Надо ли людей жалеть и входить в обстоятельства?
Ольга ОМ КРОМЕР
В компании, где я когда-то трудилась, работала милая женщина по имени Орит. Была ли она просто человеком невезучим, или судьба ей за что-то мстила — не знаю, но жизнь ее текла от неприятности к несчастью, а от несчастья к неприятности.
Во-первых, был муж, у которого через 15 лет после войны Судного дня диагностировали посттравматический синдром. Муж сидел дома, исправно получал армейскую пенсию и в перерывах между паническими атаками столь же исправно проигрывал ее в казино, то в подпольных, то в эйлатских, а позднее — в интернете.
Во-вторых, был сын, не способный ни единого школьного дня провести без драки. У него тоже был диагноз — новомодный, только-только появившийся синдром Аспергера.
И, в-третьих, была полубезумная, полупарализованная мать после случившегося год назад инсульта.
У родителей мужа был какой-то бизнес в Африке, кажется, в Нигерии, где они и жили большую часть времени. В Израиле они появлялись дважды в год, на осенние праздники и на пасхальные каникулы, щипали внуков (была еще и дочь) за щечки, задаривали их дорогими, большей частью бесполезными подарками, выплачивали сыновьи карточные долги и снова исчезали на полгода.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Орит была в этой семье кормильцем, родителем, сиделкой, уборщицей, психотерапевтом, репетитором — всем.
Немудрено, что на работу у нее сил оставалось мало.
Приходила она поздно, уходила рано, часто отпрашивалась, нередко на целый день. Иногда сидела и часами смотрела в экран, ничего не делая. Все ее жалели, и коллеги, и начальство, все входили в положение, но код надо было писать, клиентам до Орит и ее невыносимой жизни дела не было, версии должны были выходить в срок, поэтому нам с моей сотрудницей Машей приходилось работать за двоих, не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле слова. От еще одного сотрудника Дуду толку было мало.
Начальник группы все видел, но молчал. Потом вызвал нас с Машей и сказал, что не знает, как быть. Увольнять Орит нельзя, потому что нельзя. Не по-человечески. Менять Дуду на более эффективного программиста тоже не годится — со своей-то работой он справляется. Оставить все как есть невозможно, поскольку надолго нас с Машей не хватит. Мы согласились, что не хватит и надо что-то делать.
Он отправился посоветоваться с хозяином фирмы. Владелец, очень пожилой человек, создавший практически в одиночку компанию мирового уровня, к детищу своему относился трепетно и сказал, что увольнять необходимо, чтобы не развращать коллектив. Но он готов помимо обязательной компенсации выплатить и дополнительный благотворительный бонус.
Две недели наш начальник собирался с духом, потом пригласил Орит в кафе, поговорить за жизнь. Из кафе она вернулась заплаканная, собрала вещи, не глядя на нас, и ушла. Мы молчали. Что мы могли ей сказать?
Долгое время история эта сидела во мне занозой. Много таких заноз набирается за жизнь, и эта была не из самых болезненных, но сидела долго, потому что никак не получалось найти ответ на простой вроде бы вопрос: может ли человек, взявший на себя определенные обязательства и получающий плату за их выполнение, оправдать невыполнение обстоятельствами? И если может, то как долго? И если не может, то никогда?
Лет 20 спустя в театре меня окликнула незнакомая женщина.
— Я Орит, — сказала она. — Помнишь, мы работали вместе?
Я сказала, что помню, спросила осторожно, как дела.
— Хорошо, — неожиданно ответила она. — У меня все хорошо.
Выглядела она прекрасно, была стильно одета, ухожена, с красивой стрижкой. Пока я ее разглядывала, зазвенел звонок, люди потянулись в зал. Все первое действие я почти не смотрела на сцену, а размышляла, какое такое чудо произошло в ее жизни. В антракте мы встретились снова.
— Никакого чуда, — засмеялась она в ответ на мой вопрос. — Если уж, то чудо — это увольнение. Я тогда три дня прорыдала в постели, а на четвертый поняла, что если сейчас сама за себя не постою, то уже никогда не постою.
После спектакля мы уселись в соседнем кафе, и она рассказала мне, как жила эти годы. Развелась с мужем, отправила его к родителям в Нигерию. Он не возражал, даже был рад. Сына устроила в какой-то экспериментальный интернат-ферму, где дети с утра учились, а после обеда ухаживали за животными.
Скучала, плакала, но зато руки были развязаны. Полгода ходила на профессиональные курсы, жила с мамой и дочкой на бонус, выплаченный компанией. Жили очень скромно, но продержались. Переквалифицировалась на создание сайтов, начала работать из дома. Через год хотела сына забрать, он отказался — со зверями ему жилось лучше. Встретила хорошего человека, сын к нему равнодушен, а дочь очень привязалась, зовет папой.
Сын выучился, работает ветеринаром. Дочь учится на социального работника. Мама умерла после второго инсульта.
— Знаешь, — сказала она мне на прощание. — Если бы не уволили меня тогда, я бы, наверно, так всю жизнь и прожила — жалела бы себя, жалела бы мужа, маму, сына, всех бы жалела и ничего не делала бы.
Вот вроде и ответ на вопрос, надо ли людей жалеть и входить в обстоятельства. Можно бы и вытащить давнюю занозу. Но нет, не выходит.
Телеграм-канал писательницы — t.me/omkromer
