Леонид Живов: от бомжевания – к писательству
Владимир ПЛЕТИНСКИЙ
Наше знакомство с Леонидом Живовым состоялось неожиданно для меня. Позвонил некто неведомый мне в редакцию еженедельника "Секрет" и рычащим голосом заявил, что сейчас придет для ознакомления меня, и без того тонущего в графоманской волне, с образцами своего творчества. Несмотря на освоенное по причине дефицита времени и нервов правило отсылания посетителей куда подальше, я не смог устоять перед живовским напором. И слава Богу.
Но вначале мне показалось, что это сам капитан (был же одноногий хитроумец краткое время капитаном пиратского судна!) Сильвер с "Острова сокровищ" прибыл в редакцию, дабы огреть меня, неразумного, своим костылем. Эмоции перехлестывали через край, глаза посетителя блестели, я слышал, как бьется сердце в груди Леонида в те минуты, когда придирчивый редактор (в моем лице) читал принесенные стихотворения. В общем, типичные симптомы болезни под названием graphomania vulgaris. Но, увлекшись чтением, через какое-то время я поднял на Живова очумелый взгляд и сказал ему простую фразу, которая в устах человека, измученного рифмоложцами, звучит как наивысшая похвала:
— Будем сотрудничать!
А уже потом я узнал, что в "доисторические времена" Леонид жил в кубанском городе Армавире, где был процветающим стоматологом. А потом, совершив алию и не совладав с трудностями новой жизни, неожиданно опустился на самое дно израильского общества и оказался на "Поле чудес" — бомжовской "базе" между тель-авивским рынком "Кармель" и шикарными отелями на набережной. Алкоголь и нездоровый образ жизни поставили его на грань жизни и смерти. К счастью, дабы вытянуть мужа и отца из засасывающего его болота, в конце концов рискнули приехать к нему жена Галина и сын Илья. Но они едва не опоздали. Наказанием за проявленную слабость духа стала ампутация ноги, по сути, спасшая Живова и, в конечном счете, позволившая возродиться ему в качестве писателя, а нам — познакомиться с его творчеством.
* * *
Всё, что вы прочитали выше, было написано в середине девяностых в качестве предисловия к первой книге Леонида — "Поле чудес". Затем он выпустил еще пять книг, при этом героями его новых рассказов были уже не только бомжи. Но бомжатский цикл все-таки я бы назвал вершиной, до которой остальные темы уже не дотягивали.
К сожалению, бомжевание сказалось не только на физическом, но и на психологическом состоянии Живова. И когда к нему заглядывали старые и новые друзья с бутылкой, порою он срывался. И результаты были плачевными…
Но то, что написано, достойно того, чтобы быть прочитанным. Потому что немногие так смачно и честно могут описать жизнь израильского дна, изнанку бытия в современном городе.
А книги "капитана Сильвера" с дарственными надписями лежат в моем книжном шкафу.
