Штрихи к портрету Елены Твердисловой
Александр БАРШАЙ
Фото Александра Аграновского и автора
Счастлив человек, который может сказать о себе так, как это сказала Елена Твердислова:
Мне не до возраста –
я ощущаю время
глотком воды
в мечте избыток сил …
Да, эта женщина – поэт и прозаик, переводчик и литературовед, историк и эссеист – не занимается скорбным подсчетом улетающих лет, а черпает силы в неустанном труде на ниве слова, в стихии слова, даром что ли судьба одарила ее такой многозначной и многозначительной фамилией – Твердислова, а именем и отчеством точно таким, как у музы и жены Михаила Булгакова – Елена Сергеевна.
Елена Сергеевна Твердислова – коренная москвичка (уже десять лет живущая в Израиле), выпускница филологического факультета Московского государственного университета, кандидат филологических наук, автор более 20 книг переводов с польского языка на русский философских и литературных произведений папы Римского Иоанна Павла Второго (получила от него благодарственное письмо), писателей Марека Хласко (много писала о нем), Романа Ингардена, Юзефа Тишнера, Кшиштофа Михальского, Анджея Валицкого, Марека Скварницкого и других польских авторов.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Елена – почитатель и серьезный знаток творчества Иосифа Бродского. Интерес к поэту и знание польского языка она совместила, переведя на русский интереснейшую книгу польской исследовательницы-журналистки Эльжбеты Тоши «Состояние сердца. Три дня с Иосифом Бродским»). Эта книга дала Е.Твердисловой стимул и основу для сбора материалов на тему о «польском Бродском» — тему, еще мало известную и пока мало изученную. А в 2021 году в издательстве Российской академии наук вышла книга Е.Твердисловой «Фотографичность в поэзии Бродского как событие мысли» — серьезный фундаментальный труд, с одной стороны, сугубо исследовательский, филологический, а с другой – очень интересный, глубоко вникающий в тайны и магию поэзии Иосифа Александровича. Книга получила высокую оценку доктора Валентины Полухиной – одного из самых авторитетных в мире знатоков творчества И.Бродского.
Елена Твердислова – автор четырех книг прозы и трех поэтических сборников, а также свыше ста статей о русской и польской литературе, философии, деятелях культуры, в том числе – об Иоанне Павле II, Вацлаве Гавеле, Владимире Соловьеве и, между прочим, о своем муже Чингизе Гусейнове, известном российско-азербайджанском, а теперь уже и израильском писателе, переводчике, ученом и мыслителе.
Много лет, сил и энергии посвятила Елена Твердислова поиску документов и архива, в котором запечатлена история удивительной, полной приключений и драматических поворотов жизнь и судьба ее дальних родственников Александра Эстрина и Анны Смотрицкой (Елена – ее внучатая племянница). Выброшенные вихрем революции из России заграницу и очутившись в Японии, они приняли участие в увлекательной, полной опасностей научной экспедиции по островам Индонезии, собрав там уникальную этнографическую коллекцию, которую в конце концов безвозмездно и не без приключений передали в дар советской России. Судьба дарителей сложилась не так счастливо, как судьба «коллекции Эстрина» в Ленинградском музее этнографии и антропологии имени Петра Великого (Кунсткамера). Семь лет заняла у Е.Твердисловой поистине детективная история поиска рукописей Александра Эстрина и других материалов о нем и собранной им вместе с женой коллекции. Успешно завершив свой поиск, Елена приложила еще немало сил для того, чтобы опубликовать все эти материалы в книге «Индонезия начала ХХ века в коллекции и воспоминаниях А.Эстрина и А.Смотрицкой», изданной в 2018 году в Москве издательством «Наука».
Вот вам и «в мечте избыток сил»!
…Обо всем этом, но как бы вскользь, между прочим говорилось на вечере, посвященном поэтическому творчеству Елены Твердисловой. Он состоялся недавно в Иерусалимской городской русской библиотеке – «у Клары». Как справедливо заметил принявший активное участие в разговоре Чингиз Гусейнов, несмотря на то что, Елена тратит на стихотворное сочинительство значительно меньше времени, чем на работу в других жанрах и видах своей деятельности, именно поэзия имеет наибольший вес и значение в ее литературно-художественном творчестве, именно в стихах раскрывается самобытный парадоксальный талант мастера слова Твердисловой! И я полностью согласен с Чингизом Гасановичем, который и сам кое-что понимает в словотворчестве.
Взять ее последний по времени и лучший, на мой взгляд, поэтический сборник «В гостях у птиц» (Иерусалим, 2020). Вот как ее же собственными словами можно описать характер и стиль стихосложения Елены Твердисловой (хотя имела в виду она Марину Цветаеву):
В стихии слова ты – весло, не лодка.
И кормчий – вздыбленный твой стих.
И действительно, стих ее, Елены, как правило, вздыбленный, не причесанный, колючий, порой концы с концами не сведешь как будто, а в итоге – глядь, все пронзает мысль, то нежная, то острая, почти всегда неожиданная, парадоксальная, застигающая нас врасплох:
у судьбы взаймы не возьмешь
ни терпения ни любви
кто может знать
чем и когда вернешь
Или:
мне жертвовать –
что воду пить из крана
Мной жертвовать
как будто дом спалить –
нарочно или спьяну
* * *
Старенье собственное замечаешь.
но бес в ребро не означает срок.
Капель над домом бег свой знает,
стучит, как дятел за стеклом.
День быстротечен, временем гонимый.
Даль засекречена, а высота — одна.
Нико не знает, что проходит мимо,
а что зависнет тенью у окна.
* * *
Структура стиха
тиха
взором метким
Рука твоя просто легла
как полотенце с меткой
Будто не было всех этих лет
меня от тебя укрывших
И давал кому-то обет
обед –
супом остывшим.
* * *
Закрыть свой рот на тысячу замков
не замолчать — а дара слов лишиться
возникнет вновь и радость и печаль
и буду делать вид
что ничего со мною не случится
когда зажмурюсь я от боли на устах…
мелодия органная проста
а сколько звуков…
* * *
Жизнь моя – не творческий портрет
у художества иной закон вершины
сколько раз судьбе сказала нет!
А она как будто бы не слышит
Незнакомое фантазию питает
укрощая сердца перебои
но не прекращая птичий гомон…
Тает снег с утра на подоконнике
* * *
Птицы поют на берегу
На небе солнце светит
Многое можно понять на бегу
но главного не постичь на свете
Лишь в глубине
на дне тишины
куда даже рыба не забредает
сиди себе и пиши
не следи за рассветом
он все равно растает
И, наконец, то, с которого я начал свой рассказ:
мне не до возраста
я ощущаю время
глотком воды
в мечте – избыток сил
живая речь уходит – не воротится
на доброту кивают как на сводницу
очки мешают видеть переносицу
Забытое письмо закладкою блестит…
Эти и многие другие стихи Елены звучали на вечере в исполнении ее друзей и знакомых, почитателей ее таланта не только из разных уголков Израиля, но из-за рубежа. Например, одна из соведущих вечера Елена Лошакова прилетела из Стокгольма, польские друзья Эля Жак и Михал Курылович прибыли из Кракова с детьми, взяв с собой на вечер дочку Идочку; вторая соведущая – фотохудожник и литератор Галина Зернина приехала из Хайфы, в зале были представители Иерусалима и Тель-Авива, Цур-Адассы и Гуш-Эциона, а также совсем «свежие» репатрианты из России и Украины. Заместитель председатель Иерусалимского пресс-клуба и руководитель столичного отделения общества «АзИз» — «Азербайджан — Израиль» Александр Аграновский преподнес Елене эксклюзивное издание стихов Анны Ахматовой, а автор этих строк — кроме избранных стихов из книги «В саду у птиц» прочел для нее несколько шутливых четверостиший, жанр которых мы с Еленой определили, как «твердислики». Позволю себе привести здесь несколько из них:
Тверди, тверди, тверди слова
И устремляй их ввысь,
Ведь ты сама Твердислова,
Сей участью — гордись!
* * *
Храни, храни, храни слова!
Нанизывай на нить!
Вот – назвалась Твердисловой,
Теперь словами – жить!
* * *
Не трать, не трать, не трать слова
И не бросай их в печь!
Уж коли ты Твердислова –
Их надо поберечь!
* * *
Чингиз, Чингиз, Чингиз – в словах
И в книгах, и в эссе!
Его жена – Твердислова
Благословляет всех!
* * *
Броди, броди, броди в лесах
И брод найди в огне!
Фиксируй Бродского слова —
Фотограф он вполне!
* * *
Аронзон, Леонид Аронзон!
Мне его подарила Твердислова.
Он тревожен, как утренний сон,
Как Фонтанка, укрытая листьями…
И, наконец, я извиняюсь, вот это:
Прости, прости, прости слова,
Что я наплел, любя.
Ведь ты сам твердишь слова.
Прости же и меня!
