Или Хайфа смеется
Инна ШЕЙХАТОВИЧ
Фото: Кфир Болотин
Хайфа довольно далека от Тель-Авива. Если нет личного транспорта. Можно ехать автобусом, можно вспомнить знаменитую реплику, что там, где есть поезд, есть жизнь, и помчаться на север в железнодорожном вагоне. И пойти в театр, — другой причины ехать так далеко у меня нет.
Театр в Хайфе очень интересен. Этот художественный коллектив прошел огромный спектр превращений и преобразований. Здесь ярко сверкнули умные и талантливые Ноам Семель (легендарный директор, сделавший потом тель-авивский «Камери» таким, каким мы знаем его сейчас) и Омри Ницан, осыпанный регалиями наш режиссер.
В Хайфе пытался построить интеллектуальный театр и вырастить особого, тонкого и думающего зрителя Дорон Тавори, который, пройдя длинный путь, сегодня звезда «Гешера». На хайфской сцене начинала и проявила себя Рама Мессингер, уникальная актриса и певица, безвременно ушедшая в самом расцвете… Здесь можно было увидеть харизматичного Джулиано Мера, эпатажного, скандального, одаренного актера, трагически погибшего в Дженнине…
Этот театр знал взлеты, победы, прорывы, тихие и безрадостные постановки. Периоды глубокого сна. Театр шел на эксперименты – и затихал надолго, когда туман безвременья накрывал кабинет худрука…
Я не села в поезд, не купила автобусный билет. Очередную, радостно-послепандемийную свою премьеру театр привез в аудиториум «Долль» в Тель-Авиве. Хайфа показала комедию. На этот раз был Нил Саймон, американский комедиограф, еврей, создавший целую империю смеха и владевший секретом юмора, который понятен всем и везде. А ведь именно юмор, комедия так сложны для перевода и адаптации.
Спектакли по пьесам Саймона повсеместно посещаемы, они всегда выигрывают. На уровне кассы, на уровне среднестатистического зрителя, который и дает хорошие сборы и доход театрам. Американский еврей Саймон не забыт в этом направлении – да и не будет забыт. Его хиты – «Босиком по парку», «Странная пара», «Воспоминания о Брайтон-Бич», «Узник Второй авеню» — смешат легко, суть ностальгически, слегка старомодно. Алон Офир, весьма любопытный человек, талантливый режиссер и актер, поставил в Хайфе пьесу «Женщины Джейка».
В ней есть такие слова: «Я их в зеркале вижу. Сначала это была игра воображения. Как будто я сочиняю. Но сейчас они сидят прямо передо мной. Я слышу их голоса. Я чувствую запах их духов». История похожа на исповедь, кажется – это фрагмент автобиографии. Главный герой, писатель Джейк, вспоминает, переживает сцены из собственной жизни и переделывает, перекраивает их, творит как литературное произведение. Фантазия для него так же реальна, как жизнь. Даже еще реальнее. Думаю, и режиссер Алон Офир может найти и находит в материале свои черты, свои переживания. Себя…
Как и все пишущие и придумывающие. У Джейка сложные, запутанные, эксцентричные отношения со всеми его женщинами. С сестрой Карен, с психологом Эдит, с покойной юной женой Джулией. С нынешней женой Мегги. С актрисой Шейлой, которая непонятно как драматургически вписывается в его жизнь. Любимая Джулия возникает перед ним в том возрасте, в каком она погибла. А потом старше на десять лет. Общается с дочкой, которая растет без нее. Карен бегает по сцене в том нелепом платье, которое брат для нее придумал в своих фантазиях. Все диалоги, которые Джейк сочиняет, он перемешивает с картинами реальной жизни.
Сочинительство, которым занят беспрерывно, диктует ритм, монтировку эпизодов, логику поступков. Он все время придумывает. И то, что он придумывает, ярче и интереснее для него, острее и актуальнее, чем реальность. И любовь, та, которая вдохновляет на работу, запутанно-интригующая и очень затратная, сложная, тираническая, и честолюбие, и неясность конечного замысла – все в нем резонирует и свивается в слепящую ленту.
Восемь часов труда, несколько страниц текста и — и постоянное горение. И беспокойство. Во сне, наяву, вместо нормальной жизни. Это прекрасно, но невыносимо… «И не надо разыгрывать из себя Бога – ты и есть сам Бог», — скромно и просто сообщает о себе Джейк. Пьеса – не шедевр. Ладно скроенная, хотя местами банальная, она легко смотрится и с радостью играется. Перевод на иврит Дори Парнеса – как всегда – хорош, изящен и остроумен. Сценограф Нили Бен-Нахшон заполнила пространство без окон книгами. И это очень верно.
Свет в этом спектакле получился совершенно фантазийным: в зале что-то не срабатывало, были технические неполадки – и сцена временами погружалась в темноту. Рами Ойбергер, который играет Джейка, реагировал мгновенно, импровизировал, достойно скрывая напряжение и неудобство ситуации. И тут я скажу, за что я люблю Рами Ойбергера. Этот актер всегда органичен и прост. Ничего искусственного, никакого надувания щек. Еще играя Константина Левина в спектакле «Габимы» «Анна Каренина», он удивил искренней добротностью сердечных движений.
Далекий от нас русский барин, падающий под душой, как под ношей, чуждый израильскому пониманию сдержанный интеллигент, у Рами Ойбергера он получился и простым, и сложным одновременно. Вот и в этой работе вышло показать накал внутренней работы, страдания человека, который постоянно ищет и горючее, и фитиль…И еще он умеет относиться к себе с юмором – а это редкая вещь…
Аси Леви, одна из самых титулованных актрис израильского театра, играет психотерапевта Эдит. Если бы на нее не надели нелепый дешевый парик белого цвета, я могла бы что-то сказать про то, как актриса вносит свою ноту в партитуру Нила Саймона- Алона Офира. А так она мне мучительно и раздражающе напоминала Стервеллу Де Виль из «101 долматинца». И никакого мнения высказать не представляется возможным. Михай Янай – красивая и стильная.
Но и она, и другие актрисы (мужчина в спектакле один, Джейк- Рами Ойбергер) не очень рельефно смотрелись на этом премьерном показе. Музыка Шмулика Нойфельда – украшение, отметка стильности и нарядности спектакля. Итог: смотрите! Пойдите в театр, в прекрасный зал, займите себе место в уютном кресле. Побудьте немного с литератором Джейком. И пусть свет на сцене не гаснет.
