Ее губы были покрыты густым слоем помады. И вообще, косметики на ней было столько, что казалось, будто Светка только что вышла из театральной гримерки. Она была в ужасно короткой юбке, из которой во все стороны выпирала ее необьятных размеров задница, обтянутая в сетчатые колготки
Местом практики после первого курса журфака Уральского университета я выбрал редакцию городской газеты "Тагильский рабочий". Любому практиканту полагается место в общежитии. Мне нашли койку в рабочей общаге — на самой окраине города.
Искомая комната оказалась на последнем этаже. В ней стоял спертый запах поношенных носков, а на одной из стен аршинным размером было написано смачное русское слово из трех букв. За стенкой была еще одна такая же замызганная комната. Двери обеих выходили в небольшую кухоньку с грязной плитой и занавеской, повешенной на окно еще до эпохи исторического материализма.
За окном стояло теплое уральское лето, и околоточные мужики в этот момент начинали "соображать на троих". Это было отчетливо слышно по их нестройным голосам, доносившихся снизу.
Настроение было — хуже арестантского. Вдобавок обнаружилась, что матрас, на котором мне предстояло ночевать, полон клопов. Они весело слонялись по его поверхности, поджидая очередного новосела.
В это время входная дверь распахнулась и на пороге объявился крупный моложавый мужичок в военной форме. Его лицо напоминало слоеный блин, сдобренное тонкой ниточкой усов.
— Бля-я-яха муха! — сказал, расплывшись в улыбке, мужичок и посмотрел на меня. — Я все думаю: что это комната пустует? Так ее, значит, для тебе берегли. А я капитан Пенкин.
В следующую минуту Пенкин поведал, что он командирован в Нижний Тагил из какой-то военной части. И надо ему забрать движок со здешнего завода. Но с ним тагильские засранцы (он так и сказал) подкачали. А время идет, и делать ему, Пенкину, в этом городе решительно нечего. Но он все-таки время даром не терял и "склеил" себе местную деваху. Она-то и скрашивает Пенкину все его нехитрое существование.
Всю эту информацию капитан Пенкин выплеснул на меня чохом. Хотя ни о чем таком я его не просил. Есть люди, которые в принципе не умеют молчать, и Пенкин был из их числа. Он даже сообщил, что вот-вот эта самая деваха к нему придет, и тогда начнется у него "настоящая жизнь".
Признаться, я ошалел тогда от услышанного. Но переварить это не успел. Потому как во входную дверь кто-то постучал. "О, мля, это ж Светка! — засуетился Пенкин. — Ну, бой-баба, всегда вовремя. Только не пугайся сходу. А то чувствую, ты и баб-то толком в своей жизни не видел. Это было сущей правдой в мои 18 лет.
Пенкин выскочил в коридор и распахнул входную дверь. Девушка, которую я увидел, не поддается никакому описанию. Светка была примерно одного размера — что в высоту, что в ширину. Она вообще плохо напоминала женщину — скорее чуть продолговатый шарик. Ее губы были покрыты густым слоем помады. И вообще, косметики на ней было столько, что казалось, будто Светка только что вышла из театральной гримерки. Она была в ужасно короткой юбке, из которой во все стороны выпирала ее необьятных размеров задница, обтянутая в сетчатые колготки.
Складывалось впечатление, что Светка собирается сыграть роль путаны. Впрочем, скорее всего она ею и была. Не исключаю, правда, что при таком сравнении "нормальные" путаны могли бы обидеться, слишком уж непритязательным был Светкин вид.
На меня Светка не обратила никакого внимания. Она пнула носком своей туфли дверь капитана Пенкина и решительно потянула его за собой.
А я сел за Достоевского, роман которого захватил с собой из дома.
Сосредоточиться на книге мне, однако, не удалось. Поначалу голоса за стенкой звучали приглушенно. Однако через некоторое время начались разгоряченные Светкины стоны, прерываемые хриплым сопением Пенкина. Слов разобрать было невозможно, но стоны все усиливались, пока, наконец, не переросли чуть ли не в истошный крик. Вероятно, Светка всей своей хрупкой душой постепенно переходила в стадию затянувшегося оргазма.
Мне стало совсем дискомфортно. Оплеванная общага, стена с неприличным словом и Пенкин со Светкой за стенкой. Даже яркие психологические картинки из романа Достоевского не могли уравновесить всю эту разношерстную и не слишком оптимистичную картину.
…Светка ушла от Пенкина только под утро. Я слышал, как она пнула своим каблучищем входную дверь, и стала спускаться вниз по лестнице. А Пенкин даже не пошел ее провожать. Район, где мне предстояло отныне жить, был совсем не респектабельным. Но Светке, видать, было не впервой оказываться в такой ситуации. И Пенкину не впервой.
А мне не приходилось совсем. Вдобавок всю ночь меня нещадно донимали клопы. От ползания этих существ по кровати и по мне мое тело начинало нестерпимо чесаться. Я давил их на ощупь, но толку от моих потуг было совсем немного. Клопы плевали на мое соседство, а некоторые откровенно радовались ему. Так и прошла вся ночь.
На утро мы столкнулись с Пенкиным на кухне. Он был бодрячком, не то что я — после полного недосыпа. "Ну что, не сильно мы тебе ночью мешали? — спросил он, глядя весело и допивая большую чашку чая. — Ты не переживай. У Светки как раз мать сегодня в деревню уезжает, так что я к ней переезжаю. Там буду жить, пока движок не соберут.
Пенкин сдержал свое слово. За весь месяц моей практики он появился в общаге лишь пару раз. А Светку я больше не встречал. Да и зачем ей было возврашаться в зачуханную комнату Пенкина?
На той редакционной практике я оказался очень плодотворным, понаписав целый ворох газетных материалов. Но ни один из них так не врезался в мою память, как внешний вид бравого капитана Пенкина и его разбитной девахи Светки.
В тот вечер я, кажется, впервые столкнулся с реальностями тогдашней советской жизни. Бедная уральская шлюха была вынуждена коротать время в обшарпанной общаге, в объятиях небритого армейского капитана. Но, видно, была не в обиде, если охотно приходила сюда. Как ей удавалось проникать в рабочую общагу в таком виде — на глазах тщедушной "бабушки-одуванчика", дежурившей на входе, — не знаю.
Сегодня мне даже как-то жалко их обоих. Да и себя, наверное, тоже. В ту ночь мой сон был прерывистым и нездоровым, что уж тут хорошего…
