Как суровые юдише зольдатен попытались отомстить веселеньким дойче медхен
Вадим КАПЕЛЯН
Моя история взаимоотношений с израильской армией началась практически сразу по прибытию в страну, и, хоть и была бурной, взаимной, и даже с легкой искрой, закончилась быстро, не успев, по сути, начаться.
По прилету, буквально на следующий день, мне на глаза попался новостной листок на русском языке, в котором чёрным по белому рассказывалось о том, что в нашей доблестной армии ощущается острая нехватка медиков именно моего профиля.
Я, как честный человек и потенциальный спаситель нации, воспринял это как личный вызов.
Недолго думая, я кинулся за помощью к моей родственнице, которая приехала за пару месяцев до меня и уже со словарём могла выстроить на иврите одно-два простых предложений.
Иногда даже с глаголами.
Уже на следующий день с утра мы прискакали в окружной призывной пункт с целью моего мгновенного и неотвратимого трудоустройства.
Сказать, что нас приняли хорошо — это ничего не сказать.
Когда выяснилось, с какой целью мы там появились, вокруг меня закрутился настоящий армейский карнавал: хороводы а-ля «Фрейлехс», чоканье пластиковыми стаканами с арабским кофе и одобрительные звуки, похожие на молитвы в адрес самолёта, который меня доставил.
Однако по выяснении того факта, что уже благословенный самолёт прилетел только позавчера и на иврите я уверенно могу произносить только "шалом", "бай" и "кама оле", уровень энтузиазма резко пошёл на убыль.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Где-то между четвертым бурекасом и пятым глотком кофе меня мягко, но твердо попросили «немного подучить язык и потом уже приходить спасать Родину» по прямой специальности. Место обещали оставить за мной.
Когда же спустя два месяца, после самостоятельного штудирования всех доступных мне учебников, словарей и самоучителей, я вернулся к ним с приличным уровнем иврита, умеющий немного говорить, писать и читать, оказалось, что свободных вакансий уже нет.
Пока я корпел над предлогами, в страну прибыло еще около миллиона человек, из которых у половины уже был иврит, у другой половины — связи, а у некоторых и то, и другое. Медицинские вакансии исчезли, как последняя хала на шаббат: кто не успел — тот пошёл учить иврит дальше.
Но обиду я не затаил. Наоборот — такой пинок под амбиции оказался отличным стимулом. Пока мои одногруппники в ульпане пытались запомнить, где у слова корень, а где уши, я уже бодро рассказывал о своём дне, жаловался на цены в супере и уверенно заказывал добавку тхины в порцию фалафеля. В результате — уверенное первое место по ивриту, лидерская позиция, почти грамота и внутренний тост: "За армию, которая меня не взяла!"
Спустя какое-то время армия всё-таки вспомнила обо мне — и решила премировать меня повесткой и долгожданным комплектом хаки.
Больше всего во время курса молодого бойца (или, как мы это назвали, "страстями начинающих оккупантов"), я полюбил неожиданные вещи: во-первых свою армейскую шапку, она же "кова тембель", что переводилось как "мудацкая шапка".
Что за многофункциональный шедевр текстиля! Повернул поля — ты уже ковбой. Загнул назад — пират. Надвинул на лоб и сунул в ухо ветку — колхозный механизатор на учениях. Один аксессуар — три персонажа, ни одна театральная студия не сравнится!
Во-вторых — я неожиданно полюбил армейские прогулки. Особенно весёлые, особенно пешие, и особенно по пересечённой местности.
Во время одного особенно захватывающего армейского путешествия на лоне природы, камней и воды, нас занесло на удивительно живописную полянку. Солнце ласково пробивалось сквозь ветви деревьев, рядом журчал весёлый северный ручей, а мы, измотанные, запыленные и слегка деморализованные, выползли на привал с лицами людей, переживших иврит, марш-бросок и отсутствие армейского пайка.
Но, увы, ландшафт был занят. И не кем-нибудь, а группой молодых особ противоположного пола — студентками-немками, волонтёрками из соседнего кибуца. Они были такие… ну, прям типичные немки: блондинистые, розовощекие, весёленькие и слегка навеселе.
— Oh, judische Soldaten! — воскликнули они, захихикали и, похоже, восприняли нас как часть аутентичного местного фольклора.
Возможно, ожидали, что мы начнем петь «Хава нагила» и жарить фалафель прямо в каске.
О разговорной немецкой речи мы, юдише зольдатен, знали в основном только по советским фильмам о Великой Отечественной войне и ещё немножко по германским фильмам для взрослых. А пообщаться очень хотелось — во-первых, на протяжении двух недель общение с женщинами сводилось к выволочкам от офицерш на базе, во-вторых, заслышав немецкий язык, всегда возникает неосознанное желание "отомстить фрицам".
Особенно если эти фрицы — молодые, привлекательные, в коротких шортах и с глуповатыми улыбками.
— Их бин аидише партизанен! — вкрадчиво и слегка скабрезно оскалился я, и мои сослуживцы радостно закивали.
Немки, на удивление, не испугались, а неожиданно даже обрадовались.
По поляне разнесся явный запах феромонов…
Видимо из-за чувства исторической вины старших поколений нам было предложено традиционное немецкое угощение: хлебо, млеко, яйки и… пиво в банках.
Армейские будни вдруг начали налаживаться неочевидным образом.
Воодушевленные, мы наслаждались случайной дружбой народов, используя все обрывочные знания языков, смешавшихся в наших головах в причудливый винегрет.
Девушки весело смеялись, суля нам некую смутную надежду…
Но тут, как всегда в таких историях, вмешались Судьба и Рок в лице нашей офицерши, неведомо как оказавшийся вдруг на нашей заветной полянке.
-Да вы в конец охренели, — возмущенно заверещала она. — Вас все ищут уже полчаса!
Как потом подвел итог один мой сослуживец:
— Милитаризм и любовь — две вещи несовместных!
А другой сокрушенно добавил:
— Надо же, а ведь почти удалось… отомстить!..
Заголовок и подзаголовок даны редакцией
