Четыре дамы, которые перестарались с желанием быть идеальными. Криминальный очерк, написанный под впечатлением второго сезона сериала "Почему женщины убивают?"
Лилиана БЛУШТЕЙН
Очерк из архивов американской криминальной хроники, 1940–1949 гг.
На днях досмотрела второй сезон сериала "Почему женщины убивают?". И заинтересовалась: а есть ли прототип у Альма Филлкот (актриса Эллисон Толман) — домохозяйки, которая в 1949 году мечтает присоединиться к местному элитному клубу садоводов, и ради этого идущая по трупам? Да и муж ее Бертрам Филлкот (актер Ник Фрост), ветеринар, помогающий смертельно больным людям отправиться на тот свет (чаще всего без их на то желания) — тоже тот еще персонаж. А все началось с его матери, которая попросила помочь ей смертельной инъекцией – дабы самой не стать самоубийцей и не быть похороненной за оградой кладбища. А с девятилетнего мальчика какой спрос? Так это и стало хобби человека, считающего, что он вершит милосердие.
По поводу Бертрама – прототипов обоего пола и имеющих различные цели хоть отбавляй. Не так уж редко встречаются люди, чаще всего медики, устраивающие эвтаназию больным людям вопреки закону, а порой и вопреки их воле. Недавно, например, в Германии медбрат умертвил девять пациентов, не дававших ему спокойно отдыхать в ночную смену (об этом мы рассказывали в заметке "Медбратская нелюбовь").
Но Альма, серая мышка из Лос-Анджелеса, которой так хотелось блистать в высшем свете, могла ли она существовать на самом деле? Уж очень убедительно она выглядит на экране.
Углубилась в изучение криминальных архивов. Саму Альму не нашла. Но зато наткнулась на весьма интересные повороты реальных сюжетов. Познакомлю с ними и вас, дорогие читатели.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
МИССИС ЭППЕРСОН И СМЕРТЬ В ШЕЛКАХ
Лос-Анджелес, 1947 год.
38-летняя Мэгги Эпперсон была всем, чем должна быть хорошая жена врача: ухоженной, улыбчивой и молчаливой. Она пекла пироги, читала журналы "Ladies’ Home Journal" и молилась по воскресеньям — до того момента, пока ее супруг не завел молоденькую ассистентку из клиники. Мэгги пришла к ней с коробкой печенья. В коробке лежал пистолет.
"Я хотела поговорить. Но она смеялась", — скажет она на суде, заливаясь слезами.
Полиция нашла любовницу мертвой. Соседи дали показания:
"Мэгги была такой милой… никогда бы не подумали".
Жюри присяжных тоже подумало — и оправдало убийцу.
Газеты назвали ее «Женой в отчаянии», и подписчики журнала Life были разделены: одни — сочувствовали, другие — боялись своих собственных жен чуть сильнее.
Были и те, кто недоумевал: а почему это убийцу не посадили на электрический стул? Но пресса так смогла преподнести образ отчаявшейся домохозяйки, что ее только жалели. И голоса сторонников смертной казни утонули в общем хоре поддержки очаровательной Мэгги.
САДОВНИЦА С ЯДОМ: ДЕЛО АННЫ ПИТТ
Сент-Луис, 1949 год.
Анна Питт любила цветы. Любила их так сильно, что, по слухам, могла убить за первое место в садоводческом конкурсе. Когда три уважаемых дамы из ее клуба поочередно заболели, городок вздохнул тревожно — но только после вскрытия выяснилось: в чае и пирожных, которыми она их потчевала в своем уютном доме, был мышьяк.
Узнав о случившемся, соседи поглядывали на ее розы с опаской.
Анна утверждала:
"Я просто хотела, чтобы меня пригласили в правление клуба. Все ради цветочного фестиваля!"
Следователи нашли флакон с надписью «для вредителей» — и заметки на полях в ее ежедневнике: «Миссис Хейворд — злая. Вынести».
Газеты прозвали ее "Гортензиевой убийцей", а известный сатирик того времени заметил:
"Смерть пришла не с косой, а с лейкой и рецептом лимонного пирога".
ЛИЛИАН МИЛЛЕР: СМЕРТЬ С АРОМАТОМ ЖАСМИНА
Палм-Спрингс, 1948 год.
Дважды вдова, всегда в жемчуге, Лилиан Миллер (тезка и однофамилица знаменитой художницы) была дамой из высшего света. Ее мужья умирали… романтично. Первый — от сердечного приступа, после ужина с устрицами. Второй — во сне, рядом с ней в шелковых простынях. И оба оставили ей состояния.
Полиция заинтересовалась, когда выяснилось: Лилиан была единственным наследником, и оба мужчины пили чай, приготовленный ею. В доме нашли книгу "Сад своими руками" и вложенную туда брошюру: «Яды растительного происхождения».
Но влиятельные друзья — юристы, члены ротари-клуба, даже пастор, — вступились. Дело закрыли.
Ходили слухи, что третьего мужа она выбирала особенно тщательно: "на этот раз — с надежной печенью", — шутили в клубе бриджа. Так и не доказано, но до сих пор в Палм-Спрингс есть выражение:
"Берегись чая у Лилиан — он может быть прощальным".
ЭРИН ДЖОЙС ДРЕЙК: ЗВЕЗДА И НОЖ
Голливуд, 1946 год.
Гламурная, дерзкая, слегка истеричная — Эрин Джойс Дрейк была типичной старлеткой на пороге большого успеха (или грандиозного провала). Любовница продюсера, враг его жены. По версии защиты, в ночь убийства она «защищалась от нападения». По версии полиции — напала сама, с кухонным ножом, оставив алый след на кремовом ковре особняка.
На суде она рыдала:
"Я хотела только любви!"
Ее платье было от Chanel, а туфли — в крови. В зале суда сидели звезды, журналисты и сплетницы. Режиссеры спорили, кто купит права на экранизацию.
Суд присяжных дал ей пять лет с правом на досрочное помилование. Продюсер послал ее куда подальше. Агенты студий перестали звонить.
Газеты писали:
"Ее последняя роль была в зале суда — и она сыграла на "Оскар". Только призом стал одиночество".
Лавиния Блум, которая характеризована себя как "специального корреспондента с золотым сердцем и диктофоном в перчатке", опубликовала в издании Los Angeles Examiner серию репортажей из зала суда, посвященную старлетке-убийце. Почитаем перевод одного из них.
СУД, СТРАСТЬ И САПФИРОВЫЕ СЛЕЗЫ
Лос-Анджелес, окружной суд, октябрь 1946 г.
В последний день судебного процесса в зале номер 4 не было ни одного свободного места. Присутствовали актеры, актрисы, продюсеры, три официантки из «Brown Derby», три жены их мужей, и один бодрый пудель, которого тайно пронесли в шляпной коробке.
На скамье подсудимых — Эрин Дрейк, 27 лет, звезда второй линии, глаза — как в рекламе духов, голос — как шампанское на льду. Обвинение: предумышленное убийство Марджори Хейл, законной жены студийного продюсера Арчи Хейла. Орудие преступления — нож для резки торта. Парадоксально элегантно.
Прокурор Дэвид Уолкотт, известный как «судебный гриф-падальщик», хлестко заявил присяжным:
"Леди и джентльмены, в этом зале нет нужды в сценарии. Достаточно одного взгляда на платье мисс Дрейк, чтобы понять — она пришла не защищаться, а выступать!"
В ответ адвокат Говард Уайт, юрист с лицом киноактера и репутацией спасителя танцовщиц, склонился к присяжным с выразительной паузой:
"Мисс Дрейк — не убийца. Она — женщина, которую толкнули в угол, где один выход — выжить… или быть убитой".
Публика затаила дыхание. Кто-то уронил брошку.
Каждое ее появление в зале суда было выходом на сцену. На третий день — светло-серое платье с жемчугом. На четвертый — черная вуаль. На пятый — бледное, как утренний туман, лицо. Она говорила тихо, глотала слезы, смотрела на судью так, как только Джоан Кроуфорд умеет смотреть в финале фильма.
Жюри таяло. Протоколист рыдал. Сам прокурор дважды вытирал лоб.
Когда настал ее черед говорить, зал затих. Эрин выпрямилась, взяла себя за сердце и прошептала:
"Она позвонила мне. Сказала, чтобы я оставила Арчи. Угрожала. Когда я пришла поговорить, у нее в руке было зеркало — и оно было, как лезвие. Я испугалась. Я защищалась. Я не хотела…"
Судья остановил ее, но зрители уже были на ее стороне.
Жюри признало ее виновной в непредумышленном убийстве с применением силы в состоянии аффекта.
Приговор: пять лет с правом на досрочное освобождение.
Публика аплодировала. Репортеры рвали блокноты. Кто-то в толпе закричал:
"Эрин, мы любим тебя, держись!"
Она вышла из зала с платочком у губ — словно это был финал спектакля, где занавес опускается слишком рано.
ЭПИЛОГ: ЖИЗНЬ ПОСЛЕ ЗАНАВЕСА
Эрин отсидела 2 года и 4 месяца в женской тюрьме Техачапи на юге Калифорнии, где преподавала драму другим заключенным. После освобождения в 1949-м она попыталась вернуться на экран — получила эпизод в ныне совершенно забытом фильме нуар "Тень над Вегасом", но Голливуд отвернулся. В интервью 1951 года вспомнившей о ней Лавинии Блум, она сказала:
"Я сыграла главную роль в своей жизни — и это дорого мне обошлось. Но если бы пришлось — я бы снова схватилась за нож".
С тех пор — тишина. По слухам, Эрин переехала в Мексику, владела пансионом у моря, где по воскресеньям устраивала чтения пьес для американских туристов. А однажды одна из гостей узнала в хозяйке знакомую улыбку и сказала:
"Вы когда-нибудь были актрисой?"
На что та, поправляя серьги, ответила:
"О, дорогая. Только однажды. В зале суда".
* * *
Каждая из женщин, о которых я сегодня рассказала, были типичными американскими дамами своего времени. Три из них готовили бульоны и убийства с равной аккуратностью; четвертая – точно также репетировала свои немногочисленные роли, так и похороненные на этапе кинопроб. Они хотели любви, статуса, признания — и получили кровь на маникюре. Они не были ведьмами. Они были отчаянными домохозяйками в эпоху, когда "правильная женщина" могла лишь варить суп или яд.
И, что примечательно, все они, в отличие от сериальной Альмы Филлкот, избежали смертной казни и всеобщего осуждения.
