Почему был разрушен город праведников-сионистов?
Александр БАРШАЙ
"Некий польский иудей, плача и стеная, взял да выселил людей из домов Синая. С той поры он стал смурной, тронулся рассудком, и отъехал в мир иной в помраченье жутком. А потом пришел капрал с подлою душонкой — тот, что судьбами играл, как своей мошонкой. Бил и рушил без затей танком и дубиной, не жалея ни детей, ни души невинной. Но кондрашка набежал, и капрашка ныне — то ли синий баклажан, то ли корка дыни. Этот горестный пример усекли евреи, но не стал другой премьер ни на грамм мудрее. Он в Амоне выбил дверь, гнал людей из дома… Все гадали: что теперь — сифилис?.. саркома?.. Но беднягу ждал позор, смертной муки хуже: нынче он клеймёный вор, червь в помойной луже. Вот такая хренотень, грустные картины… Но плодятся, что ни день, новые кретины. Вновь повсюду хохмачи принимают ставки: то ли *бнется с печи, то ли рухнет с лавки…"
Алекс Тарн, "Басня о кретинах"
Горе той стране, которая за столом переговоров отдает то, что кровью завоевали на поле боя её солдаты…
Уинстон Черчилль
История человечества знает немало страшных примеров гибели городов. О самом первом таком трагическом происшествии на Земле повествует Тора в книге «Берейшит». Речь там идет о печально знаменитых городах Сдоме и Аморе (Содоме и Гоморре – прим. ред.), на которые Бог пролил «дождем с неба» серу и огонь. «И уничтожил города эти и всю окрестность, вместе с жителями городов и с растительностью на земле». Как известно, города эти были стерты с лица земли из-за отвратительного, непростительно-преступного поведения их жителей. Там не нашлось и десяти праведников, ради которых Всевышний был готов по просьбе Авраама спасти Амору и Сдом.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Нет числа городам, в том числе и всемирно известным, цветущим и многолюдным, которые были погублены в результате опустошительных набегов, захватнических войн, вообще – военных действий. И первым в этом ряду, конечно же, наш святой Иерусалим, не раз за 3000-летнюю историю безжалостно разрушавшийся иноземными завоевателями. Память услужливо подсказывает и другой знаменитый город — Карфаген, о котором римляне сказали, что он должен быть разрушен и который таки был разрушен ими дотла в 146 году. А сколько сотен или даже тысяч городов на гигантских просторах Евразии сожгли, растоптали, разграбили орды татаро-монгольских кочевников! Или вот примеры, можно сказать, из новейшей истории. Одни развалины остались после Второй мировой войны от Сталинграда и Ковентри, Дрездена и Харькова, Берлина и Минска, Кракова и Орла, Варшавы и Новороссийска. А ужасная судьба японских городов Хиросимы и Нагасаки, впервые в мире испытавших на себе губительную энергию ядерного взрыва! Теперь к этим трагическим примерам можно смело прибавить украинский город Мариуполь, дотла разрушенный озверевшими российскими войсками на наших глазах в марте 2022 года.
Миллионы человеческих жизней и тысячи городов погубила другая разрушительная энергия – катастрофическая сила подземной стихии – землетрясения, да и другие смертоносные стихии земли и воды – оползни и сели, цунами и тайфуны, наводнения и вулканические извержения. Вспомним Помпею и Геркуланум, Мессину и Ашхабад, Скопле и Спитак, Ташкент и Ленинакан, города и села Чили и Эквадора, Гаити и Китая и многие-многие другие жертвы разбушевавшейся стихии.
Но в мировой летописи погибших городов никогда не было ничего похожего на поистине уникальную и непостижимую судьбу исчезнувшего с лица Земли израильского города Ямита. И действительно, мир никогда еще не знал такого: государство, построившее в пустыне на краю моря удивительный по красоте и замыслу город, уже через несколько лет по собственной воле и своими же руками сносит его и сравнивает с землей – то есть, выселяет всех жителей, разрушает все здания и сооружения и распахивает город бульдозерами до песка. И это притом, что городу абсолютно ничего не угрожало: ни землетрясения, ни океанские волны. Никто, как говорится, не стоял с ножом у горла, под стенами города не теснился вооруженный до зубов враг. Ямит не обстреливали из танков и орудий, над ним не рвались ни мины, ни бомбы, ни ракеты. Словом, не было никакой войны. Совсем наоборот: уничтожение города явилось прямым результатом «мира», так называемого мирного договора Израиля с Египтом, подписанного в марте 1979 года в американском городке Кемп-Дэвид. Договора, который подписавший его президент Египта Анвар Садат уже через год презрительно назвал «клочком бумаги». Правда, и сам Садат вскоре был убит мусульманскими радикалами, не сумевшими по достоинству оценить хитроумную комбинацию египетского лидера и посчитавшими его предателем исламских интересов.
Разрушение Ямита и еще 16 поселений в Синае весной 1982 года стало первым конкретным проявлением абсурдистской, иррациональной, а потому — издевательской концепции «земля в обмен на мир», которая, если довести ее до логического конца, означает не что иное, как «полный мир на нулевой территории», или — «полное исчезновение в обмен на мир». Наш уход из Синая и самоуничтожение Ямита сделалось символом этой противоестественной, мазохистской формулы. Но то были лишь первые гремучие шаги в победоносном шествии сей погибельной «идеи» по скудным просторам Эрец Исраэль и по паскудным умам его политической элиты. Как говорится, вчера Синай и Ямит, сегодня – Газа и Гуш-Катив, а завтра, не дай Бог, Иудея, где нет места иудеям…
Читайте в тему:
Казалось бы, история позорного и бессмысленного саморазрушения израильских городов и сел должна была бы стать одной из самых болезненных заноз в исторической памяти народа израильского, должна была оставить поучительный след в поколениях. Увы, как всегда, история ничему не учит. И особенно, как видно, нас – евреев. С упорством достойным лучшего применения мы вновь и вновь норовим наступить на те же грабли.
Вот почему очень важно восстановить в подробностях, как же все это было, что пережили и перечувствовали участники и свидетели тех событий, какие уроки можно и нужно извлечь сегодня всем в Израиле, чтобы и нам не пришлось уходить из насиженных мест, чтобы оставшаяся нам в наследство страна — Эрец Исраэль не сжималась, как шагреневая кожа, до пятачка земли на пляже в Тель-Авиве.
Именно поэтому я попросил окунуться в воспоминания Люсю (Номи) и Михаила Бренеров, которые пережили всю историю Ямита — с первого до последнего его дня. Сегодня семья Бренеров живет в небольшом поселении Элазар, что в Гуш-Эционе.
Но прежде, чем предоставить им слово, несколько слов о самой семье Бренер. Люся (в девичестве – Левитина-Хургина) и Михаил Бренер родились и жили в Москве до 1972 года, когда они вместе со своим восьмилетним сыном Аароном уехали в Израиль. А за 30 с лишним лет до этого, летом 1941 года Миша, тогда десятилетний мальчик, был отправлен на каникулы к тете и дедушке в местечко Томашполь Винницкой области. Там его и застигла война, которая двигалась так стремительно, что мальчик уже не успел вернуться домой в Москву…
В еврейском гетто мальчишке пришлось провести почти четыре страшных года. Он видел кровь и смерть, сам испытал немало мук и страданий, получил тяжелое увечье – потерял глаз — и выжил только благодаря заботам своей родни и еще, быть может потому, что в Томашполе стояли румынские части, которые лютовали не столь зверски, как немцы. Впрочем, «свои» – украинские полицаи поиздевались над евреями изрядно, и сотни убитых жителей гетто, закопанных в томашпольском рву, — дело рук в основном местных бандитов. Там, в гетто дедушка начал учить своего внука еврейской грамоте, а бабушка ругала старика: зачем, мол, это нужно сейчас мальчонке, когда не знаешь, доживешь ли до завтра. А дед отвечал ей в том смысле, что и впрямь никому не дано знать, что будет с нами завтра, послезавтра или через тридцать лет.
Когда отогнали немцев с Украины, Миша вернулся в Москву, закончил там школу, институт, работал, женился. Но всегда стоял перед ним образ его странного любимого деда Авраама в ермолке, тайно учившего его на чердаке своего дома таинственным еврейским буквам «алеф», «бет», «гимел».
Глубокие еврейские корни есть и у Люси Левитиной. Дядя ее – Элиягу Левитин — еще в 20-е годы прошлого века уехал в Палестину, стал одним из основателей кибуца Кфар-Гилади на севере страны. Когда в 1957 году в Москве проходил международный фестиваль молодежи и студентов, среди делегатов Израиля оказалась одна из дочерей дяди — Авиталь. Сестры познакомились, и с тех пор Люся всегда помнила о своей израильской родне. Люся (Номи) и Михаил никогда не испытывали особых симпатий к советской власти, всегда осознавали ее лицемерие и цинизм, ее бесчеловечную тоталитарную и антисемитскую сущность. И поэтому нет ничего удивительного, что они оказались среди первых отчаянных храбрецов, подавших в начале 70-х годов заявления на выезд в Израиль. И как только после недолгого отказа им дали разрешение, они без колебаний оставили свою трехкомнатную квартиру в Москве, успешно начавшуюся профессиональную карьеру, друзей и родных (что было гораздо тяжелее), и отправились навстречу новой жизни в далекий, совершенно не известный, но страшно желанный Израиль…
ПРЕДЫСТОРИЯ, ИЛИ КАК НАЧИНАЛСЯ ЯМИТ
Михаил БРЕНЕР: Это было в начале 1973 года. Мы жили в центре абсорбции новых репатриантов в Кармиэле. То очень тягостное, неприятное чувство, с которым мы покидали наших родных и близких, друзей и знакомых, сразу же испарилось, как только мы оказались в Израиле.
Мы посещали ульпан, но надо было уже задумываться над тем, как нам жить дальше. Правда, Люся уже успела найти работу, причем, близкую к специальности – чертежницей на фабрике красок в Акко.
Однажды на доске объявлений в нашем центре я увидел бумагу, которая приглашала на встречу с членами инициативной группы добровольцев, желающих стать первыми жителями будущего города Ямита.
Идея была такая: правительство решило построить новый красивый и большой город на берегу моря в Синае, примерно в 160 километрах от Тель-Авива и в 70 километрах от Беэр-Шевы. Это должен быть во всех отношениях новый город – и по планировке, и по духу, по стилю жизни, так сказать. В назначенный день я пришел на эту встречу. К нам, в Кармиэль приехал руководитель инициативной группы – она называлась агудат «Ямит» («группа «Ямит») — Борис Кузенец и его жена Исраэла Блатт.
Борис и его жена оказались молодыми, очень приятными и энергичными людьми, бывшими отказниками из Риги. Они и там были непоседами, людьми с активной жизненной позицией и, естественно, в Израиле остались такими же. Они рассказали, что задача состоит не только и не столько в том, чтобы найти желающих поехать в новый город на берегу моря, сколько в том, чтобы подготовить и создать для будущих жителей рабочие места. Причем, не просто рабочие места, а работу для людей с высшим образованием, тех, кого здесь, в Израиле называют «академаим». Иначе говоря, нужно было подготовить место, сферу приложения сил для технической, художественной, научной интеллигенции. Ведь проблема трудоустройства «академаим» была тогда, как, впрочем, и сейчас, одной из самых болезненных в стране. Кроме того, город Ямит с самого начала задумывался как город современной культуры, высоких технологий, город, где должен был царить дух творчества, искусства, художественного поиска. Поэтому группа «Ямит» при поддержке Сохнута и правительства (в лице министерства строительства) искала энергичных, инициативных и, можно даже сказать, амбициозных, честолюбивых людей, у которых были бы какие-то интересные и полезные идеи, предложения, проекты в этом направлении.
Нам с Люсей идея эта сразу же понравилась, и мы согласились принять участие в ее реализации. К нам присоединилась еще одна супружеская пара из центра абсорбции. Понимаете, может, это слишком патетически звучит, но хотелось что-то сделать для страны, для Израиля. Не просто жить здесь, но хоть как-то участвовать в ее строительстве, в ее развитии…
Но пока суть да дело, пока идея только раскручивалась, прошло еще полгода. За это время мы успели закончить ульпан и переехать в Иерусалим, где купили квартиру в кредит (это отдельная история) и нашли работу по специальности — и для меня, и для Люси. Она устроилась в известную кампанию «Солель бонэ» на строительство иерусалимской гостиницы «Хилтон», а я – экономистом в министерство финансов…
Люся (Номи) БРЕНЕР: Однажды вечером в начале августа на пороге нашей квартиры появляется молодой человек по имени Хаим Марголин и вносит в дом огромный-огромный букет, даже не букет, а большой куст красных роз. И вся квартира сразу засветилась, расцвела, заблагоухала. Хаим оказался активистом ямитской инициативной группы. Он рассказал, что получено, наконец, разрешение на выезд в Синай и – если для нас это еще актуально — надо срочно, как можно быстрей выезжать на место, рядом с которым и развернется строительство города Ямита. Это место находилось между поселениями-мошавами – Садот и Натив-Асара, которые уже существовали на Синае. Там стояло несколько домиков, в которых и можно было разместиться «пионерам» освоения Ямита.
С одной стороны, это известие вызвало в нас некоторое смятение. Жизнь наша начала постепенно налаживаться, упорядочиваться. Ведь по всем критериям олимовского проживания мы, слава Богу, устроились очень успешно: обзавелись квартирой, нашли работу, которую было очень трудно бросать. Мы жили в районе Гиват-Царфатит, вокруг было много олим из Москвы, Ленинграда, мы с ними активно общались и по существу, вели почти тот же образ жизни, что и до отъезда из Москвы, вели те же разговоры кухонные. Только карьеру, прерванную там, начинали быстро восстанавливать здесь.
Но, с другой стороны, сообщение Хаима Марголина не стало для нас неожиданным. Ведь наш внутренний заряд – уж не знаю, как лучше выразиться – сионизма, активизма, энтузиазма — по приезде в страну был так силен, что в рамках того образа и уровня жизни, который мы начали вести в Иерусалиме, он не находил себе выхода. То есть, говоря проще, хотелось сделать чего-то более общественно значимого, более полезного, чем просто удачная абсорбция на личном уровне. Поэтому сообщение Хаима упало на благодатную почву. По сути дела, мы ждали этого известия, оно скорее обрадовало нас, чем смутило. Мы поняли, что должны ехать. Миша сразу уволился и поехал туда. А я, когда сказала об этом у себя на работе, там восприняли это как совершенно непонятный, сумасшедший шаг. Они меня там все опекали, они хотели мне только хорошего и все в один голос стали говорить, что это безумие, что так не делается, что если уж я зацепилась, то нужно изо всех сил держаться за работу, лепить карьеру тем более, что я на хорошем счету и у меня все идет здорово. Словом, мое решение для всех было совершенно непонятным.
Михаил БРЕНЕР: И мне тоже на работе все говорили: ты что — сумасшедший, что ты делаешь? Ты только приехал в страну, ты не знаешь, что здесь происходит, что будет и как будет. У тебя квартира есть? Есть. У жены работа есть? Есть. У тебя работа есть? Есть. И ты с ней хорошо справляешься. Мы собираемся вскоре послать тебя на курсы повышения квалификации. Так что же тебе еще нужно?
Люся (Номи) БРЕНЕР: И все-таки Миша оставил работу и поехал. А я проработала еще месяц или полтора и только собралась присоединиться к Мише, как началась война Судного дня. Наши мужчины со стройки все сразу же ушли в армию, работать стало некому, но женщины из технического персонала оставались, как говорится, на посту. И меня попросили тоже поработать еще, пока не найдут мне замену. Я, конечно, согласилась. Хотя трудно было, как говорится, сидеть меж двух стульев. Я рвалась туда, в Синай. Ведь Миша уже был там, а мы с сыном Роником – в Иерусалиме. С другой стороны, начавшаяся 6 октября война, казалось бы, должна была спутать все карты, изменить все планы. И действительно, все в одночасье повисло в воздухе. Война как бы перебила основной нерв поступательного движения, и все планы заморозились. Никто не знал, будет ли строиться Ямит или нет, что вообще будет с Синаем, какая сложится военно-политическая обстановка. В этих условиях вообще можно было дать задний ход, не рыпаться и вернуться, как говорится, в первоначальное состояние. Но мы все-таки решили не отступать и переехать в Синай.
И вот мы все трое оказались на новом месте. Что оно из себя представляло? Это были несколько типовых сохнутовских домиков, стоящих в песках между двумя поселениями — Садот и Натив-Асара. Там и поселилась наиболее активные члены группы «Ямит». Это были очень разные, очень интересные молодые люди, все «русские» олим хадашим. Несколько семейных пар с детьми и несколько одиночек.
Среди нас были люди самых разных профессий – строители и математики, экономисты и компьютерщики, механики и музыканты, физик, химик, киношник, скульптор, столяр, филологи и медики, а также те, у кого не было никакой специальности. Начали жить мы там как коммунары или как киббуцники – все у нас было общее. Все, что зарабатывалось, шло в общий котел, готовили и ели вместе, потому что иначе там невозможно было существовать. Надо сказать, что это было очень нелегкое время для всех нас. И вместе с тем – страшно интересное, необыкновенно насыщенное, сжатое для предела.
Прежде всего, мы взялись за разработку наших проектов и бизнес-планов для Ямита. В их числе был большой проект современного компьютерного центра. Был проект, связанный с производством крупных – настенных — художественных фотографий, что тогда было внове. Планировалось создание художественных мастерских, студий и выставочной галереи — своего рода деревни художников. Продумывался проект универсального автоцеха для технического обслуживания автомобилей. Были и другие проекты – и вполне реальные, так сказать, земные и, мягко говоря, несколько романтические, которые вряд ли могли быть реализованы. С высоты сегодняшнего дня это хорошо видно…
Война Судного дня, наконец, слава Богу, закончилась. И через некоторое время трактора, бульдозеры и люди, которые с началом войны покинули строительную площадку Ямита, возвратились на место и вновь стали утюжить прибрежные пески. Значит, и наше пребывание в Синае вновь приобретало значение и смысл.
За те два года, что предшествовали застройке и заселению Ямита, у нас было все: споры до хрипоты и рождение множества идей, горечь разочарования и радость надежды, ссоры и примирения, высокие порывы и мелкие счеты, расколы и объединения, были слезы и смех, было много трудной работы и мало денег, а порой их не бывало и вовсе. Словом, это было хорошее, трудное, памятное время. Можно вспомнить десятки ярких эпизодов той поры – комических и драматических, веселых и грустных.
Отчетливо врезался в память день ознакомления с проектом будущего города. К нам приехало много военных, проектировщиков, правительственных чиновников. Вынесли в поле, прямо на песок столы, разложили на них планы, чертежи, макеты, подняли бокалы за будущий город, и нам стали рассказывать и показывать, каким будет Ямит. А вокруг, куда ни кинь взгляд, пески, пески, пески. И только вдали, у кромки моря – длинная гряда пальм – одно из чудес этих мест. Собственно говоря, уникальный микроклимат этого прибрежного района Синая, наличие пресных подземных вод, благоприятные условия для создания глубоководного морского порта — все это и сыграло решающую роль при выборе места для строительства Ямита. То был чудесный день, полный радостных планов, веселья, фруктов и сладостей.
Большинство наших проектов и бизнес-планов, увы, не осуществилось или осуществилось совершенно не так, как они задумывались. И основная причина этого – отсутствие единства, внутренние раздоры, непримиримое столкновение мнений – известная болезнь еврейских коллективов. И все же, если говорить по большому счету и без ложной скромности, наша группа внесла свой вклад в осуществление главного проекта – становление и освоение города Ямита. Мы были этакой общественной занозой, которая постоянно корябала массовое сознание, будоражила его мыслью о Ямите. Мы были группой сумасшедших, вцепившихся в землю, в песок, упрямо живущих мечтой о городе у моря – Ямите (что значит «Морской» или «Приморский»).
Кроме того, что нас поддерживало правительство, Сохнут (нам приходилось общаться и с премьер-министрами Голдой Меир, Ицхаком Рабиным, Менахемом Бегиным, и с министрами обороны, строительства, финансов, абсорбции, с руководителями Генштаба, с крупными чиновниками Еврейского агентства), о нас часто с энтузиазмом писали газеты, рассказывало радио и телевидение, и в целом общественное мнение довольно положительно и сочувственно относилось к нашей идее. Хотя, как всегда, далеко не все в Израиле испытывали восторг по поводу планов освоения Синая. Хорошо помню, как на дороге, ведущей к стройке, вдруг появилась надпись огромными красными буквами: «Русим ле ям!», то есть – «Русские – в море!» Это левые активисты из соседнего кибуца Керем Шалом выражали свое отношение и к нам – «русским» олим, и к идее строительства города на так называемых территориях.
Окончание следует
