Основатель самого старого и популярного русско-еврейского сетевого портала "Заметки по еврейской истории" — об отношении великого ученого к ассимиляции евреев
Альберт Эйнштейн не принадлежал ни одной религиозной общине. Только для пражской было сделано исключение, и то по служебной необходимости. Дело в том, что в Праге ему впервые предложили место ординарного (или полного) профессора. Человек в этой должности становился высокопоставленным государственным чиновником, что предполагало процедуру служебной присяги, во время которой необходимо было дать клятву на священной для данного претендента книге. Возможность государственного чиновника-атеиста тогда даже не рассматривалась.
Вот и пришлось Эйнштейну вступить в еврейскую общину, о чем он со смехом писал своему бернскому знакомому медику Генриху Цанггеру (Heinrich Zangger, 1874-1957) 24 августа 1911 года.
В Берлине новому профессору Прусской академии наук стал ясен масштаб дискриминации, которой подвергаются еврейские ученые в немецкой академической среде. Он реально осознал, как трудно юношам и девушкам из еврейских семей поступить в университеты, какие барьеры нужно преодолеть молодым ученым-евреям, чтобы занять соответствующие их таланту научные должности.
С этим он не мог мириться, но и путь ассимиляции, который избирали многие его соплеменники, был для него неприемлем. Желание сделаться «как все немцы» ученый называл «мимикрией» и осуждал со всей силой своего темперамента. Исключение он не делал даже для своей родни, включая жену Эльзу. Для него было ясно, что сами немцы в своем большинстве не готовы рассматривать еврейское меньшинство равным себе, поэтому усилия ассимилянтов не только жалки, но и бесполезны.
Немецкому политику, кандидату на пост президента от демократической партии Вилли Хелльпаху (Willy Hellpach, 1877-1955) Эйнштейн писал осенью 1929 года:
«Я вижу унизительную мимикрию достойнейших евреев, и мое сердце при виде этого обливается кровью».
Руководитель немецких сионистов Курт Блюменфельд писал своему шефу, президенту Всемирной сионистской организации Хаиму Вейцману об Эйнштейне:
"В основе его поступков лежит неприязнь к ассимилированным евреям".
В октябре 1929 года разразился страшный биржевой кризис на Уолл-стрит, ставший началом Великой депрессии.
Экономический кризис быстро докатился и до Европы, активизировав националистические и антисемитские движения и партии. Положение евреев стало весьма шатким.
Эйнштейн не мог оставаться в стороне. По мере возможностей он старался поддержать соплеменников. В январе 1930 года он в черной кипе выступал в Берлинской синагоге, играя на скрипке в сопровождении хора. Деньги, собранные во время этого концерта, пошли на организацию помощи нуждающимся членам общины.
Отношение великого физика к остающимся в Европе евреям потеплело, его критика за попытки ассимиляции стала менее острой. Если раньше он рассматривал ассимиляцию как ошибку, то теперь понял, что она просто невозможна.
