Памяти великого антисоветчика Андрея Синявского (8 октября 1925 г., Москва — 25 февраля 1997 г., Париж)
Андрея Донатовича Синявского я увидел впервые в Московском Доме кино году в 1990-м или 91-м, на каком-то мероприятии «демократов». Он вышел на сцену вместе с женой, и Мария Васильевна Розанова горячо о чем-то заговорила. А он стоял, помалкивал, на вид – старичок-лесовичок с седой бородой, немного косой — на писателя, да еще из Парижа, совсем непохожий. Потом он все же подошел к микрофону и сказал что-то вроде:
«Если в доме есть собака, самому хозяину нечего лаять».
Спустя несколько лет, в октябре 1993 года, я оказался у них дома в парижском пригороде и не мог не заметить, какие трогательные между ними отношения. За ужином перед ним была поставлена 250-граммовая бутылка красного вина (больше нельзя), остальные бутылочки такого же объема предназначались мне, если захочу. Ему было немного меньше, чем мне сейчас, так что соглашусь – то была разумная доза. Периодически я выходил покурить (курил тогда), он вызывался меня сопроводить, раз попросил сигарету и, оглядываясь, не идет ли жена, закурил, предупредив, что если она появится, немедленно передаст сигарету мне, будто это моя.
Когда зашел разговор о суде над ним, я начал было рассказывать о прокуроре, поддерживавшем гособвинение (был с ним знаком), но Синявского он не интересовал, а интересовал судья, он-то и был, по его словам, настоящим прокурором, что правда, хотя я об этом никогда не задумывался.
* * *
В феврале 1966 года нас, старшеклассников, собрал в актовом зале директор школы, Иван Алексеевич Клычков его звали, и стал рассказывать о судебном процессе над двумя отщепенцами, так называемыми писателями Синявским и Даниэлем, печатавшими за границей антисоветские пасквили. Потом директор начал распекать присутствующих, сказал, что некоторые из нас совсем распустились, ведут разговорчики всякие, заразились критиканством и, если дальше будут катиться по наклонной плоскости, то докатятся до преступлений против советской власти, которая нам все дала, а мы…
Процесс Синявского и Даниэля послужил для сталинистов, каким директор, несомненно, являлся, сигналом к возвращению прежних времен. Нет, те времена не вернулись, но гайки прикрутили.
* * *
Приведу еще мои старые заметки о гособвинителе на судебном процессе в том далеком 1966 году.
… Хотя в его облике проскальзывали начальственные черты (величавые манеры, командный голос), интонации выдавали интеллигента. К тому же он ненавидел Сталина и сталинистов и даже позволял себе в годы застоя высказываться по этому поводу в моем присутствии, предварительно затворив тяжелую дверь огромного кабинета.
Как-то раз, заперев ее, раскрыл том секретного дела 1937-го года и «с выражением» прочитал мне, мальчишке, антисталинское воззвание Рютина, за которое тот поплатился жизнью. Немного рисковал, конечно, но мы, тихие разоблачители «культа личности», каким-то чутьем узнавали друг друга по взгляду и не боялись доноса.
Естественно, меня немного удивляло, как он мог участвовать в том судебном процессе. Прокурор однажды сам затронул эту тему и стал говорить, что Ленин для него – это святое, а Синявский и Даниэль в своих «пасквилях» посмели поднять на него руку. Что ж, меня такое объяснение в чем-то успокоило, сам я исповедовал в то время нехитрую формулу: «Ленин хороший, Сталин плохой». К тому же прокурора наверняка заставили, додумывал я, обвинять писателей, а даже если не заставили, что он мог сделать, когда предложили, от таких предложений не принято было отказываться. Спустя годы я узнал от его сослуживцев по союзной прокуратуре, что он сам напросился.
Он, по-видимому, принадлежал к тому сорту людей, в ком мирно уживаются взгляды прямо противоположные. Утром демократ, вечером охранитель, за закрытой дверью критик начальства, при открытой – сторонник. И, что удивительно, никакого раздвоения личности, живут в мире с самим с собой. И, что еще более удивительно, таких людей я вижу вокруг все чаще и чаще.
ИЗ ВИКИПЕДИИ
Процесс Синявского и Даниэля — уголовный процесс в СССР против писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля. Длился с осени 1965 года по февраль 1966 года; судебные заседания проходили 10-14 февраля 1966 года. Вёл процесс председатель Верховного суда РСФСР Лев Смирнов. Обвинительный приговор вызвал международный скандал и протесты внутри страны, положившие начало диссидентского движения в СССР.
Поскольку в СССР художественные произведения этих писателей не печатались, они переправляли их на Запад, где публиковались под псевдонимами Абрам Терц (Синявский) и Николай Аржак (Даниэль). Произведения вывозила Элен Пельтье-Замойская, дочь военно-морского атташе Франции, с которой был знаком Синявский. Жена Синявского Мария Розанова позднее рассказывала:
«Может быть, случилось это только потому, что Андрей Синявский согласился на неё доносить, да, расписался в КГБ, что будет, а потом пошёл к ней и всё рассказал. И что и как доносить, они уже решали вместе».
Когда КГБ установил их авторство, они были арестованы (13 сентября 1965 года) и отданы под суд.
Существуют различные версии того, как КГБ удалось раскрыть псевдонимы Синявского и Даниэля. В частности, существуют утверждения, что их выдал друг Синявского Сергей Хмельницкий. Евгений Евтушенко утверждал, что Роберт Кеннеди рассказал ему («запершись в ванне и включив воду»), что Синявского и Даниэля выдало ЦРУ, «чтобы отвлечь общественное мнение от политики США, продолжавших непопулярную войну во Вьетнаме, и перебросить внимание общественности на СССР, где преследуют диссидентов». В начале 1970-х годов Евтушенко рассказывал Даниэлю, что СССР заплатил ЦРУ за раскрытие псевдонимов чертежами новой подводной лодки. Сын Ю. Даниэля Александр Даниэль писал:
«О том, как КГБ узнал о том, кто такие Абрам Терц и Николай Аржак, в точности неизвестно до сих пор, однако утечка информации, безусловно, произошла за пределами СССР: Ю. Даниэлю на допросе показали правленый его рукой экземпляр его повести „Искупление“, который мог быть найден только за рубежом».
Наконец, возможно, что Синявский и Даниэль проговорились о своём авторстве каким-либо знакомым, которые их выдали, однако последняя версия не объясняет откуда в КГБ появилась рукопись, находящаяся на западе, или её копия.
Писателей обвинили в написании и передаче для напечатания за границей произведений, «порочащих советский государственный и общественный строй». Даниэль был обвинен в написании повестей «Говорит Москва» и «Искупление» и рассказов «Руки» и «Человек из МИНАПа». Синявский был обвинен в написании повестей «Суд идет» и «Любимов», статьи «Что такое социалистический реализм», а также в том, что пересылал за границу произведения Даниэля и участвовал в пересылке за границу произведений Андрея Ремезова, издававшихся под псевдонимом «И. Иванов».
Синявский и Даниэль не признали себя виновными.
Даниэль был осуждён на 5 лет лагерей по предъявленной ему статье 70 УК РСФСР «антисоветская агитация и пропаганда».
Синявский был приговорён к 7 годам лишения свободы в исправительно-трудовой колонии строгого режима по предъявленной ему статье 70 УК РСФСР «антисоветская агитация и пропаганда».
В поддержку Синявского и Даниэля выступали актёр Игорь Кваша, литературовед Вячеслав Иванов, критики Ирина Роднянская и Юрий Буртин, поэт-переводчик Анатолий Якобсон, искусствоведы Юрий Герчук и Игорь Голомшток, художник-реставратор Николай Кишилов, научный сотрудник АН СССР Вадим Меникер, писатели Лев Копелев, Лидия Чуковская, Владимир Корнилов, Константин Паустовский.
Всеволод Кочетов в своей статье «Скверное ремесло» поставил имя Синявского в один ряд с нацистским преступником Рудольфом Гессом. Кочетов заявил, что бывший советский критик совершал литературные убийства «во имя продления на земле владычества денежных мешков».
Со стороны властей главным общественным обличителем обвиняемых выступил Михаил Шолохов. Писатель выступил на XXIII съезде КПСС и выразил сожаление о слишком мягком приговоре (стиль сохранен):
«Попадись эти молодчики с чёрной совестью в памятные 20-годы, когда судили не опираясь на строго разграниченные статьи уголовного кодекса, а руководствуясь революционным правосознанием… (бурные аплодисменты)…
Ох, не ту бы меру наказания получили бы эти оборотни! (бурные аплодисменты).
А тут, видите ли, ещё рассуждают о суровости приговора! Мне ещё хотелось бы обратиться к зарубёжным защитникам пасквилянтов: не беспокойтесь, дорогие, за сохранность у нас критики. Критику мы поддерживаем и развиваем, она остро звучит и на нынешнем нашем съезде. Но клевета — не критика, а грязь из лужи — не краски из палитры художника!»
Леонид Брежнев в своей речи на XXIII съезде партии в 1966 г., который открылся через месяц после процесса над Синявским и Даниэлем, сказал:
"К сожалению, встречаются и такие ремесленники от искусства, которые вместо помощи народу избирают своей специальностью очернение нашего строя, клевету на наш героический народ. Конечно, таких людей у нас единицы".
