Адские хроники: вспоминают беженцы из Мариуполя, Изюма и Чернигова, которым повезло выжить, а некоторым — и добраться до Израиля
Михаил ГОЛЬД
— Один раз меня чуть в отдел зачистки не забрали, — рассказывает беженка из Мариуполя.
Возвращаюсь домой, и слышу — вон, твоего мужа повели. В общем, поднялись в квартиру, спрашиваю у военного, а что, собственно, ищем?
«Не прячете ли солдат ВСУ?»
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
«Да вот, говорю, солдат лежит", — на маму лежачую показываю, — забирайте. После всего, что вы с нами сделали, спокойно спать будете?
«Вы слишком разговорчивы, — бросил он мне, — сейчас в отдел зачистки заберу».
«Да, забирай, — говорю, — можете даже расстрелять, так достали».
Ну, он немножко смягчился, спрашивает, мол, работаете где.
«Учительницей математики», — говорю.
«А на каком языке преподавали?»
«На государственном, естественно».
«Ну, вот видите, не на русском же».
«А почему я должна на русском преподавать, если живу в Украине? Если дети отвечали на русском, никто их за это не притеснял».
Он опять за свое:
«Донецк восемь лет терпел, а вы через три недели стонете.»
«Донецк мой второй родной город, я там училась в университете, у меня там подруга живет, и не надо мне рассказывать, что их обстреливали так же, как Мариуполь. А у него (на мужа показываю), погибли мама и брат. Это за что?»
Вышел молча.
* * *
— 15 марта вышел во двор пожарить яичницу, — рассказывает 19-летний репатриант из Мариуполя. — Дом напротив обстреливали, на наших глазах оттуда вылетали люди, но, как бы это ни цинично звучало, уже к этому привыкли… Я стоял чуть дальше от подъезда, и вдруг чувствую, что лежу на земле, смотрю на свое тело будто со стороны, двигаться не могу, пытаюсь что-то сказать, но слова не выходят. Соседи затащили внутрь, где-то в спине застряли осколки, но крови нет — они же горячие, запекают все вокруг. Позвали маму — у нее шок…
На следующий день произошло чудо — знакомый увидел скорую помощь — подбежал, умолял, чтобы меня забрали. Каталки не было, лежал просто на полу всю дорогу до здания "больницы", уже занятой россиянами. На первом этаже выбиты окна, везде кровь, люди без конечностей, стон, плач. Меня внесли, и без МРТ, рентгена и наркоза начали ковыряться, пытаясь нащупать осколки — врач не понимала их траекторию.
* * *
— 15 марта был очень сильный прилет, — рассказывает репатриантка из Мариуполя. — Упал балкон, разнесло часть дома, трое соседей погибли — не успели с улицы забежать. В квартире нашей уцелела только кухня, все остальные комнаты остались без окон и рам, все стены в трещинах.
16-го сидели в подвале и трусились от страха. Стены ходили ходуном, один выход завалило, боялись, что окажемся в братской могиле.
17 марта полдома уже выгорело, мужики пытались тушить, но ничего не вышло. Мы сидели в подвале под четвертым подъездом, а первые три полыхали. Соседние дома к тому времени полностью сгорели.
18-19 марта вокруг дома появились снайперы, и мы вообще на улицу не выходили, кроме одного раза, когда меня контузило — оглохла на одно ухо, до сих пор плохо им слышу.
* * *
— Среди клиентов нашего "Хеседа" был Виктор Петрович Бычек, — рассказывает репатриантка из Чернигова. — Маму его — еврейку по фамилии Сигалова, прятали в селах в годы войны, а дети — 5-летний Витя и его брат Володя, остались у бабушки-украинки. Рядом жил немецкий майор, понимавший, что соседские дети — евреи. Не выдал.
Каждый год в День Холокоста Виктор Петрович рассказывал о тех страшных событиях, на митинге у братской могилы выступал.
Прошло 80 лет. В марте этого года Бычек вышел из своего дома с женой и тут начался обстрел – жена успела броситься на землю, а он погиб…
Немец пожалел, а русские убили.
* * *
— В конце марта русские в город зашли, — рассказывает беженка из Изюма. — А потом их сменили ОРДЛО и кадыровцы. Чеченцы к нам в больницу не заходили, но ДНР-овцы — просто мрак. Единственному оставшемуся врачу сказали, мол, ноги тебе сейчас прострелим, посмотрим, какой ты доктор. Я лежу, нога в лангете, а один с автоматом подходит, рука на курке, поднимает одеяло, тычет стволом…
* * *
— Страшнее всего была авиация, — рассказывает репатриантка из Мариуполя. — Когда из «Градов» или гранатометов лупили, есть хотя бы несколько секунд — куда-то забежать, прижаться, лечь, в канаву нырнуть. Но когда слышишь характерный звук бомбардировщика, ясно, что это смерть.
Однажды зашли к соседям в 77-й дом, и там бомба попала в соседний подъезд. Слава богу, не разорвалась, но людей завалило. Мы выскочили. Это было очень страшно — видеть, как целый подъезд с четвертого по первый этаж полностью провалился.
* * *
— Хлеба в подвале не было вообще никакого, — рассказывает пенсионерка-репатриантка из Мариуполя. — Могли немного залить водой макароны и на костре сварить. Но не всем так повезло. Спасибо соседям, они чай кипятили на улице, мы его так называли, на самом деле — ложечка варенья на несколько литров воды, просто подкрасить. В 10 утра примерно всем разливали по полстакана. Вода — ужасная, сколько ни кипятили ее, все равно горько-соленая, с осадком. И это был завтрак, обед, а иногда и ужин.
* * *
— 27 марта в наш район зашли русские, — вспоминает беженец из Мариуполя. — Стали ходить по квартирам, искали солдат ВСУ. Сидим, трясемся. Вдруг громкий стук в дверь, заходит военный с белой повязкой, я предъявляю паспорт — прописка у меня донецкая, я дважды беженец — в 2016-м выехал, не мог больше. Тот прошелся по квартире, спросил, где хозяева (мы арендаторы), чем занимаются, связаны ли с ВСУ. Одну из комнат владельцы заперли на хлипкий замок — вещи там их лежат. Ключа у нас нет, и "гость" просто с ноги вышиб дверь. Теща спрашивает, мол, как нам хозяевам это объяснить.
"Если вернутся, — говорит визитер, — могут направить претензии в прокуратуру РФ, полковник Кулиш".
Первое такое знакомство с ними было…
