Эффект бабочки. Рэю Брэдбери и не снилось
Владимир РАБИНОВИЧ
— Эту, что ли? – спросил Карпыч. Было жарко и он снял биоскафандр.
— Зря ты это делаешь, — сказал Рабинович.
— А чего ты боишься?
– Вирусы, бактерии, клещи.
— Пох*й, — засмеялся Карпыч, — у меня еще советские прививки.
— Ладно, хорош п*здоболить, — угрюмо сказал Рабинович. — Давай, дави!
Его раздражала эта насмешливая блогерская манера перманентного стеба.
— Как? – спросил Карпыч.
— Ногой наступай.
— Красивая какая. Жалко, — любуясь большой, размером с птицу розовой бабочкой, сказал с нежностью Карпыч.
— Дави скорее и пошли. У нас семь минут. Может ты хочешь здесь остаться.
— А где мы?
— Мезозой. Меловой период.
— Динозавры уже есть?
— Сколько угодно. Тираннозавры.
— Вот бы посмотреть.
— Трехэтажный дом на двух лапах. Будет сниться потом. Давай, дави и пошли.
— Почему обязательно нужно убивать?
— Потому что в инструкции сказано: «Наступить ногой, убедиться в том, что бабочка мертва, очистить подошву от фрагментов…»
— Почему я? – спросил Карпыч
— Потому, что под тебя считали. Ты оптимальный.
— Не слишком маленький не слишком большой.
— А что, другим способом решить проблему нельзя?
— Нельзя. Знаешь, сколько он сидит? С прошлого века еще. Ему уже два раза все органы пересаживали.
— Что, его грохнуть нельзя, как Кеннеди?
— Не имеет смысла. Он покодово записан на молекулярном уровне. Два раза в день сканирование. Воссоздают, суки.
— Кто?
— Сама программа китайская, ворованная, конечно. Наши дописывали. Помнишь эту историю, как после первой реинкарнации он вдруг шепелявить стал? Ты же знаешь, как он обычно говорит, а тут вдруг стал шепелявить и языком так делать, как будто у него съемные протезы. Такая паника была. Два дня по телевизору только его старые записи показывали, пока наши из университета ошибку искали. Когда обнаружили, тут же сделали нового.
— А старого? – спросил Карпыч.
— А тебе что, жалко его?
— Жалко, конечно, — сказал Карпыч, — старичка со съемными протезами.
— Да хуля его жалеть, он наше развитие задержал на двести лет. Знаешь, где бы мы сейчас были, если бы не он?! – воскликнул Рабинович.
— Так что со старым случилось?
— Старого пришлось убирать. Не знали как юридически оформить. Хотели, чтобы оппозиция это сделала, переговоры с ними вели, но там не нашлось ни одного способного на такое человека. Вырождение. Пришлось лезть в прошлое и исправлять в самой ленте времени. Этот новый президент, когда узнал, что мы ходим в ленту, сильно испугался, поднял вэрхэл. Устроил нашему отделу такой террор. Запреты ввел.
— И что?
— Его нужно убирать, иначе он даже ближнее прошлое закроет. Ты родителей не сможешь навестить.
— Ну, нет. Такого он не сделает.
— Ты помнишь, как в XXI веке он выключал интернет? Сделает все, что захочет, и ни у кого спрашивать не будет. Знаешь, откуда наши делали расчет?
— С мезозоя наверное.
— С мезозоя, мелового века. У него тоже не дураки сидят, изменения, которые мы вносим в ленту, они просматривают на всю историю человечества. В мезозое, конечно, они нас не видят. Короче, нужно раздавить эту бабочку и произойдут незаметные для всех перемены. "Мы ждем перемен", как сказал классик.
— Чего?
— Всего, но прежде его личности.
— Какие, вы хоть знаете?
— До конца нет, но определенно нашу лабораторию он трогать больше не будет.
— А я здесь при чем? — спросил Карпыч.
— Потому, что это нормально ложится на общую логику истории. Ты у нас в ранних версиях был диссидентом. Дави и пошли отсюда, пока канал открыт.
— Нет, я не буду давить, — сказал Карпыч решительно, — это против моего жизненного принципа – не убивай ничего живого. Мы возьмем ее с собой. Это почти то же самое, что убить. Я ее сейчас заберу и она исчезнет из цепи событий.
Вдали раздался странная для тропического леса сирена пожарной машины.
— Уходим! — закричал Рабинович.
Карпыч вытащил из кармана пакет, надел на руку, схватил через пластик бабочку и вывернул чулком.
— Мне говорили, что ты в этой версии получился с придурью, но чтобы до такой степени, — сказал Рабинович, схватил Карпыча за руку и они побежали в ту сторону, откуда раздался уже второй сигнал.
* * *
— А чего ты без видео? — спросил Карпыч.
— Ты же знаешь, у меня старые привычки, я не собираюсь от них отказываться, я не люблю видео, когда разговариваю, — сказал Рабинович.
— Ты уже телевизор смотрел, Центральный канал? – спросил Карпыч почему-то с издевкой в голосе.
— Нет. Что там? – насторожился Рабинович.
— Выступает наш президент, — сказал Карпыч и как ребенок расхохотался.
— Ну и что?
— Знаешь, как его зовут?
— Бацька.
— Фамилия его как?
— Как?
— Липкович.
— Я же говорил тебе, что нужно было эту бабочку давить! – воскликнул Рабинович.
