Для заслуженного художника Украины Германа Гольда, одного из самых значимых мастеров еврейской живописи, это вторая эвакуация. Первая была в октябре 1941-го
Михаил ГОЛЬД
"Вы куда? Русские в городе", — тянет за рукав 88-летнего киевского художника молодой сосед по топчану в убежище…
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Отдельные российские диверсионно-разведывательные группы и впрямь были замечены в украинской столице, но быстро идентифицированы и ликвидированы. Видимо, в Кремле решили не тратиться на джеймсов бондов, рассчитывая на лояльность местного населения. Но, как писал Бабель, "вышла громадная ошибка, тетя Песя". Город превратился в огромный осажденный лагерь, часть мостов перекрыта кузовами автобусов и тяжелой техникой, на многих перекрестках — противотанковые ежи и редуты из мешков с песком. Не все выдерживают беспрестанные сирены и ночи в подвалах, поэтому из города тянется поток беженцев.
Для заслуженного художника Украины Германа Гольда это вторая эвакуация. Первая была в октябре 1941-го.
"У мамы на руках грудной ребенок, моя сестричка Розочка, а на коленях – я, — вспоминает он. — Ехать на машине нравится. Вдруг выстрелы, взрывы, крики, паника… Оказывается, немецкие танки решили позабавиться и дали несколько залпов по дороге, переполненной беженцами. Мой истошный крик и испуг незабываемы".
Сегодня ужасов тоже хватает. Так, семьи, бегущие из Ирпеня (5 км от Киева), были обстреляны российскими войсками, тела убитых лежат прямо на улицах. Еврейские организации едва не каждый день отправляют эвакуационные автобусы с беженцами на Западную Украину — оплот бЕндеровцев, о зверствах которых российские каналы прожужжали все уши. На выезде из Киева в наш автобус подсаживают неожиданную пассажирку — грудничка, мама которой не может пока выбраться из Одессы. Вспоминаю сестру отца, не вынесшую тягот пути — ее, 10-месячную, похоронили в 1941-м между промерзших шпал. На этот раз все обошлось. Всю дорогу до Умани младенец, имя которого нам так и не сообщили, ведет себя идеально, словно осознавая ситуацию. На оговоренной точке уже ждет амбуланс — осторожно передаем конверт с новорожденной и бутылочку с детской смесью.
С нами едет пожилой еврей-москвич, кандидат наук, тридцать лет живущий в Украине, но сохранивший российский паспорт. Нельзя сказать, что многочисленные друзья по прошлой жизни не озабочены его судьбой. Напротив, звонят и просят потерпеть, понимаем, мол, спецоперация вам в тягость. "Да, обстрелы и ночи в подвалах несколько в тягость", — соглашается он с сардонической улыбкой, добавляя, что едет в эвакуацию. "Но у тебя-то все в порядке, до Донбасса ведь далеко", — хватается за соломинку собеседник. И, наконец, когда на другом конце провода поверили, что это война и она пришла в Киев под российским флагом, в ход идет последний аргумент: "Ваш Зеленский — предатель, он предал своего отца и деда-ветерана и заставил тебя сидеть в бомбоубежище". Разговор слепого с глухим…
А до Донбасса действительно далеко. Крик о помощи в одной из эвакуационных групп:
"Отец, одинокий 83-летний человек, застрял в Ирпене. Страшная война перерезала все дороги в Киев, общественного транспорта нет, папа боится выходить из дома из-за стрельбы и бомбежек. Мы не можем оставить его умирать там! Очень прошу помощи в поиске для него шаттла до Житомира или любой сухопутной границы! Мой телефон в Израиле…".
Наша дорога до Ямполя в Хмельницкой области заняла 20 часов, в мирное время уходит втрое меньше. Здесь похоронен местный цадик и расположен небольшой отель, усилиями главного раввина Украины Якова Дова Блайха превращенный в перевалочный пункт для еврейских беженцев. Очень разные люди — от маленьких детей до стариков, есть смешанные семьи; география тоже обширна — от Луганской области до городов Центральной Украины. У всех свои планы: кто-то в ближайшие дни репатриируется (автобусы идут до границы с Молдовой), другие хотят отправиться в более безопасные регионы Украины. Постоянно звучат названия пограничных переходов — Сокиряны, Косон, Краковец, Захонь… А пока многие ходят на могилу цадика — благо, это пять минут пешком от отеля — и молятся. Даже те, кто никогда прежде этого не делал.
Отель переполнен, иногда прибывают по три-четыре группы беженцев в день. В один из таких дней администратору — реб Шмуэлю, не хватило 40 матрацев для новых гостей. Комендантский час, торговые точки закрыты, да и возможности в крохотном Ямполе ограничены. Тем не менее, владелец единственного в поселке профильного магазина специально вышел на работу и нашел… шесть матрацев. И то хлеб.
Персонал гостевого дома старается говорить по-русски — родном языке подавляющего большинства беженцев, и это очень трогательно, ведь городок расположен на самой границе с бандеровским краем, Тернопольщиной.
Как бы то ни было, одну войну Путин проиграл окончательно и бесповоротно — за души и сердца этих людей. На которые так рассчитывал, пытаясь экстраполировать крымский сценарий на всю Украину. Как остроумно заметил израильский журналист Павел Маргулян, в следующий раз, когда Путин назовет граждан какой-либо страны братским народом, им нужно начинать копать окопы и строить бомбоубежища.
И если еще недавно словосочетание "русский мир" для многих звучало вполне нейтрально, отражая лишь общность языка, культурных кодов и пиетет к великой литературе, то после ада, устроенного "освободителями" в самых русскоязычных регионах Украины, ничего, кроме проклятий, этот "мир" не вызывает. Потому что мир оказался войной — жестокой, бессмысленной и беспощадной.
