Учебный лагерь СС "Травники". Преступления и возмездие
Д-р Арон ШНЕЕР
Пособников немцев — граждан Советского Союза, виновных в физическом уничтожении мирных граждан и советских военнопленных, советские органы государственной безопасности, а затем и СМЕРШ начали разыскивать еще в ходе войны по мере освобождения оккупированных немцами территорий. 23-25 июля 1944 г. Люблин и прилегающие к нему районы Восточной Польши, включая городок Травники, на окраине которого находился учебный лагерь СС, были освобождены Красной армией. Ее наступление было столь стремительным, что в руки Красной армии попали многочисленные лагерные документы, которые нацисты не успели вывезти или уничтожить.
Вот тогда-то впервые название Травники появляется в документах СМЕРШа, сотрудники которого немедленно приступили к расследованию. В конце июля 1944 г. в руки СМЕРШа попали трофейные документы из освобожденного концлагеря Майданек и учебного лагеря СС, расположенного в местечке Травники примерно в 35 км от Люблина. Очень точное квалифицированное заключение о лагере Травники с указанием конкретной цели подготовки курсантов и указанием национальности жертв, дано в справке Управления МГБ по Волынской области от 21 августа 1947 г. об аресте бывших курсантов Травниковского лагеря СС.
В лагере "готовили квалифицированные кадры вахманов (охранников) для несения службы в лагерях "гетто", в которых производилось массовое уничтожение еврейского населения. Вахманы несли службу по охране заключенных в лагерях граждан еврейской национальности, принимали участие в массовом уничтожении еврейского населения путем расстрела и отравления в специальных газовых камерах".
* * *
В специальной справке по лагерю Травники 4-го отдела 4-го управления МГБ СССР подчеркнуто, что "подбор контингента в учебный Травниковский лагерь по национальному признаку производился исключительно из украинцев и частично из русских военнопленных. На самом деле среди курсантов были почти все национальности — "советский интернационал". Среди травниковцев в различных свидетельствах и документах много фольксдойчей (немцы Поволжья, Украины, Казахстана), русских, белорусов, латышей и литовцев, есть татары Крыма и Поволжья, узбеки, грузин, чуваш, карел, эстонец, болгарин, несколько фольксдойчей из Хорватии, Словакии и Румынии. Среди травниковцев оказался даже полуеврей, выдававший себя за фольксдойча. И все-таки из примерно 5000 курсантов, прошедших обучение в лагере, основной состав — 3600 – образовывали украинцы, из них около половины из Восточной Украины. Видимо, поэтому в немецких документах травниковцев чаще всего называли Ukrainische Wachmänner, а также Trawniki Männer, Trawniki Wachmänner.
Важно отметить, что в отличие от идейно мотивированных противников советской власти и убежденных антисемитов, исключительно добровольных участниках вооруженных антисоветских групп, нападавших на отступавшие советские части в Прибалтике, Западной Белоруссии и Западной Украине в июне-июле 1941 г., а затем добровольно вступивших в карательные команды СД, таких как группы Вогуланса, Арайса в Латвии, Ypatingasis būrys (Особая команда) в Вильнюсе, а позднее и в других многочисленных карательных подразделениях и полицейских батальонах, в легионах СС Латышском, Эстонском, дивизии СС "Галичина", — травниковцы, во всяком случае их значительная часть, не были убежденными идейно мотивированными антисоветчиками, антисемитами, у них не было уголовного прошлого, тем более они не были патологическими убийцами. И вообще разговоры и публикации некоторых авторов о том, что немцы специально отбирали в карательные или охранные соединения убийц и садистов, не имеют под собой никаких оснований.
Травниковцы — бывшие военнослужащие Красной армии, сражались на фронте с немцами, многие из них были комсомольцами, некоторые — коммунистами, даже политруками, офицерами. Среди травниковцев — крестьяне и рабочие, не менее 30 шоферов, десяток учителей, есть профессионалы-артисты, певцы, скрипач… Только оказавшись в плену, они, порой волею случая, отбора немецких офицеров и опасений за свою жизнь, стремясь выжить любой ценой, и лишь немногие по идейным соображениям, стали сотрудничать с гитлеровцами и шаг за шагом шли по пути предательства и становились убийцами. Причем никто из травниковцев не мог избежать этого, ибо все они в процессе обучения проходили "крещение кровью". Факты "учебных" расстрелов подтверждаются показаниями И.Волошина, В.Емельянова, С.Василенко и других подследственных: "В дисциплину специальной подготовки в лагере Травники входили <…> расстрел граждан в порядке практической деятельности. В момент производимых облав поощрялись те курсанты, которые застрелят того или иного гражданина, независимо от пола и возраста, пытавшегося укрыться от преследования. <…> В порядке прохождения специальной подготовки и тренировки расстреливали и конвоировали на расстрел евреев из числа содержавшихся в лагере местечка Травники. Проводились практические занятия по уничтожению евреев.
"После окончания обучения с нами проводили своего рода "испытание" — проверку нашей преданности фашистской Германии — слушатель должен был расстрелять беззащитного заключенного. <…> Пришел начальник школы, отобрал нас 8 человек слушателей и повел к Травниковскому лагерю военнопленных. Когда мы пришли на место, то из лагеря немецкий солдат вывел заключенного еврея — это был мужчина средних лет, сильно истощенный, от слабости еле-еле передвигал ногами. Когда его поставили спиной от нас в 6-8 шагах, начальник школы сказал мне, чтобы я его расстрелял. Я вскинул винтовку, прицелился в затылок заключенного и выстрелил. Заключенный упал. Мы подошли к нему, его затылок был размозжен сделанным мною выстрелом. Начальник школы стал меня за это расхваливать. После этого были выведены еще заключенные, такие же истощенные и слабые, и они были расстреляны другими слушателями полицейской школы. Такие испытания проводились со всеми по окончании школы". По словам Ивана Тесленко, весной 1943 г. "в порядке привития навыков обучающимся" в концлагере Травники вахманами был проведен массовый расстрел евреев: "женщин, стариков и детей всех возрастов". Николай Скороход объяснил учебные расстрелы так: "Немцы заставляли расстреливать людей, чтобы, запачкав руки вахманов в крови, гарантировать их преданность".
За особые заслуги и активную деятельность в окончательном решении еврейского вопроса некоторые травниковцы награждались и специальными медалями. В декабре 1942 г. Александр Егерь, служивший командиром взвода в лагере смерти Треблинка, был награжден серебряной медалью "Знак отличия для восточных народов II класса". Захваченные во время стремительного рейда советских танкистов 14 марта 1945 г. сопровождавшие колонну узников Штуттгофа группенвахман В.Чернявский и роттенвахман С.Василенко, как выяснилось во время следствия, были награждены в октябре 1943 г. бронзовой медалью "Знак отличия для восточных народов I класса". Кроме того, Чернявский, потерявший руку во время взрыва гранаты, брошенной одним из доставленных в Треблинку евреев, имел специальный значок за ранение с изображением каски и орденскую зеленую ленточку в петлице.
Немецкие офицеры, руководившие уничтожением евреев в лагерях смерти, также удостаивались наград. 4 ноября 1943 г. группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции Глобочник пишет рейхсфюреру СС и начальнику германской полиции Генриху Гиммлеру: "Рейхсфюрер! 19 октября 1943 г. я завершил операцию "Рейнгард", которую проводил в генерал-губернаторстве, и ликвидировал все лагеря. <…> Во время посещения рейхсфюрер обещал мне, что за особые заслуги в выполнении этого трудного задания после завершения работ могут быть пожалованы несколько"железных крестов". Рейхсфюрер, я прошу сообщить мне, могу ли я представить соответствующие предложения. <…> Я был бы весьма признателен вам, рейхсфюрер, за положительное решение в этом отношении, поскольку охотно явился бы свидетелем того, какая тяжелая работа моих людей была вознаграждена. Хайль Гитлер!"
* * *
Послевоенная фильтрация бывших военнопленных и советских граждан, освобожденных Красной армией, была необходима. Государство имело право проверять и не доверять. В сборно-пересылочных и проверочно-фильтрационных пунктах, а затем и в спецлагерях, кроме обычных военнопленных и остарбайтеров (Ostarbeiter — восточный рабочий), оказались и различные пособники нацистов. Среди них были и лагерные полицаи, и служившие в различных немецких военных и карательных подразделениях от вермахта до национальных формирований СС и полицейских батальонов. Особое место среди них занимали те, кто прошел специальный курс в учебном лагере СС в Травниках. В последние недели и дни войны многие из них, бросив оружие, переодевшись в гражданскую одежду, стали выдавать себя за остарбайтеров, угнанных немцами, за узников концлагерей и бывших военнопленных. Многие из тех, кто оказался в оккупационных зонах союзников, в соответствии с Ялтинскими соглашениями были переданы в советскую зону как граждане СССР. Все они оказались в проверочно-фильтрационных пунктах и лагерях. Там бывшие коллаборанты смешались с тысячами людей, ожидавших возвращения в СССР.
Проблема послевоенных судеб военнопленных намного сложней, чем стало модно писать в годы перестройки и после нее. Среди миллионов невиновных, честных бывших военнопленных и остарбайтеров скрывались десятки тысяч граждан, в разной степени и форме сотрудничавших с нацистами. Например, во время допроса 6 августа 1949 г. во Львове Н.Слифиренко рассказывает, почему скрыл свои имя и фамилию и как ему это удалось сделать: "Зная о том, что за совершенные мною преступления я буду репрессирован органами советской власти, я настоящие свои установочные данные заменил, имея при этом цель, что меня органы советской власти никогда не найдут, тем самым я уклонюсь от ареста, так как в Травниках я служил под своей настоящей фамилией — Кабанец Николай Николаевич.
Вопрос: Каким путем вам удалось получить документы на другие установочные данные? Во время фильтрации у меня на руках никаких документов не было, что дало мне возможность при допросе назваться Слифиренко Петр Николаевич и заменить место рождения. После прохождения фильтрации я был направлен на службу в Советскую армию, где согласно фильтрационной анкеты я получил красноармейскую книжку на фамилию Слифиренко. При демобилизации в 1947 г. из Советской армии я получил документы на фамилию Слифиренко, согласно которых по прибытию в гор. Львов я встал на воинский учет, получил паспорт и военный билет и прописался на жительство в гор. Львове, где и проживаю по фиктивным документам по настоящее время".
О том, что фильтрация порой носила формальный характер и скрыть свое прошлое не составляло особого труда, свидетельствует и рассказ Е.А.Парфенюка, служившего в лагерях смерти Треблинка, Аушвиц, затем до конца войны в концлагере Бухенвальд. В апреле 1945 г. Парфенюк оказался в американской зоне оккупации. Переоделся в гражданскую одежду, выдал себя за советского военнопленного. На допросе 16 сентября 1961 г. он показал: "Примерно через неделю американцы многих советских передали советским представителям. В их числе был и я. Советские представители отделили гражданских от бывших военнопленных, и нас сразу же распределили по воинским подразделениям, назначили из нашей среды командиров и направили пешим порядком в Берлин. Там я был допрошен один раз советским военным офицером, который спросил меня, откуда я, где попал в плен и в каких лагерях военнопленных содержался. Я ответил на эти вопросы и был отпущен. Допрос длился минут десять. Чем я занимался, находясь в немецком плену, меня не спрашивали и сам я не рассказывал. Так что о своей службе в войсках СС я при фильтрации скрыл, а больше я нигде фильтрацию не проходил".
Таких историй на самом деле тысячи. К сожалению, из-за громадного потока бывших военнопленных и остарбайтеров следователи фильтрационных пунктов и лагерей не справлялись со своей работой, фильтрация происходила в спешке, и дальнейшая разработка уже прошедшего первичную фильтрацию переносилась порой на годы.
* * *
Особенность травниковских дел и процессов состоит в том, что в них речь шла о преступлениях, совершенных не только против одной личности, а против сотен тысяч и миллионов людей. Они не могли говорить, молчали, став пеплом, рассеянным на территории лагерей смерти и их окрестностей. Однако свидетельствовали немногочисленные, чудом выжившие узники разных гетто, Яновского лагеря, участники восстания в Треблинке и Собиборе, узники Освенцима, Майданека, Бухенвальда, Штуттгофа, Флоссенбюрга и других лагерей, в которых несли службу обвиняемые. Эти свидетельства разных лет охватывают период с 1944 г. до начала 90-х гг.
На своем специфическом языке говорили акты судебно-медицинской экспертизы, проведенной на местах преступлений. Важнейшим неопровержимым доказательством службы обвиняемых в лагерях смерти и концлагерях оказались немецкие документы:
- Личные регистрационные анкеты-карточки травниковцев, в которых указаны биографические данные: фамилия, имя, национальность, место и год рождения, личный номер вахмана СС, оттиск большого пальца. На оборотной стороне анкеты указаны сроки и места прохождения службы, отметки о предоставлении отпуска.
- Подписка (присяга), подписанная непосредственно курсантом-травниковцем.
- Подписка об уголовной ответственности в случае совершения преступления или проступка также с личной подписью травниковца.
- Приказы о присвоении званий, поощрений и наград.
- Выписки из немецких трофейных документов о перемещениях вахманов. А также многочисленные документы из лагерей: Освенцима, Майданека, Бухенвальда, Флоссенбюрга, Штуттгофа и других, в которых упомянуты фамилии вахманов.
Пришлось давать показания и жителям сел, возле которых находились фабрики смерти. Селяне говорили не очень охотно. Почему? Об этом необходимо рассказать подробней.
Польские крестьяне, жившие в этих селах, очень преуспели от соседства с лагерями смерти. Повседневными были торгово-обменные операции с охранниками-убийцами. Так, вахманам лагеря смерти Белжец "часто продукты и водку поляки привозили и приносили к самому лагерю". В других случаях вахманы сами ходили за продуктами. Например, вахман Леонид Каплун регулярно ходил в польские деревни и всегда приносил для своих сослуживцев водку, колбасы, гусей. Крестьяне обменивали или продавали охранникам водку, еду за вещи, деньги и драгоценности, которые ранее принадлежали жертвам. Кроме того, в случае побега узников из транспортов, приходивших в лагерь, либо беглецов из самого лагеря крестьяне охотились на бежавших, либо сами убивали и грабили их, либо передавали в лагерь, за что получали соответствующее вознаграждение. Например, в результате восстания рабочей команды в Треблинке 2 августа 1943 г. некоторым евреям удалось бежать. О том, что произошло дальше, рассказал на допросе 7 сентября 1961 г. вахман Иван Терехов, служивший в Треблинке. По его словам, в течение трех дней после восстания поляки, жители сел Вульки, Кутаски и других, "доставляли евреев по одному, по два, по три, а были случаи, что по пять, и всех немцы расстреливали в "лазарете", а полякам за доставленных евреев давали соль, одежду, часы и деньги".
Были люди, которые получали постоянный доход от прямого сотрудничества с лагерем смерти. Так, Натына Кристина 12 октября 1966 г. на допросе, проведенном в городке Белжец, рассказала о том, чем она занималась, живя рядом с лагерем смерти Белжец. "В течение всего периода оккупации я проживала в Белжеце, я имела пекарню. Вначале, когда закладывали лагерь в 1941-1942 гг., я напекла хлеб для гарнизона лагеря. Однако после того, как начали прибывать эшелоны с людьми, заключенными в товарные вагоны, я по распоряжению коменданта лагеря выпекала хлеб в количестве 100-120 кг в сутки, который принимал у меня еврей Герц в присутствии вахманов, или я сама на телеге доставляла хлеб к самому лагерю. Хлеб я пекла в течение примерно одного года. Муку и дрова я получала по распоряжению коменданта лагеря. Платили мне по 80 грошей за выпечку одного килограмма хлеба. Хлеб доставляли таким образом, что отвозила телегой лично я к лагерю. В таких случаях вахманы принимали у меня лошадь и телегу перед шоссе, от которого дорога шла к лагерю, и возвращали мне уже после выгрузки хлеба с воза. <…> В большинстве случаев я видела их подвыпившими или даже пьяными. Даже спрашивала у них, чем объяснить, что так много пьют. Отвечали мне: "Если бы там служила, то тоже бы пила так, как они". <…> Через некоторое время трупы начали сжигать, и в связи с этим над лагерем и в окрестностях в течение всей ночи был виден огонь и слышен ужасный запах горелого мяса. В особенности в тихие и безветренные вечера и во время прибытия эшелонов были слышны крики, визги и даже стрельба. Продолжалось это около часа или полутора. После этого внезапно наступала тишина. <…> Выпекая хлеб, я имела возможность познакомиться со многими немцами и вахманами, которые были в лагере. В окрестностях Треблинки также наиболее благоденствовали поляки, жившие непосредственно в соседних деревнях.
В своем известном очерке "Треблинский ад" Василий Гроссман, используя фактический материал, все-таки остался писателем. Подчеркнув ужасы творимого в Треблинке, он хотел несколько облагородить местных поляков, живших по соседству с лагерем, поэтому позволил себе такой пассаж: "Жители ближайшей к Треблинке деревни Вулька рассказывают, что иногда крик убиваемых женщин был так ужасен, что вся деревня, теряя голову, бежала в дальний лес, чтобы не слышать этого пронзительного, просверливающего бревна, небо и землю крика". Гроссман хотел бы, чтобы так было. Однако никуда не бежали жители.
Они знали, что очередная партия смертников уничтожена, и это принесет им новые доходы: ценности, вещи, деньги… Со всем этим к ним придут вахманы накупить водки, чтобы использовать местных женщин: их сестер, дочерей, возможно, и жен, приезжих женщин… Если немцы, служившие в лагере, "очень часто ездили в отпуск домой и награбленное имущество отвозили своим родителям", то вахманы два раза в неделю ходили в окружающие деревни Вулька, Кутаску, Гута, Злотки и местечко Коссув и ценные вещи пропивали. Из сказанного следует, что местные жители, жившие по соседству с лагерями смерти, опосредованно были соучастниками преступлений против евреев. Они кормили, поили убийц, скупали или обменивали награбленные вещи и ценности, то есть обогащались за счет имущества уничтожаемых.
Командир взвода вахманов в Треблинке Александр Егерь на допросе 9 апреля 1948 г. показал: "Я, как командир взвода, выделял вахманов своего взвода для производства массовых расстрелов. Некоторые вахманы без моего ведома уходили в "лазарет" и там производили расстрелы с целью грабежа ценных вещей и золота, так как при расстреле заключенных в "лазарете" их через "кассы" не пропускали и ценные вещи оставались при них. Вахманы, расстреливая заключенных, ценные вещи отбирали себе, а затем пропивали в окрестных селах".
Некоторые вахманы разживались не только злотыми, жили не только сегодняшним днем, но задумывались и о послевоенном материальном благополучии. Они создавали его себе во время службы в лагерях смерти. Так, на допросе 27 февраля 1947 г. Николай Кулак, найденный и арестованный в Польше, сообщил следователю, что, находясь "в лагере смерти Треблинка, я набрал себе около 600 тысяч польских злотых, около полкилограмма золотых вещей и монет. На эти средства я проживал со своей женой Высоцкой Ириной в гop. Варшава и Блохах и на них же в Гдыне открыл свой продуктовый магазин". Вступление в брак со своими сожительницами было одним из способов скрыть свое прошлое. Женщины помогали легализоваться своим возлюбленным под чужими фамилиями, оказывали помощь в добыче фальшивых документов. Все это затрудняло последующий поиск преступников.
* * *
Кроме кропотливой предварительной работы до встречи с арестованным, как это происходило в 50-80-е гг., следователь с целью сбора доказательной базы знакомился с огромным объемом материалов следственных дел по предшествующим процессам, в которых присутствовали фигуранты новых дел или дел, возбужденных по вновь открывшимся обстоятельствам.
Как правило, следователь шаг за шагом документирует все действия обвиняемых, по возможности устанавливает последовательность конкретных эпизодов совершенных ими преступлений. Так, в деле по обвинению Вильгельма Шуллера-Кобыляцкого, установлено, что он в числе других вахманов:
1) неоднократно загонял евреев для уничтожения;
2) доставлял их до входа в газовую камеру;
3) в других случаях, когда евреев гнали по проволочному коридору в газовую камеру, Шуллер охранял этот коридор, стоя на посту с его внешней стороны, вооруженный винтовкой;
4) неоднократно охранял еврейскую рабочую команду, когда она работала на разборке-сортировке одежды задушенных людей;
5) неоднократно охранял рабочую команду, когда откапывали ямы для погребения трупов;
6) неоднократно охранял евреев, которые откапывали и сжигали трупы ранее погребенных людей, а также сжигали вновь задушенных людей;
7) во время разгрузки камер от трупов задушенных людей рабочей командой охранял работавших;
8) в ночное время охранял бараки, где размещалась рабочая команда;
9) в августе 1942 г. с другими вахманами конвоировал группу евреев из Белжецкого лагеря смерти для работы по разборке бараков в одном населенном пункте;
10) участвовал в охране их во время работы и примерно через месяц конвоировал их обратно в лагерь Белжец;
11) стоял на постах по охране самого лагеря, в котором содержались евреи рабочей команды;
12) находясь на службе в команде СС лагеря смерти Белжец, получил звание обервахмана, а затем группенвахмана.
Читайте в тему:
* * *
В учебном лагере СС Травники массово готовили и обучали тех, для кого совершение повседневного преступления является не просто обычным делом, но поощряется. Но даже в этой "работе" были свои особенности. Одно дело — стрелять в одиночных узников за неподчинение, нерасторопность, при попытке побега, и другое — стрелять по приказу, принимать участие в групповых расстрелах. Этого не мог избежать ни один вахман, служивший в лагерях смерти. Подтвердил это на допросе 11 марта 1961 г. травниковец Николай Сенник: "Мне, как и другим вахманам, неоднократно приходилось стрелять в прибывших во время разгрузки из вагонов. Они сбивались в кучу и мешали движению других заключенных к раздевалкам и душегубкам. Я не могу конкретизировать подобные факты стрельбы и расстрела. Хотя они были неоднократны, потому что в то время для меня и других вахманов и немцев одиночные убийства были обыденным повседневным делом, на это не обращалось внимания, да и прошло столько времени, что трудно вспомнить все факты своих преступлений".
"Можно ли было не участвовать в преступлениях?" — спрашивает следователь. Сенник убежденно отвечает: "Я твердо знаю, что за время моей службы в Треблинском лагере смерти все до единого вахманы <…> участвовали в расстрелах, избиениях, удушении людей в газовых камерах, ибо это было нашим повседневным обязательным делом".
Кем были люди, которые творили чудовищные преступления, с точки зрения психологии? Настоящий садист — человек, одержимый страстью властвовать, мучить, унижать других людей. Садизм дает ощущение абсолютной власти над другим существом… Садизм "есть превращение немощи в иллюзию всемогущества", — написал психолог Эрих Фромм. Именно такими и были большинство убийц. В условиях разрешенного террора для убийц и насильников характерно участие в коллективных действиях, сопровождаемых жестокостью и садизмом. Находила выход неудовлетворенная сексуальная агрессия в отношении тех женщин, которые никогда не стали бы доступными по собственной воле. Почти все убийства сопровождались циничными унижениями, издевательствами и насилием над женщинами. Важным фактором, способствовавшим участию в убийствах, была безнаказанность преступников. На вопрос следователя: "Зачем вы расстреляли этих женщин и детей?" — убийца отвечает: "…Я, как и другие полицейские, ненавидел вообще евреев. Зная, что за убийство граждан еврейской национальности никакой ответственности нести не буду, я расстрелял задержанных двух женщин и двух детей без всякого сожаления к ним". Такое объяснение дал некий Г.Прит в Рокитно Ровенской области в Украине. Однако это универсальный ответ, ключ к пониманию того, что происходило на всей оккупированной немцами территории СССР и в лагерях смерти. Обращаю внимание на "ненавидел вообще евреев" и, главное, "за убийство граждан еврейской национальности никакой ответственности нести не буду". Именно предоставленное, поощряемое нацистским режимом право на убийство в первую очередь евреев и привело к тотальным расправам над ними и участию в этих расправах коллаборационистов независимо от их национальности. Те, кто убивал, в большинстве своем были далеки от всякой идеологии. Ну как определить убеждения и уровень сознания человека, который расстреливал евреев, на вопрос следователя: "Грабил ли людей?" — наивно, убежденно отвечает: "Нет, но жидив…" Эти слова произнес на допросе 10 марта 1944 г. Петр Олейник из села Волчковцы Каменец-Подольской области. Возникает вопрос: в чем корни такого поведения некоторых народов, почему такая стратегия у них преобладает?
Выскажусь неполиткорректно. Я убежден, что необходимо изучать этнопсихологию народов, представители которых чаще всего применяли или применяют и сегодня насилие в решении межнациональных проблем. Поисками ответов на поставленные вопросы должны заняться в первую очередь не только историки, но криминологи и этнопсихологи.
Все травниковцы были обычными людьми разных профессий, разного образования. Никто из них не родился убийцей, предателем. Ничто из их довоенной жизни не предвещало превращения их в нелюдей. Многие из них честно, порой мужественно сражались с врагом. Вовсе не все добровольно сдались в плен. Но, сделав первый шаг по пути предательства, остановиться было почти невозможно. Травниковцы сделали своей профессией — смерть. Они стали орудием выполнения истребительных планов, политики и идеологии нацистской Германии, приговор которой был вынесен в Нюрнберге. Понять трагедию травниковцев, которые сами были жертвами, но стали палачами, вовсе не значит простить.
Автор — израильский историк и писатель, на протяжении четверти века — сотрудник института Яд ва-Шем
"Еврейский камертон" (ежемесячное приложение к газете "Новости недели")
