Дмитрий ЦЫПЛАКОВ – в интервью Ефиму ГАММЕРУ (радио "Рэка", передача "Вечерний калейдоскоп", 2010 год)
Каюсь, эта история напрямую связана с моим увлечением фотографией.
После одного из вечных споров о качестве довоенной немецкой фототехники я отсканировал несколько фотокарточек из маминого архива. В том числе — значительное количество из самодельного альбома с надписями на голландском, на котором написано "STALAG IV-B".
Мама, Евгения Матвеевна Брук, бывшая узница Освенцима, рассказывала, что этот альбом подарил ей один голландец сразу после войны, когда она работала переводчиком в секторе внутренних дел советской военной администрации федеральной земли Саксония. Она участвовала в подготовке материалов к Нюрнбергскому процессу. Переводила на допросах. Например, она переводила при допросе одного из генералов армии Гудериана. Мама вспоминала, как он становился перед ней на колени и дрожащим голосом причитал:
"Фройлейн, фройлейн, пожалуйста, переведите им, что я солдат, а не нацист!"
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Так вот, этот голландец жаловался на тяжелые условия содержания в его бытность военнопленным в немецком лагере "Сталаг". Но после рассказа мамы об ужасах лагеря смерти, он так был взволнован ее историей, что подарил ей этот альбом. Потом я фотографии выложил на наш семейный сайт в интернете, а ссылка на них загадочным образом оказалась на голландском ресурсе о лагерях военнопленных "Пегасус".
Недавно получил письмо из России от одного человека, родственники которого были в этом лагере. Он просил прислать ему одну из фотографий в более высоком разрешении. В конце письма он посоветовал поискать информацию о маме на нескольких поисковых сайтах. На этих сайтах я ничего не нашел, но на всякий случай набрал в Гугле мамино имя и фамилию Женя Брук, а также слово Освенцим.
И вдруг первая же ссылка привела меня на страничку сайта российского федерального журнала "Сенатор", а точнее, Международного творческого конкурса писателей и журналистов "Вечная память", учрежденного этим изданием в честь 60-летия Победы впервые за все послевоенные годы в России.
Именно в рамках этого конкурса было опубликовано интервью, взятое у моей мамы в сентябре 1945 года писателем и журналистом газеты "Известия"Аркадием Первенцевым. Он подготовил его в рамках работы над материалами судебного процесса над палачами концлагерей, состоявшегося позднее в городе Люнебурге.
Мама как-то рассказывала об этом интервью, но в печати оно так и не появилось, и потому вся эта история прочно забылась. И вот, спустя шесть десятилетий она стала достоянием публики.
Сам Аркадий Первенцев умер еще в 1981 году, но публикация попалась на глаза его сыну — ныне покойному Владимиру Первенцеву. И он решил дать для публикации один из материалов, обнаруженных в архиве отца. Этим материалом оказалось интервью с моей мамой, которое появилось на сайте конкурса под названием "Девушки из Освенцима".
Удивительно, как переплетены судьбы людей разных национальностей. Потянув за ниточку истории об одном человеке, начинаешь распутывать клубок забвения — истории о тех героях, которые сегодня незаслуженно забыты.
Немного. Всего страничка текста. Не думал, что нечто подобное сможет так меня взволновать. Мамины рассказы я знаю наизусть. Еще ребенком я был с ней почти на каждом выступлении на всевозможных мероприятиях, посвященных Дню Победы, "уроках мужества" в бесконечных школах.
Но тут — что-то другое. Видимо, все дело в том, что эти рассказы как бы покрылись патиной времени, потеряли в деталях. А между маминым побегом в апреле 45-го и интервью прошло менее полугода.
Это позволило ей, с одной стороны, не растерять свежести восприятия пережитых страданий, но с другой — дало время для систематизации воспоминаний. По интервью чувствуется сильное желание как можно более подробно рассказать и о всех мучителях, включая имена, фамилии и должности, но также и о подругах по подполью, благодаря которым она осталась жива в этом аду.
Она пережила 17 "селекций" (отборов в газовые камеры).
Воспоминания записаны таким живым языком, что, временами, мне казалось, что я слышу мамин голос. А один эпизод, в котором она описывает картину уничтожения в самом конце войны тысяч евреев из Венгрии до сих пор стоит у меня перед глазами. Тогда крематорий (который заключенные прозвали "камином") не справлялся с потоком смертников, и фашисты выкопали ямы и разожгли в них огонь. Мама вспоминает страшную картину силуэтов людей, сталкиваемых живыми в эти ямы на фоне красного зарева костров.
Из интервью я наконец-то узнал имя предателя, донесшего на маму во время ее пребывания на принудительных работах в Германии. Дело в том, что еще в гетто, в белорусском городке Барановичи, мама начала работать на антифашистское подполье. В начале войны ей было всего 13 лет. Дедушка (мамин папа) намеренно прибавил ей два года, чтобы ее признали работоспособной, и она стала помогать ему в мастерской по ремонту мельничного оборудования и параллельно работать на партизан, вытачивая и переправляя им детали оружия.
В интервью советской газете, конечно, невозможно было признаться, что вся мастерская принадлежала моему деду, да и вообще наша семья, до прихода коммунистов в 39-м году была довольно богатой, владела несколькими мельницами. Отсюда, кстати, и мамино отличное владение французским языком. Кроме этого, она еще знала немецкий, польский и русский. Знание языков помогло ей стать связной в лагерном подполье.
Когда стало понятно, что будет дальше с евреями гетто, знакомый парень снабдил маму фальшивым паспортом, и она бежала в соседние леса и нашла пристанище в одной из белорусских деревень. В 43-м году ее поймали полицаи при проверке документов. А так как она не обладала ярко выраженной еврейской внешностью, то ее как нарушительницу паспортного режима отправили на работы в Германию. Там она вступила в группу сопротивления, организованную французами и русскими. И вот одна русская девушка, которой было всего 16 лет, — сдала ее гестапо. Предательницу звали Нароенкова Нина. Маме удалось подглядеть подпись на показаниях, обличавших ее как еврейку. Потом были тюрьмы и в конце концов Освенцим. Бежала из-под конвоя в апреле 45-го. Сначала американцы, потом русские. Устроилась работать переводчиком.
После войны мама вернулась в Барановичи. Преподавала иностранные языки в средней и вечерней школах. Мой папа, офицер дальней авиации, был ее учеником. Потом долгое время она работала корректором в типографии.
Я обратился в редакцию журнала с просьбой прислать мне копию документа. Мне не только пообещали помочь в моей просьбе, но и попросили сделать публикацию о маме, как продолжение истории с интервью.
Мама была необыкновенным человеком. Ее бесконечный оптимизм и умение выслушивать и сопереживать притягивало к ней многих, совершенно разных и по характеру и по уровню развития людей. К ней за советом или просто излить душу приходили со всей округи.
Она умерла в 1992 году. Лагерь основательно подорвал ее здоровье и последние годы она сильно болела. Мои младшие дети уже не застали бабушку. Ведь они родились здесь, уже после того, как наша семья перебралась в Израиль в 94-м.
Но я очень хочу передать им память о ней. И вообще, мне кажется, что особенно теперь, когда память о тех событиях начинает стираться, а враги наши хотели бы совсем вычеркнуть эти ужасные факты из истории, нам, детям прошедших войну просто необходимо сохранить как можно больше информации о том времени. Ведь, по сути, и мы через своих родителей прошли эти страшные селекции и должны не дать повториться этому вновь.
Поделиться ссылкой на данную публикацию через блог IsraGeoMagazine в соцсети Facebook вы можете здесь
