Какая все же у нас маленькая страна! И большая, просто огромная одновременно – идя к журналистке Фриде Каплан, экспансивный офицер Морано даже не обратил внимания, что ее фамилия ему могла напомнить эпизод юности…
Инна ШЕЙХАТОВИЧ
Журналист Рони Кубен написал пьесу «Интимность». Возможно, он хотел затронуть жгучие социальные проблемы, оказаться на волне актуальности. Разумеется, вкладывал в свое творение серьезные размышления и душевные порывы. Многого хотел, о многом думал. То, что получилось, выглядит недозревшим плодом, наброском, заявкой на драматургию, которая, к сожалению, драматургией не стала… Спектакль в театре «Бейт-Лесин» вышел под грифом «новая израильская пьеса».
Режиссер Амир Вольф и сценограф Шани Тор увидели происходящее в пьесе на претенциозном фоне: ряды пластиковых стульев, а в центре рояль.
Хава, мама трех дочерей, певица, патриотка, вдова, поет любимые израильские песни для широкой аудитории. Ее конек – караоке. И вместе с дочками готовится к вечеру памяти мужа, героически погибшего на войне.
Старшая дочь, Фрида, журналистка, ее тема – актуалии. Новостные программы. Она принципиальная, смелая, имеет свой взгляд на вещи. Одинока.
Наама, средняя, уставшая от лозунгов и патриотических песен, резкая, немного вульгарная, находится в поиске партнера, как и сестра, она хочет родить ребенка – для чего тоже обращается в соответствующую клинику…
Младшая, Майя, имеет цель – послужить родине, идти по сложному и почетному армейскому маршруту… Цинизм и усталость еще ее не коснулись.
В кабинете Фриды возникает некий офицер. Йотам Морано. Который убеждает ее предать огласке тот факт, что вторая ливанская война не закончена, как объявляют СМИ, и что в тени информационных игр готовится настоящая, крупномасштабная война. Фрида и хочет выступить с этой сенсационной новостью, и пытается согласовать с начальством. Все ее действия выглядят инфантильно, неправдоподобно. Все, кто немного связан с прессой, знает, как работают СМИ, злится и недоумевает, глядя на этот цирк. Остальным приходится поверить создателям пьесы, спектакля на слово.
Одновременно она странным образом, мгновенно проникшись страстью к Йотаму, тут и там вешается ему на шею. Неуклюже и неубедительно. А тут еще выясняется, что у Наамы был роман с Йотамом, в свое время после окончания школы, она не хотела идти в армию, предлагала Йотаму сбежать с ней за границу. Да и Майя с Йотамом знакома, хотя тут уже другие, совершенно служебные, армейские отношения…
Какая все же у нас маленькая страна! И большая, просто огромная одновременно – идя к журналистке Фриде Каплан, экспансивный офицер Морано даже не обратил внимания, что ее фамилия ему могла напомнить эпизод юности… Да, и вопрос возраста – в дни романтического увлечения и ему, и Нааме было по семнадцать, сколько лет с тех пор прошло, на сколько лет Фрида старше…
Ладно, скажем, это не так важно, но ее пылкость, инфантильная безоглядность такой серьезной и якобы умной женщине не очень к лицу… Не убеждает. Или от наплыва новостей, от трудной конвейерной журналистской работы она немного не в себе…
Надо сказать, что и Хава, эта леди израильской песни, свято хранящая память о муже, верность ему, оглаживает горячего военного с нежностью отнюдь не материнской…Ну, будем считать, что некие подспудные, подводные течения драматург и режиссер спрятали в названии – «Интимность. Или оно для того, чтобы заинтересовать, привлечь зрителя, которого надо чем–то подогреть.
Всяких нескладных, несообразных мелочей в спектакле хоть отбавляй. Этакая коллекция штампов. Одно крупное клише. Надоевшая, кочующая из спектакля в спектакль нарезка видеоматериала. Невыразительного, случайного. Момент, когда мамочка опрокидывает воду на Йотама, и он срочно вынужден искать сменную гимнастерку. И полусцена полусекса Наамы и Йотама на столе в радикально пустой гостиной…
Мне не было умилительно и сочувственно наблюдать, как Наама с предельной тщательностью трет половицы сцены, подразумевая под этим могильную плиту отца. И все эти замысловатые манипуляции с пластиковыми стульями, которые занимают то одну, то другую позицию, будучи под властью двух непонятных девушек. Кто они? Режиссер сам-то знает?
Очень покоробило, когда во время репетиций дочки усаживаются на рояль. Как такое возможно? Филеем на рояль…Там ведь стульев было, рядом, совсем недалеко – море…Один большой музыкант, концерты которого мне доводилось вести в прошлой жизни, говорил, что даже цветам на рояле не место, слишком он уважал этот грандиозный, чарующий инструмент- оркестр.
Текст пьесы, главный театральный материал, у нас здесь так вторичен, бескрыл, что его просто невозможно воспринимать всерьез. К слову, в скромном флаере, призванном заменить программку и который можно было взять в фойе, о пьесе сказано, что это «семейная и комическая драма», и что она «остроумная и насыщенная». Особенно, если учесть, что действие разворачивается в скорбные дни, когда после войны много плачущих матерей, сестер, невест, и разговоры про прошлые войны, про гибель близких составляет очень большую часть пьесы. Да и заканчивается она тем, что кладется чахлый искусственный цветок на ту же половицу, которая теперь символизирует могилу Морано… Возможно, писатель анонса пьесу не читал…Не успел…
Про приемы и методы сценического воплощения я говорить не буду. Патетичная пианистка Хава после двух бокалов «чего-то там» превращается в непристойную пьянчужку (Лиат Горен). Дерутся сестры жестко и зло. Что говорить про скульптурную холодность Фриды (Яэль Вакштейн), про сырость, приблизительность, ходульность офицера Морано (Галь Амитай)…
В финале «раскрывается» тайна матери-пианистки, такая же убогая и нелогичная, как и все в этой истории. Что можно к этому добавить?
Мне очень понравился рояль Таля Блехаровича. И костюмы, которые придумала Уля Шевцова, дают некий художественный момент…
Если учредят премию «Малина спелая», я ее, без сомнений, отдам спектаклю «Интимность» в театре «Бейт-Лесин».
