В настоящее время на пунктах сбора беженцев из Украины работают десятки добровольцев из Израиля. Вместе они делают великое дело – помогают спасшимся от ужасов войны людям прийти в себя и обрести новую жизнь. Мы решили предложить вашему вниманию беседу нашего корреспондента с одним из таких добровольцев – сотрудником подразделения кибербезопасности Госбанка Израиля Александром Голубевым
Петр ЛЮКИМСОН
Фото Александра Голубева
— Саша, как ты вошел в состав группы добровольцев?
— Очень просто. С самого начала войны в Украине я говорил друзьям и писал в интернете, что очень хочу помогать попавшим в беду людям. И вдруг 6 марта позвонил знакомый, сказал, что через Всемирный гистадрут набираются добровольцы для работы с беженцами в Кишиневе, поскольку основной их поток – из Харькова, Одессы, Херсона, Днепра, Киева — идет именно через этот город. Я тут же ответил, что согласен, и на следующий день вылетел в Украину вместе с еще пятью израильтянами. Над Молдовой небо было тогда закрыто, мы приземлились в Бухаресте и на автобусе за 8 часов добрались до Кишиневв. Нас разместили в своеобразном полуотеле-полукемпинге, и мы приступили к работе.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"
— Чем тебе пришлось заниматься?
— Приемом автобусов с беженцами, решением их бытовых и медицинских проблем и предварительной проверкой документов, чтобы выяснить, имеют ли они право на репатриацию. Должен заметить, что в Кишиневе, как и на всем остальном постсоветском пространстве, есть несколько главных раввинов, несколько еврейских организаций, и каждая пытается, что называется, перетянуть одеяло на себя. В результате возникает организационный хаос, водители автобусов едва ли не до последнего момента не знают, на какой из четырех пунктов сбора им следует доставить людей. Я пробыл в Кишиневе неделю и так и не понял, каким образом решается этот вопрос.
— Что представляет собой пункт сбора?
— Каждый пункт работает наособицу, поэтому однозначно на этот вопрос не ответишь. Я находился на пункте, созданном при синагоге, которой руководит рав Пинхас Зальцман, утверждающий, что он и есть главный раввин Молдовы. Должен заметить, работать что с ним было очень хорошо. Моя задача на первом этапе заключалась в том, чтобы встретить автобус, помочь людям выгрузить вещи, собрать всех и направить в синагогу, где им в первую очередь давали горячее питье и еду, возможность сходить в туалет и чуть отдышаться. Потом мы проверяли их документы, выясняли, куда они хотят ехать дальше. Тех, кто хотел в Германию, мы направляли в специальный терминал, откуда отходили туда автобусы. Остальных — на остановку автобусов, идущих до Бухареста, оттуда они могли купить билеты на самолет и вылететь в Европу или в Америку. В принципе, сейчас все страны Запада готовы принять беженцев из Украины, но бесплатно их перевозку, насколько мне известно, осуществляют только Германия и Израиль.
— Как много прибывших заявляли о желании отправиться в Израиль?
— Примерно половина. Немалую часть беженцев составляют люди, не имеющие еврейских корней. Автобусы для их эвакуации организуют обычно еврейские организации. Например, в Харькове люди знали, что от синагоги отходит бесплатный автобус, и приходили туда. Никто при входе в автобус, разумеется, не спрашивает, еврей ты или не еврей, берут всех, пока салон не заполнится, и, думаю, это правильно – беда не имеет национальности. Ну, а в Кишиневе, когда мы просматривали документы, чтобы понять, имеет ли человек право на репатриацию по Закону о возвращении, мне пришлось столкнуться с массой самых разных, порой очень сложных случаев. Было немало людей, не имеющих украинского загранпаспорта, без которого в принципе нельзя выехать из Украины. У некоторых вообще не было документов. Никаких! Одни говорили, что все документы сгорели, когда в дом попала ракета, другие – что они потерялись в дороге, а ты хочешь, верь, хочешь, нет. У многих был только внутренний украинский паспорт или пластиковая ID-карточка – аналог нашего теудат-зеута. Но эту проблему как раз еще можно было решить. Другая проблема возникала с документами, подтверждающими еврейство или родство с евреями.
Никогда раньше не представлял, что с этим все так сложно. Речь идет о сотнях и сотнях случаев, один не похож на другой. Например, из Харькова приехала 70-летняя женщина и с ней 44-летний сын, тяжелый инвалид, прикованный к кровати и нуждающийся в постоянном уходе. Пока они ехали из Харькова, состояние мужчины ухудшилось. Нам пришлось доставить его в больницу, чтобы его состояние стабилизировали, и семья могла ехать дальше. Они поначалу заявили, что хотят в Израиль, хотя там никаких родственников у них нет. Да и, как выяснилось, нигде нет – они абсолютно одиноки. Загранпаспортов у них, понятное дело, не было: эти люди никогда из Украины не выезжали, но эта проблема, как я уже сказал, решаема. А вот из документов, подтверждающих их связь с еврейством… Пожилая женщина протягивает мне очень плохого качества ксерокопию свидетельства рождения ее сына, из которого следует, что его дед со стороны отца был евреем. Я посмотрел, сказал, что им будет очень сложно пройти консульскую проверку, и рекомендовал ехать в Австрию, которая, как и Германия, открыла двери перед беженцами. И организовал их транспортировку. Это лишь один из случаев, а было их множество.
— Чем ты объясняешь, что столько беженцев из Украины без еврейских корней выражают желание ехать именно в Израиль?
— Честно говоря, у меня нет этому объяснения. Ведь они могут ехать куда угодно! Возможно, дело в том, что у многих здесь есть друзья и знакомые, из общения с которыми у них сложилось впечатление, что в Израиле очень высокий уровень жизни, кроме того, они рассчитывают на помощь и поддержку этих друзей и знакомых. Впрочем, у тех, чье право на репатриацию не вызывало сомнений, тоже было немало проблем. На тот момент, когда я находился в Кишиневе, у потенциальных репатриантов были две возможности: приехать в качестве туристов и уже на месте менять статус, или сначала оформить все документы на репатриацию и сразу по прибытии в аэропорт им. Бен-Гуриона получить "корзину абсорбции", дополнительную денежную помощь, медицинскую страховку и все прочее. Те, у кого выявились проблемы с еврейскими документами или не было украинского загранпаспорта, выбирали обычно второй вариант. А с учетом того, что консульская проверка и другие бюрократические процедуры длятся довольно долго, они задерживались в Кишиневе на неделю, а то и на две.
— Консул приезжал прямо в лагерь и делал проверку на месте?
— Только в особых случаях, например, если речь шла о тяжелобольных людях или женщинах на последнем месяце беременности. Во всех остальных случаях новоприбывшие сами шли в консульский центр и записывались на прием. Что касается произнесенного вами слова "лагерь": не знаю, насколько оно применимо по отношению к тому месту, где я работал. Всех ожидавших консульской проверки мы размещались в арендованных еврейскими организациями гостиницах "Кишинев" и "Космос". Таких, знаете, кондовых, типично советских гостиницах среднего класса, но все же гостиницах, а не палатках. Было еще несколько пансионатов и бывших воинских баз, на которых мы также селили людей. Если вдруг возникали проблемы с местами, прибывших размещали в спортзалах, где они спали на разложенных на поул матрасах. Но это на одну, максимум на две ночи.
— А чем кормили?
— Еды, слава Богу, было полно, и абсолютно кошерной. Работали четыре кухни; подавали гречку, макароны, рис, рыбу, курицу, омлет. Словом, можете быть уверены — никто не голодал.
— Сколько человек находилось под вашей опекой?
— Ну, так сказать трудно. Думаю, одномоментно на пункте сбора было не менее 3000 человек, ориентированных на Израиль. Но это непрерывно движущийся поток. Пока я был там, в Израиль ежедневно вылетал самолет с беженцами под патронажем организации "Ихуд ацала" и дважды в неделю – рейсы, организуемые Фондом дружбы. Самолеты вылетали из Ясс, куда из Кишинева приходилось добираться несколько часов пути. Сейчас вроде бы открыли небо над Молдовой, и есть прямые рейсы из Кишинева.
— Расскажи немного о состоянии, в котором пребывают беженцы. Мне довелось слышать рассказы о том, что многие уходят из дома, не взяв даже самых необходимых вещей…
— Это правда, но вещи — не главное. Люди приезжают смертельно напуганными и совершенно подавленными; рассказывают, как оказались под огнем, или как над их головами летели ракеты. Часть из них контужены и, хотя потом приходят в себя, последствия контузии еще очень долго дают о себе знать. Люди побросали все, что у них было, приезжали к нам с одним рюкзачком. Дело в том, что часть дороги многие проходят пешком, а тяжелые чемоданы в пути только помеха. Об имуществе уже никто не думает. Главное – жизнь спасти. У многих не было не только теплой одежды, но и нижнего белья, носков, предметов, необходимых для соблюдения элементарной гигиены. Но все это можно получить на пункте раздачи гуманитарной помощи.
Еще одна проблема: многие забывали взять лекарства, которые должны принимать постоянно. Вот вам только один пример: прибывает автобус из Харькова, в нем женщина, страдающая тяжелой формой диабета, которая не забыла взять с собой двух кошек, но забыла глюкометр и инсулин. Добиралась она из Харькова больше суток и когда появилась у нас, уровень сахара у нее показывал 220 мг/100 мл при норме в 140. У женщины было спутанное сознание, она не очень понимала, где находится и что с ней происходит. Поначалу мы хотели везти ее в больницу, но, во-первых, я работаю добровольцем на "скорой помощи", а во-вторых, нашелся врач, так что мы быстро разобрались, что с ней происходит, нашли инсулин и стабилизировали состояние. Кошки, кстати, всю дорогу ничего не ели и не пили, были еле живы, мы занимались и ими. Потом пришлось купить для этой женщины инвалидное кресло, так как она с трудом передвигается. Сейчас она уже в Израиле, я получил от ее племянников теплое письмо с благодарностью и фотографией, на которой наша подопечная уже выглядит совсем по-другому, чем во время нашей первой встречи. Не скрою, это было приятно.
Многие из прибывающих находились в тяжелом психологическом состоянии, поэтому очень важно, что на каждом пункте работают психологи, которые опекают взрослых, а медицинские клоуны занимаются детьми.
— На русском языке?
— Все психологи говорят по-русски, а клоуны – коренные израильтяне. Они общаются с детьми на языке клоунады и потрясающе делают свою работу. Это здорово помогает. Мне и самому приходилось выступать в роли доморощенного психолога. Всякий раз, поднимаясь в автобус, я начинал с того, что самое страшное для этих людей уже закончилось, впереди – только хорошее, полная безопасность, счастливая жизнь и прочее. "Все плохое вы уже пережили, и больше это не вернется", — добавлял я.
— Просматривая твой "Фейсбук", я понял, что ты, будучи религиозным человеком, в Украине грубо нарушил субботу…
— С разрешения раввина, хотя психологически все равно было тяжело. Шаббат оказался самым напряженным днем во всех отношениях. Вечером в пятницу мы получили звонок о том, что из Харькова выехал очередной автобус. Водитель знал, что должен доехать до границы, а о том, что там должен делать, понятия не имел. В четыре утра в субботу мы выехали к пограничному переходу между Молдовой и Украиной. Дальше автобусам хода нет, да даже если бы и был, водителя все равно не пропустили бы, поскольку он подлежит призыву. Так что он остановился на переходе, и пассажирам надо было пройти пешком сто или чуть больше метров. Израильтяне, которые были со мной, перешли на украинскую сторону, причем с соблюдением абсолютно всех формальностей, вплоть до приобретения медицинской страховки. Я остался на молдавской стороне, так как у меня есть гражданство Украины. И хотя по украинским законам я, будучи отцом троих детей, не подлежу призыву, тратить время на выяснение отношений с пограничниками не захотел. Держал с ребятами связь по телефону в качестве переводчика. И тут мне сообщают, что в автобусе много инвалидов, в том числе и колясочников. А эти сто с лишним метров до пограничной линии и затем еще до автобуса надо как-то пройти! Хорошо, что мы взяли с собой инвалидные коляски и носилки — пришлось задействовать и то, и другое. Кроме того, в автобусе была еврейская семья с 25-летним сыном. Я сказал этому парню по телефону, что поскольку он находится в призывном возрасте, его все равно не пропустят, он должен остаться в Украине и не задерживать группу. Если бы я попытался провести его, то мог настроить против нас пограничников и сильно осложнить операцию. В общем, ему пришлось попрощаться с родителями…
Всех больных мы погрузили в один автобус, я повадил туда профессионального парамедика с аптечкой, а сам поехал с остальными в другом. И уже в автобусе совершил утренний кидуш. Других вариантов у нас просто не было. Пока мы ехали, я успел обойти всех, проверить документы и выяснить, кто куда едет. Тех, кто ехал в Германию и в другие страны, мы выгрузили в терминале, на котором распределяют беженцев по направлениям, с остальными направился в аэропорт. Часть пассажиров были израильтянами, они могли сесть в первый же самолет и улететь домой.
— Какие случаи особенно врезались тебе в память?
— Жизненных драм было очень много. У кого-то погибли близкие, особенно много таких прибыли из Харькова, где на тот момент было разрушено 800 зданий. У многих детей наблюдался явный посттравматический синдром, в Израиле им придется пройти реабилитационный курс. Среди прочих запомнилась девушка из Харькова по имени Марина. После приезда она некоторое время пребывала в совершеннейшем шоке, ее в буквальном смысле слова трясло от пережитого. Потом она выпила чаю, поела, чуть успокоилась, и оказалось, что она очень неплохо говорит на иврите, по специальности врач и постепенно стала впрягаться в нашу работу. Она вполне могла улететь в Израиль, но осталась в Кишиневе волонтером, и когда я уезжал, уже направляла людской поток — указывала, кому следует обращаться к консулу, кому готовиться к вылету, с ходу решала массу вопросов. Это было настоящее преображение из беженца в активистку…
Еще мне хочется отметить две вещи. Во-первых, в помощь беженцам влито очень много, просто немеряно денег. Все организации получили огромные пожертвования, но каждая работает сама по себе, думает только о своих интересах, и в результате и возникает организационный хаос, о котором я говорил в начале нашей беседы. Поэтому необходим некий центр, который направлял бы и координировал деятельность организаций. Роль такого центра, на мой взгляд, должно взять государство. Во-вторых, все, о чем я рассказал, – только начало. Первыми сумели убежать сильные, здоровые и обеспеченные. Я шел по Кишиневу и то и дело натыкался на "лексусы" и "мерседесы" с украинскими номерами. Больным и бедным сняться с места куда тяжелее. И самые тяжелые случаи еще впереди: эти люди двинутся последними, и их надо будет окружить теплом и заботой, подумать о многих их нуждах.
— Кстати, правда, что между жителями Молдовы и беженцами из Украины возникла определенная напряженность? И если да, то кто, по-твоему, в этом виноват?
— К сожалению, правда. Молдавские таксисты не раз жаловались мне, что беженцы ведут себя нагло, словно им все обязаны, рассказывали о всяких возмутительных случаях. С другой стороны, те же молдаване неимоверно взвинтили цены на квартиры, пользуясь бедой украинцев. В Кишиневе стоимость аренды квартиры на сутки доходит до 100 долларов — безумные деньги по понятиям и Украины, и Молдовы. Так что виноваты, пожалуй, обе стороны. Не могу не отметить, что ситуация в Молдове сложная. Молдавская экономика очень завязана на украинскую, из Украины импортировали множество продуктов питания, а теперь из-за войны исчезли многие товары первой необходимости – соль, гречка и т.п. Наконец, молдаване очень боятся, что станут следующим объектом российской агрессии, к которой. в отличие от Украины, совершенно не готовы. У них, по сути дела, нет армии. Да что там армии – у них в домах нет бомбоубежищ. Так что их страх, памятуя о Приднестровье, вполне можно понять.
— Есть планы снова поехать в Молдову?
— В ближайшее время, наверное, нет. Меня и так заждались на работе, а тут еще сразу по возвращении домой выяснилось, что я подхватил коронавирус. Что неудивительно: с началом войны в Украине о нем просто забыли, никто не носит маски. В Румынии тоже нет никаких ограничений, а в Молдове формально есть обязанность носить маски, но именно, что формально. Но люди там, безусловно, нужны…
— Спасибо за интервью.
P.S.
Отзывы волонтеров о работе пунктов приема беженцев поступают самые разные. В том числе, и резко негативные. Например, о работе пограничного перехода Чоп-Захань в Венгрии. Но суть большинства свидетельств добровольцев сводится к тому, что наряду с самоотверженной работой добровольцев из Израиля и местных еврейских организаций наблюдается организационный хаос и явное разбазаривание средств жертвователей. Увы, опыт показывает, что подобное происходит не впервые…
[nn]
