— Ты, наверное, русский, — выпалил сидевший на соседней парте Колька. — Ну, или еврей
В 1-м классе ко мне подошла наша учительница Галина Прокопьевна и спросила о моей национальности.
Не знаю, как сейчас, а полвека назад в конце каждого школьного журнала были специальные страницы, где фиксировалась личная информация об учениках. И существовала отдельная колонка с указанием национальности. Только в нашем классе она почему-то оказалась незаполненной.
Вот Галина Прокопьевна и подошла ко мне с таким вопросом: дескать, кто я?
Почему она не спросила об этом моих родителей, не знаю. Может, посчитала, что в 1-м классе каждый сам должен знать свою национальность.
А я совсем о ней не знал. Поэтому искренне переспросил свою учительницу, а какие вообще бывают национальности.
Галина Прокопьевна удивленно посмотрела на меня, как будто к началу школы мне непременно следовало прочитать статью Сталина по национальному вопросу или изучить справочник совстата. Но поскольку я оплошал, она взяла инициативу в свои руки и сказала со знанием дела:
— В нашей стране живет много народов и народностей: русские, украинцы, белоруссы, узбеки… Вот ты и должен сказать мне, кто ты.
— Мне кажется, что не узбек, — протянул я не очень определенно.
— Ну, на узбека ты точно не похож. И на таджика тоже, — резюмировала учительница.
Об узбеках и таджиках я в ту пору имел очень смутные представления. Знал только, что они живут где-то очень далеко. Но почему-то обрадовался, что я на них не похож.
И поэтому продолжал лихорадочно соображать, а какие еще бывают национальности.
— Ты, наверное, русский, — выпалил сидевший на соседней парте Колька. — Ну, или еврей.
— Почему еврей? — недоуменно спросил я.
— А среди наших соседей по подьезду есть и те, и другие — озвучил Колька. — И они этот вопрос как-то вслух обсуждали. Так вот, выходит, что внешне евреи и русские похожи друг на друга. И все говорят по-нашему.
Я задумался: "А кто лучше?"
Этот вопрос, по-видимому, поставил Кольку в тупик.
— Не знаю. По соседям и не скажешь. Тетя Клава меня как-то салатом угощала, а тетя Броня пирогом с мясом. И салат, и пирог хорошими были. Так что я считаю, что и русские нормальные, и евреи.
Тот разговор с Колькой стал для меня маленьким пропуском в большую жизнь. Нет плохих или хороших народов, существуют только плохие и хорошие люди. И по словам Кольки выходило, что удались и русские, и евреи. Он, правда, глобальные выводы в 7 лет сделать не мог. Просто передал свои чувства, и все.
И я их уразумел, как мог.
Еще с дошкольного времени я знал, что все народы дружат и помогают друг с другу. Именно это мне внушали воспитатели, и моя первая учительница. И хотя все эти народы были для меня в те годы "с неясным выражением лица", мысль о дружбе между ними прочно сидела в моей детской голове. И в Колькиной тоже.
А другой мысли и возникнуть не могло. Не зря же старалась тогда государственная машина. Только понял я это много-много лет спустя.
— Так и не вспомнил, Дима, какая у тебя национальность? — попыталась уточнить Галина Прокопьевна. Она продолжала все это время стоять рядом и вслушивалась в наш с Колькой разговор. Но не перебивала. Ей, по-моему, было даже интересно, к какому выводу я приду.
А я ни к какому выводу не пришел. И просто сказал нашей учительнице, чтобы та записала меня русским. Только не мог обьяснить, почему.
Это был мой первый разговор по национальному вопросу, и я совсем не думал, что да как. И разговор этот мало что прояснил в моей детской голове. К тому же, я рос на Урале, и "национальная тема" здесь никогда не вставала передо мной. А дома родители тоже не говорили вслух на эту тему. Наверное, считали это лишним.
Не знаю, правильно ли так воспитывать детей. Все-таки дети, наверное, должны представлять свои семейные корни. С другой стороны, разве эти корни сводятся только к "национальному вопросу"?
Однако ни о чем таком, повторюсь, я не думал в свои семь лет. И потом еще очень долго об этом не думал.
По-моему, это счастье, что тогдашняя жизнь совсем не тыкала меня по данному поводу. Не всем свезло.
Живя в Израиле, часто размышляю обо всем этом. И по-прежнему не знаю, как бы сложилась моя жизнь, случись в ней тогда по-другому.