Невероятно, но факт: спустя без малого год после мнимой кончины Владимир Вольфович пригласил нашего корреспондента к себе в Ашдод
Борух ЦУКЕРБАХЕР
Обычная восьмиэтажка в ашдодском районе Юд-Гимель. На почтовом ящике и возле интеркома – аккуратно выведенная надпись "Зеэв Эйдельштейн". Нажимаю кнопку – и слышу знакомый голос:
— Да-да, бокер тов, вы пришли? Заходите. Пятый этаж, квартира восемнадцать. Жду.
Поднимаюсь в лифте. Хозяин уже стоит у порога в домашних тапочках и зеленой майке Национального фонда Израиля (Керен кайемет ле-Исраэль, ККЛ). Он приветственно машет рукой.
— Владимир Вольфович, неужели это правда? – я не верю своим глазам.
— Однозначно, — улыбается мой визави. – Можете ущипнуть себя за пятку и убедиться, что это не сон.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
— Но ведь 6 апреля прошлого года вы…
— Фейк, неправда. Так надо было. К этому моменту я уже неделю как находился в Израиле. Мои близкие, поняв, что московские медикусы не смогут спасти меня, при помощи людей из "Сохнута" и "Моссада" провели спецоперацию по доставке меня спецрейсом в Тель-Авив. Так что через пять дней я с семьей отмечу год со дня моей "смерти".
— Но ведь есть видеосюжеты и фотографии, на которых вы запечатлены неживым…
— Восковая копия, кукла. Она же лежит в моей могиле, по сути, кенотафе.
— В руководстве РФ знали, что хоронят куклу?
— Только самые высокопоставленные.
— В том числе…
— Да, Владимир Владимирович знал, конечно.
— А как Путин отнесся к вашей медицинской репатриации?
— Без эмоций. Только поставил условие, чтобы эта тайна была покрыта мраком и я, если выживу, хранил молчание. Как видите, я выжил.
— Но я не слышу, чтобы вы хранили молчание.
Жириновский расхохотался и хлопнул меня по плечу.
— Лично я по понятным причинам никаких документов не подписывал. Сейчас уже всецело восстановился и полон сил. Даже устроился волонтером в ККЛ, руковожу ашдодскими школьниками при посадке деревьев. В остальном – веду размеренную пенсионерскую жизнь.
— Вы поменяли фамилию?
— Скорее вернул законную, отцовскую. А вот имя меня уговорили поменять. Согласитесь, Зеэв Эйдельштейн – звучит!
— После возвращения к жизни вы поменяли взгляды на российскую политику?
— Да. Для меня происходящее сегодня крайне болезненно. Если бы от меня это зависело, я бы уговорил Путина не ввязываться в украинскую авантюру и не превращаться в военного преступника. Но на него влияют совсем другие люди. Которые в случае чего легко заменят его на одного из двенадцати двойников.
— Вам достоверно известно про двойников?
— Это секрет Полишинеля. Один из двойников стоял возле моего гроба, кстати.
— Вы всячески отмежевывались от своего еврейства и даже позволяли себе антисемитские высказывания…
— Ошибки молодости, повторяемые ради эффекта и в зрелые годы. К тому же не забывайте, что по Галахе я не являюсь евреем. Но память о моем отце, Вольфе Исааковиче, с годами все больше находила отзвук в моем сердце. А когда я стоял возле его могилы на холонском кладбище, словно услышал голос: "Вова, твой народ ждет тебя". После того, как я пришел в себя и начался период восстановления, понял: надо следовать отцовскому завету.
— И вот вы здесь.
— И вот я здесь.
— Не собираетесь стать действующим лицом в израильской политике?
— Годы уже не те, чтобы начинать. К тому же иврит не очень идет. Поэтому волонтерство и тихая пенсионерская жизнь – мой удел.
— Тихая жизнь – это так не похоже на вас…
— Побывав на грани жизни и смерти, а я даже оказался в шаге за гранью, человек часто меняет приоритеты.
— По телефону вы говорили мне, что пишете книгу. Раскроете ли в ней секреты российской политики?
— Нет, никакой политики. В этой книге я намерен углубиться в историю рода Эйдельштейнов на триста лет. Она очень интересна!
— Расскажете о каких-то фактах из жизни ваших предков?
— Не сейчас. Но поверьте: там будут настоящие открытия! А теперь позвольте мне попрощаться с вами – сегодня заседание нашего пенсионерского клуба, на котором предложено избрать меня председателем.
— Последний вопрос: ваши товарищи по клубу и соседи знают, кто вы на самом деле?
— Шила в мешке не утаишь. Иногда кое-кто позволяет себе нелицеприятные заявления в мой адрес, но в целом царит доброжелательная атмосфера. Повторяю: я уже не тот Жириновский, который играл роль анфан террибля, я совсем другой человек.
— Счастья вам в новой жизни, Владимир Вольфович.
— И вам не хворать.
