От уфимского трамвая — до тель-авивского
У меня родилась идея стихотворного девиза строительства и пуска метротрамвая («легкого поезда», «ракевет кала») в центральном израильском округе Гуш-Дан – по мотивам знаменитого и воспетого «Не отрекаются, любя» Вероники Тушновой:
«И будет, как назло ползти трамвай, метро – не знаю, что там…»
Я — из города, про который писатель Андрей Битов в своей повести «Колесо» написал:
«При слове «Уфа» я вижу трамвай».
Он там еще много написал об уфимском трамвае — о расстояниях, которые занятно преодолевать в этом длинном, третьем по протяженности, городе Союза; о красивых девушках-вагоновожатых, которые прямо из своих кабинок выходят замуж; о веселой весне за окнами с дребезжащими стеклами. Тепло написал и легко. И, кстати, очень точно.
Конку я не застал, опоздал родиться, прошу прощения. Но я такой уже довольно старый, что помню трамваи, в которых гладкие деревянные скамьи стояли вдоль вагона, и все сидели лицами друг к другу, а вместо поручней были брезентовые петли. И как потом появились вагоны с парными местами поперек салона, и считалось шиком проехаться в трамвае не с дощатыми, а с мягкими дерматиновыми «сидушками».
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Кондукторов помню, их кирзовые сумки со стальными фермуарами и привязанными к ремню бобинами билетов. Помню их мило акцентированные объявления остановок: «Ависьёонный ниститут, следущий – Сурупа», в смысле, сейчас — Уфимский авиационный институт, а следующая остановка – улица председателя Уфимского комитета РКП(б), отца продовольственной диктатуры и продотрядов А.Д.Цюрупы.
А когда кондукторш не стало, передавал на абонементы и на компостер («Кто «передаст»? Я «передаст»?!» – анекд.), отсчитывал и возвращал сдачу, учась моментально складывать и отнимать в уме.
Зимний трамвай помню – с заиндевевшими стеклами, на которых протаивали «гляделки», дыша на стекло или отогревая рукой, высвобожденной из варежки. Помню, как карябали по ледяной корке на окне: «Крепитесь, люди, скоро лето!» (вариант «Ниссы народ…» считался вульгарным).
Ездил «зайцем», бегал от контролеров, замирал от случайных прикосновений, висел на подножке, выпадал из остановившегося вагона без пары пуговиц на верхней одежде. А потом, студентом, успевал в трамвае, шедшем от Зорге до Свердлова, подготовиться к семинару, поздороваться с дюжиной знакомых, пофлиртовать с симпатичной соседкой.
Тогда у меня была своя безотказная тактика оккупации сидячего места. Нужно было выбрать из сидевших тетку или дядьку деревенского вида (что было просто сделать по одежде, сумкам и «лица не общему выраженью»), протиснуться к ним и дождаться остановки «Автовокзал». Намеченный пассажир или пассажирка тут же подхватывались и вместе со своими баулами, мешками и узлами устремлялись к выходу. А хитрый носатый студентик занимал их места почти до самого конца маршрута. Ну, разве что приходилось уступать очень старым или заметно беременным людям – в обмен на их: «Ну что ты, сынок (вы, молодой человек), не надо сиди (-те), сиди (-те)! Хорошо, спасибо!» Однако в ранний утренний «час пик» они редко ездили рельсовым электротранспортом.
Женившись и обзаведясь детьми, жил в девятиэтажке, прямо над трамвайными путями, причем на их длинном пролете, где трамваи неслись и скрежетали с пяти часов утра до полуночи. И я научился спать под эту «музыку», и дети научились.
В моем «городе трамваев» сначала были только маршруты с номерами из одной цифры – с единички до девятки. В школу (одну остановку, смеху ради) — на «пятерке», к бабке с дедом – на «седьмом», в кино – на «девятке». Потом появился десятый, двенадцатый, тринадцатый, восемнадцатый, открылся, говорят, третий десяток, но я его уже не застал.
Дожил до отъезда в Израиль до частичного демонтажа бесконечных этих уфимских трамвайных путей и ликвидации развязок-колец. А сейчас, вроде бы, трамвай в Уфе вообще совсем не главный транспорт, хотя метро так и не решились строить: карст, пустоты подземные…
… И вот, на старости лет, кажется, прокачусь на тель-авивском трамвае! Не прошло и полутора десятков из тридцати двух прожитых тут лет.
А ведь сомневаться было начал! И зря: перенесенный уже раз пять (не ошибаюсь?) ввод в действие первого отрезка метротрамвая в Гуш-Дане назначен на не совсем точную, с трехдневным «люфтом», но все же августовскую дату текущего года.
… Почто его так долго строили и продолжают строить? Да еще за такие едрёные миллиарды? Этого мне, с моими скромными познаниями в данной области, постичь не под силу. Я не помню, хоть убейте, чтобы в моем родном городе, в свое время изрезанном трамвайными путями как глобус параллелями и меридианами, прокладка новых трасс превращалась бы в этакое национальное бедствие. И чтобы был такой размах разорения, разрушения и таких почти катастрофических неудобств, что уличный мат в эти годы звучал на всех языках страны, в которой проживают «евреи почти ста национальностей».
Ну так ведь и там тоже строили и продлевали, переносили и прокладывали заново. Где-то погромыхивали по ночам, чем-то там железным по железному постукивали тетки в телогрейках и валенках с калошами, а утром – глядь, новые пути с вкусно пахнущими шпалами. Буквально на наших глазах, в 60-е годы, в самый короткий срок были проложены новые трамвайные сообщения длиною в десятки километров – от Госцирка до центра города. При той-то технике…
И, главное, никому бы и в голову не пришло, что на этом деле можно было «сделать гешефт» и что-то, извините, почти открыто «скоммуниздить»…
В благословенном же нашем Израиле и его центральной части смогли довести дело до такой степени всенародного отчаяния, что всего лишь пуск трамвая на небольшом участке становится грандиозным событием национального масштаба. И не только им, но еще и инструментом пиара менявшихся в минтрансе, как кадры мультика про Тома и Джерри, политических персонажей и персонажих. Это надо уметь, господа!
За сим поздравляю всех с тем, что лозунг «Трамвай построить – это вам не ешака купить!» воплотился на нашем Ближнем Востоке и на наших с вами глазах. Дожили! И дай Бог нам или хотя бы части из нас дотянуть до того счастливого часа, когда этот «БАМ Гуш-Дана» будет, наконец, достроен!
«Слышишь время гудит – Гуш-Дан!
На просторах крутых – Гуш-Дан!
Этот колокол наших сердец молодых».
