Не внучка бога Гелиоса

0

Перед нами счастливая на первый взгляд семья, успешная и процветающая; Медея и Ясон, и их сын Лукас.  Предприниматели, служащие примером для подражания, позирующие перед кинокамерами, осыпанные пыльцой удачи, — они кажутся абсолютно благополучными

Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!

Инна ШЕЙХАТОВИЧ

 

Фото: Ор Гефен

Режиссёр Ирад Рубинштейн придумал оммаж древнегреческому драматургу Еврипиду и одновременно парафраз его трагедии «Медея». Персонажи трагедии стали нашими современниками, а гибельная и отчаянная история любви оказалась перенесенной в наши дни.

Еврипид, который прослыл женоненавистником и развлекал своих сограждан кровавыми сюжетами с глубоко разработанными характерами героев, создал классическую трагедию «Медея».  Ирад Рубинштейн по её мотивам, по лекалам канонов Эллады написал свою пьесу и поставил по ней спектакль на сцене тель-авивского «Камери» — Камерного театра.

В той истории, которую рассказывает зрительному залу израильский театр, Медея — деловая современная женщина, профессиональный апиолог (она занимается пчёлами). Медея  работает в  фирме Креона – жесткого и удачливого бизнесмена, лишённого сантиментов.  Действие пьесы разворачивается на стыке древнегреческого мифа, который многократно, с той или иной мерой почтительности был переведен на  многие языки мировой  литературы, театра или кино, – и совершенно нового, динамичного рассказа в стиле и на языке израильского театра.

Фабула почти  еврипидовская: перед нами счастливая на первый взгляд семья, успешная и процветающая; Медея и Ясон, и их сын Лукас.  Предприниматели, служащие примером для подражания, позирующие перед кинокамерами, осыпанные пыльцой удачи, — они кажутся абсолютно благополучными. Но бурная страсть, которая обуяла Ясона, снесла карточный домик их любви и брака, который посторонним казался идеальным, романтическим, сверкающим, из ряда вон выходящим. Из тех браков, что на небесах заключаются. Только никакого золотого руна и божественного вмешательства в судьбах героев не возникло. И в финале колесница дедушки,  бога Гелиоса,  не унесёт  Медею  прочь из того страшного места, где она утратила  великую любовь и страшно отомстила за свою боль. А была жизнь, работа, пчёлы и мрачный дом, похожий на  разъятый, брошенный  детский конструктор, в котором не хватает деталей. И мобильные телефоны, кинокамеры и прагматичный капиталистический стиль общения, который не допускал  никакой романтики.  Мир и дом супружеской пары окружён  ульями, которые  и  стражи,  и свидетели, и участники трагедии, разыгравшейся  здесь.

Кинерет Лимони в роли Медеи деловито-сосредоточена, погружена в выполнение производственных задач, в рекламную кампанию. Она обаятельна, и чётко представляет себе план каждого насыщенного делами дня. И, кажется, эта стабильность — навсегда. Но потом грянет гром. Её муж, — он же партнёр по работе в фирме, — был замечен целующимся с другой женщиной. Он растерян; опасается, что закачается «улей» налаженной жизни и работы. Ясон пытается удержать равновесие, говорит, что «это ничего не значит».

«Но ты любишь  меня?» — с надеждой,  страхом и одновременно с  досадой спрашивает она. А устойчивости семейного фундамента больше нет. Ясон (его играет Амос Тамам) мямлит, пытается придать происходящему пристойный вид. Главное – успокоить прессу, избежать скандала. Но потом он признаётся, что влюблён, что собирается жениться на любимой. И что это дочь главы фирмы Креона, Ника…

Медея  прозревает. Её мир рушится. Апиолог становится эринией, греческой мегерой, безжалостной мстительницей. Она сражается, мечется, пытается искалечить Нику.  Переходит от жалоб к истерике. И уже не остановится до самого конца, до дикой,  кромешной сцены: она убьет Лукаса. Своё дитя…

Я бы сказала, что текст пьесы Рубинштейна несколько банален. Вся драматургическая конструкция не выдерживает осовремененного и натужно-изломанного содержания. В этом пчелином гнезде нет ни человечности, ни человека. Никто не вызывает сочувствия, никого не жаль. Сюжет нахлобучен на нынешний театр, как клафт фараона на разносчика пиццы…

В этом спектакле выразительна, хороша, тщательно продумана  партитура света. Ави Йона Буэно (Бамби) внёс особый эффект, создал свет, который порождает тьму, мрак. Свет – словно ещё один важный персонаж спектакля. Он удивительно точен и многозначен. Дополняет, акцентирует, живёт жизнью происходящего.

Музыкальная тема, придуманная Рои Яркони, похоронно-отрешённая, заставляющая испытать страх и горечь. Чёрными штрихами-арпеджио музыка ложится на дом-конструктор. На  бьющуюся в тисках эгоистичной, обречённой,   гибельной любви Медею.

Художники Эран Ацмон и Орна Сморгонски  своей работой, сценографией и костюмами, выстроили цельный образ спектакля. Лаконично, скупыми штрихами    они пересказали миф-крах, миф-крик женщины, которая не пожелала смириться. И белые одежды Ники (Анастасия Файн) — разлучницы, лицемерной, прагматичной хищницы, выглядят на фоне музыки-беды и света-мрака траурными, беспросветными и обезличенными. И белый костюм Ясона – как саван…

И трепет пчелиных крыльев на всю ширь декорации – эффектный приём, образ красивый и устрашающий…

В присутствии холодной Ники неуютно. Неуютно, когда она играет мамочку в беседе с сыном Медеи, подкупает его подарками. Льстивая Теа (Рут Асарсаи) предаёт Медею, безоговорочно становится на противную сторону и отрекается от подруги. Креон (Моти Кац) – беспринципный делец, выбрасывающий Медею из бизнеса, из её же проекта, страшен. Ясон – безвольный, лживый, — тоже страшен; он плохо понимает, где честь и совесть, а где удобство и выгода.

Да и Медея – чудовище. Яркая, талантливая, страстно любящая, любящая  до смерти,  – но чудовище. Ужасна сцена, когда она вползает в палатку, чтобы убить сына (где-то я недавно видела такую палатку? Не в «Ричарде» ли?)

Вы скажете: для любви нет закона? Возможно. Но смерть Лукаса  — слишком большая жертва, даже если земная беззаконная страсть,  любовь женщины к неверному мужчине – ценность…

В театре «Камери» —  новый спектакль. Трагичный. Красиво и оригинально оформленный. Он будет иметь успех  у израильской публики. Не решусь судить, оправдан ли такой успех. На мой вкус – нет.  Зачем его ставили? Пчёлы красиво летают в дебрях ночи. Как у Мандельштама. Вопрос: в чём смысл этого полёта?

Цветение музыки  в живописном саду | ИСРАГЕО

Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!

Добавить комментарий