверным оглядываться на истребление язычников? Зато велись разговоры о более близкой по времени истории — о Сааде ад-Давла, еврейском враче, достигшем небывалых высот в Багдаде — он стал великим визирем Хулагидского государства. Этот великий реформатор добился процветания вверенной ему территории, при этом, придерживаясь норм шариата, покровительствовал иудеям, христианам и буддистам. В 1291 году его обвинили в отравлении правителя и казнили вместе со всеми домочадцами. Этого мусульманскому духовенству показалось мало, и были организованы жестокие еврейские погромы. Понятно, что в Мекке евреев тоже не щадили. Но от чумы это правоверных, как и следовало ожидать, не спасло.
* * *
Как видим, чума, в древние времена ставшая своеобразной защитницей еврейских интересов, впоследствии убивала потомков Авраама, Ицхака и Яакова как напрямую, так и опосредствованно — руками христианской и мусульманской черни.
Ничего удивительного в последнем нет: чумной бардак в умах антисемитов имеет глубокие корни. И не чума, так холера, или экономические проблемы Германии, или горькое пьянство «народа-богоносца», или чьи-то геополитические интересы, — был бы только повод, а уж виноватых найдут обязательно. И мы с вами хорошо знаем национальность этих самых виноватых.
* * *
И последнее. У истории картины Николя Пуссена «Чума в Ашдоде» есть довольно скандальное продолжение. За эту тему взялся и малоизвестный итальянский художник Анджело Кароселли, Поступил он просто: взял в 1631 году, да и скопировал картину Пуссена, написанную в 1630-м. По просьбе заказчика, сицилийского аристократа Фабрицио Вальюарнера, он изменил архитектуру зданий на заднем плане, но в принципе его «творение» — типичный «копипаст с вариациями». Ныне картина кисти Кароселли украшает Национальную галерею в Лондоне, что вызывает насмешки у французских ценителей искусства. Оригинал же находится в Лувре вместе с другими работами Николя Пуссена и иных великих художников разных эпох.
Испытывая понятную симпатию к Ашдоду, я, конечно, предпочел бы, чтобы он вошел в историю в совсем ином свете. Впрочем, город растет, хорошеет, приобретает всё большее влияние в Израиле и становится всё более известным в мире. А, значит, имеет шансы стать знаменитым не только из-за эпидемии, поразившей филистимлянских святотатцев.
