ИЗ КОЛЕНА ЛЕВИТОВ Я ВОССТАЛ
ВРЕМЯ ЛЮБИТЬ. ЯФФО
Каждое событие собственной жизни Агнон осмысливал в художественном слове, в том числе и приезд в Эрец-Исраэль. В своей Нобелевской речи Агнон говорил: «Из колена Левитов я восстал, и я, и праотцы мои песнопевцами во Храме были, и семейное предание гласит, что от чресел пророка Самуила мы восстали, и именем его я наречен».
Юноше было 20 лет, когда в 1907 году он ступил на землю Палестины. Шмил-Йосеф а-Леви Чачкес приехал в Эрец-Исраэль по сионистскому зову и нежеланию служить в армии Австро-Венгерской империи. Молодой человек свободно владел еврейскими языками – идишем и ивритом, немецким. Уже имел опыт работы в газете на идиш во Львове, но пока еще не представлял, что новая страна пренебрежет наследием идиш-культуры вместе с языком, объединявшем к началу ХХ века одиннадцать миллионов евреев. К счастью, иврит был близок молодому человеку как язык, позволявший мысленно прикасаться к древнейшим пластам культуры. В дни второй алии сионизм «книжного юноши», выросшего в среде религиозных евреев, отличался от сионистского запала мускулистых и не отягощенных проблемами религии ребят, приехавших строить и осваивать эти земли. Будущего писателя не привлекал образ жизни поселенцев. Он устраивается секретарем в еврейский суд, служит в различных еврейских советах, через год переезжает в Иерусалим. Здесь в 1909 году выходит в свет его первая повесть на иврите «Покинутые жены» (עגונות, «Агунот»), названием которой он и воспользовался для своего литературного псевдонима «Агнон» (дословно «брошенный»), ставшего в 1924 году официальной фамилией писателя.
Уроженец Галиции, которая тогда входила в Австро-Венгерскую Империю. Он отличался от большинства своих сверстников, приехавших из Беларуси, Украины и Польши, и круг его культурных предпочтений был иной, чем у ивритских писателей – его современников (таких, как Йосеф Хаим Бреннер или Хаим Нахман Бялик). В отличие от них, Агнон привозит в Палестину отзвуки не русской, а немецкой и австрийской литературы. Впрочем, по тому, как звучит Агнон в переводах на русский язык, можно сказать, что его искания сродни поэтике символистов, акмеистов, имажинистов в поэзии серебряного века. По большому счету, это было общим явлением для новых направлений в европейской литературе.
В Яффо молодой человек сблизился с кругом Авраама Ицхака а-Коэна Кука, первого главного раввина Израиля и теоретика философии религиозного сионизма, автора его главного труда «Светочи». Он разделял идеи рава Кука о том, что возвращение на землю Израиля независимо от мотивов возвращения имеет религиозное значение и не должно порывать с традиционными ценностями еврейства, а напротив – утверждать их и возрождать на Святой земле. «И его учение, и его личность были самыми значительными явлениями в моем поколении», – утверждал писатель через много лет после смерти своего учителя. У них была взаимная привязанность и признание заслуг: рав Кук высоко ценил творчество Агнона. Через много лет писатель опубликует свою статью «Из воспоминаний о раве Куке», где расскажет и о том, как впервые привел к нему Шагала.
В романе «Вчера-позавчера» Агнон даст опоэтизированный образ Яффо как «ворот в Святую Землю». Происходящее в этом городе не случайно, здесь происходит отсев, кому восходить в Иерушалаим, а кому и не след, ибо все, что нужно человеку, есть в Яффо. В переводах Агнона на русский язык название города традиционно дают в женском роде, как на иврите, чтобы подчеркнуть высокий штиль автора: «Яффа, красавица морей, город седой древности. Яфет, сын Ноаха, построил его и дал ему свое имя. Однако от всей красоты Яфета не осталось у города ничего, разве только то, что люди не в состоянии отнять у него, и город меняет свой облик в зависимости от природы своих обитателей.
Белые дома его сверкают среди песчаных холмов, и зеленые сады венчают его прекрасными деревьями, как короной; грустное сияние солнца лежит на нем, морские ветры овевают его темные кипарисы, и морская синева играет с его песками; и чудный аромат разносится от его виноградников и от самых разных декоративных деревьев, украшающих людям их жизнь в Яффе.
Как и все большие города, построенные в древние времена, видела Яффа много перемен. Многие народы воевали у ее стен, одни разрушали город до основания, другие строили на его развалинах. Вначале владел им Египет, потом Ассирия и Вавилон. Жили здесь филистимляне, и многие другие народы гнездились внутри его стен, пока не забрал Господь, Благословен Он, город из их рук и не отдал его нам, потомкам Авраама, его любимца, потомкам Ицхака, единственного сына Авраама, потомкам Яакова, первенца Ицхака».
Торжественный сказ во славу города Агнон завершает следующими словами: «И если не была Яффа частью Святой Земли, зато удостоилась она чести стать воротами в Святую Землю, так как все, направляющиеся в Святой город Иерусалим, прибывают сперва в Яффу. А в будущем все серебро, и золото, и драгоценные камни, и жемчуг с кораблей, потерпевших крушение в Средиземном море, извергнет море в Яффе для праведников в мире ином».
После поэтической феерии Агнона трудно переходить на язык бренный, словно после кораблекрушения. Во истину кораблекрушение. Как здесь ни вспомнить «Как беден наш язык! – Хочу, но не могу!» (А.Фет) достойно переключиться с высокого штиля и перейти на другой стилистический пласт. А, может, и не стоит? Живопись – визуальное искусство. Художник ощущает образ в цвете. Картины нужно смотреть.
Время летит, а красота пейзажей и опоэтизированный дух Яффо остаются, словно все это уже оплачено и серебром, и золотом, и драгоценными камнями, и жемчугом с кораблей, потерпевших крушение в Средиземном море. Но оно не расстанется с этими богатствами ради красоты Яффо.
Нынешний Яффо – излюбленное место пленэров Объединения профессиональных художников Израиля. На полотне Анатолий ФИНКЕЛЯ старый арочный Яффо встречает идущих с миром. Гимном морским воротам, приглашающим на Святую Землю, звучат пейзажи Бориса ГЕЙМАНА, Сергея МОСКАЛЕВА, Аркадия ОСТРИЦКОГО, Ильи ХИНИЧА. Работы Александры и Вячеслава ИЛЬЯЕВЫХ напоминают о древности Земли Сиона, перекликаясь с метафорическим ощущением Агнона – «из колена Левитов я восстал».
Представленные в коллекции работы воссоздают визуальный образ Израиля как страны трех морей и эпических пустынь, воплощая настроение близости художников к окружающей их природе, которая была созвучной и художественному мышлению Агнона.
Сказано в книге «Когелет»: есть «время любить, и время ненавидеть».
Яффо: «время любить».
Вчера-позавчера и сегодня
У писателя и живописца – единый механизм творчества, в котором заложен процесс продуктивного взаимодействия – это встреча человека с миром и диалог с ним, это самореализация личности художника в избранных им профессиональных формах выражения.
Роман Шая Агнона «Вчера – позавчера» – это последнее крупное произведение автора – художественный итог его раздумий о времени репатриации писателя, совпадающем с периодом Второй алии в Эрец-Исраэль. Однако, несмотря на значимость этого произведения в творчестве классика литературы, до нынешнего проекта роман «Вчера – позавчера» никто из живописцев не иллюстрировал, хотя практика книгопечатания показывает, что иллюстрации к художественному произведению, как правило, обогащают восприятие художественного текста читателем. В этом смысле представленная в израильской коллекции серия акварелей, созданная Людмилой БЕРЕНШТЕЙН, носит эксклюзивный характер.
Предоставим слово художнице: «Увлекательное занятие создавать что-то новое. Для меня это всегда интересно. К проекту «ШАЙ АГНОН как ГЕНИЙ МЕСТА», я решила проиллюстрировать произведение Агнона «Вчера-позавчера». Купила книгу, прочитала роман – грустный, образный, странный, запавший в душу… Но, приступив к зарисовкам по сюжету, почувствовала, что мне недостает ощущения достоверности эпохи. Посетила исторический музей, и многое встало на свои места – в самом ощущении времени, о котором идет речь в произведении. Музейная экспозиция помогла мне ознакомиться с бытом и культурой переселенцев ещё не созданной тогда страны».
Рисунки Людмилой БЕРЕНШТЕЙН отражают ключевые моменты развития действия в романе, иллюстрации выполнены акварелью, подчеркивая текучесть стиля писателя и визуально отсылая зрителя и читателя к традиции оформления книг, характерной для первой трети ХХ вв., что, в свою очередь, важно для понимания произведения Агнона в культурном контексте его эпохи. Акварель – момент времени соприкосновения с писателем.
ВРЕМЯ ИСКАТЬ, И ВРЕМЯ ТЕРЯТЬ. ГЕРМАНИЯ
Яффо Агнона эпичен, поэтичен и эстетически прекрасен! Но Эрец-Исраэль дается человеку только через страдание. Как и в книгах еврейских мудрецов, у Агнона одновременно и «время плакать, и время смеяться».
Жизнь писателя совпадает со временем сионистского движения и Второй алии.
Утопические идеи Т.Герцля проросли. Впечатлительные юноши и девушки мечтают о Земле Израиля, которая накормит всех досыта. Молодежь поколения Агнона охвачена пафосом возрождения Земли Авраама-Ицхака-Якова. Но его сверстникам традиции не нужны – им нужен новый мир, в котором они – хозяева жизни. Жить здесь и не стать как все? Выросший в религиозной семье, Агнон отходит от традиционного еврейского образа жизни. Он мысленно пытается быть как халуцим. Он собирается, как все, строить города, но поступает на работу чиновником. Он, как все, мечтает, чтобы новая страна стала пышным садом. Он, как все, мысленно возделывает землю, но в кибуц не вступает. Он не вписывается в ряды пионеров Эрец-Исраэль!
Автобиографические впечатления этого периода нашли отражение в романе Агнона «Вчера-позавчера». Судьба одного из героев произведения перекликается с сермяжной правдой пережитого писателем: «И бродит Ицхак, как и множество других, под жарким солнцем, не может найти работы, не нужны земле евреи, чтобы возделывать ее. И гонит голод Ицхака прочь от земли, дает ему в руки кисть, уводит от идеала юности». Нужно многое понять и разобраться в себе, а пока: «Перестал он думать о звездах наверху, ведь нет нам от них пользы, только пугают они и не помогают». Одинокий саженец во вселенной. Стиль письма Агнона сродни мистическому тексту, в котором иудейские предания накладываются на сюжеты о жизни и быте еврейских поселенцев, приобретая сюрреалистическое звучание.
Работы Аркадия ЛИВШИЦА эмоционально перекликаются с настроениями Агнона этого периода. Это растерянность перед лицом времени, духовное одиночество и ощущение экзистенциализма бытия, когда «время насаждать» обернулось временем «вырывать посаженное».
Сказано в книге «Когелет»: есть «время любить, и время ненавидеть».
Теперь – ненавидеть себя.
В 1913 году Агнон покидает Эрец-Исраэль и уезжает в Берлин, сближается с группой еврейских интеллектуалов, в которую входили философ Мартин Бубер и Гершом Шолем – будущий исследователь еврейского мистицизма. Агнон публикуется в журнале Бубера «Дер Юде», выходят в свет три сборника его рассказов, в скором времени переведенные на немецкий язык.
В Берлине Агнон знакомится с владельцем еврейского издательства Залманом Шокеном, который назначил молодому писателю стипендию на период с 1915 по 1920 гг. – с условием, что тот будет редактировать антологию еврейской литературы. Эта встреча оказалась определяющей в свете издательской судьбы произведений Агнона, поскольку позже издательства Шокена откроются и в Палестине, и в Нью-Йорке. И на протяжении всей жизни Агнон будет издаваться на иврите и в переводах на немецкий, английский и другие языки исключительно в издательствах Шокена.
В Германии Агнон познакомился с Эстер Маркс, ставшей его женою.
Здесь он обрел семейный очаг, тепло которого не остывало до последних дней его жизни. Одинокий саженец стал совсем не одинок, разрастаясь в древо жизни.
И все бы было хорошо, разве что…
В 1924 году в Бад-Гомбурге, где проживал Агнон, вспыхнул пожар. Дом сгорел дотла, погибла уникальная библиотека писателя, питавшая интеллект Агнона, сгорела рукопись его романа, заявленного в печати… Агнон воспринял это событие как кару за сытый хлеб и уют на чужбине.
Сказано в книге «Когелет»: есть «время искать, и время терять».
Германия: «время искать, и время терять».
Читать далее: номера страниц внизу
