Сегодня поэту могло бы исполниться 90 лет. Или 89
Анатолий ГОЛОВКОВ
Евгений Александрович — он был для друзей Женя, для меня тоже, но все-таки на "вы", — родился 18 июля. А вот в тридцать втором или в тридцать третьем, — не известно.
И с местом проблемы: может, на станции Зима, где почитают его, как народного героя, а может в Нижнеудинске.
Но то, что человек был ярчайший, одаренный, боевой до скандальности, это уж так.
Я его впервые услышал в Риге, они читали с Вознесенским на стадионе; слушали несколько тысяч человек, овации, как на рок-концерте.
— Я тебя там не видел, — сказал Евтушенко лет через 35. — Врешь, поди?
— Ну, как же, я такой придурковатый еще, с короткой стрижкой, глаза романтические!
— А-а-а! Так это был ты?
Он был из касты слагателей хронологий и учителей.
Чужие стихи Женя слушал, качал ногой, цыкал зубом, правил, выдвигал, носился, пробивал первые сборники хоть не через Совпис, так в "Молодой гвардии".
В конце концов, он выпустил антологию, "Строфы века", сначала в Штатах, потом в России.
Для меня Евтушенко начался с "Бабьего Яра".
Иногда из телевизора Евгений Александрович казался мне таким прижизненным монументом: он не доказывал — рубил с плеча, не спорил — произносил формулы.
Он, как и Лиснянская, был скор на экспромты и эпиграммы.
Он мог пробить бедному поэту комнату, дать в долг без отдачи.
К нам он приходил с бутылкой всегда какого-то особого вина, — часто грузинского или итальянского — и пил его сам, жалуясь на желудок.
Дома — и у себя, и у нас, — он казался таким малость ободранным сибирским котом в свитере и тапочках. В гостях часто "изысканным жирафом", в оранжевом пиджаке и малиновом галстуке. И подаркам радовался, аки дитя, — на один Новый год мы подарили ему валенки.
Он умер на чужбине.
Мы любили его.
Мы горевали, когда ему отняли ногу, знали про онкологию, но что уж тут…
Но сегодня хочется открыть шампанское.
И сказать, с днем рождения, Евгений Александрович!
И до свиданья, ей-богу…
Доберусь до Москвы, когда кончится война, черемухи вам в Переделкино принесу.
* * *
Б. Ахмадулиной
Со мною вот что происходит:
ко мне мой старый друг не ходит,
а ходят в мелкой суете
разнообразные не те.
И он
не с теми ходит где-то
и тоже понимает это,
и наш раздор необъясним,
и оба мучимся мы с ним.
Со мною вот что происходит:
совсем не та ко мне приходит,
мне руки на плечи кладёт
и у другой меня крадёт.
А той —
скажите, бога ради,
кому на плечи руки класть?
Та,
у которой я украден,
в отместку тоже станет красть.
Не сразу этим же ответит,
а будет жить с собой в борьбе
и неосознанно наметит
кого-то дальнего себе.
О, сколько
нервных
и недужных,
ненужных связей,
дружб ненужных!
Куда от этого я денусь?!
О, кто-нибудь,
приди,
нарушь
чужих людей соединённость
и разобщённость
близких душ!
