Как известно: у eвpeeв новости узнаются в синагоге. Всякие люди в нее приходят: от ультрарелигиозных раввинов до веселых разгильдяев с маскарадными, крошечного размерами кипами на буйных кудрях. Иудаизм — это не точка, а интервал, причем достаточно обширный. Всякому отыщется место, нужно только захотеть
Яков ШЕХТЕР
Один из прихожан нашей синагоги, солидный мужчина средних лет, появлялся у нас только по субботам. Его трудно было заподозрить в тщательном исполнении заповедей, он все делал как бы на медленном огне.
— Ну, нет у меня времени на длинные молитвы, — объяснял он. – Кто-то ведь должен обеспечивать вашу безопасность.
У этого мужчины были серьезные основания так заявлять. Он уже много лет один из ответственных за обслуживание и ремонт двигателей военной авиабазы. Поддерживает и ремонтирует F35 u F16. Бремя знаний и ответственности заставляло его с некоторой легкостью относиться к проповедям раввинов. Разумеется, засекречен с головы до пяток, поэтому я буду именовать его просто — механик.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Вчера, после завершения субботней молитвы, механика вдруг прорвало. Мы шли по аллее, освещенной желтым светом фонарей. Вечер выдался жаркий, как и полагается на святой земле в начале тамуза (июня), но впереди каждого из нас ожидал субботний стол, уставленный роскошными яствами, вперемежку с бутылками охлажденного вина и пива.
— Вы просто не понимаете, что произошло! — вдруг произнес мой попутчик. — Это чудо, самое настоящее чудо!
— Ты имеешь в виду, что за двенадцать дней войны иранцы не сумели сбить ни одного нашего самолета? — уточнил я.
— Это само собой, — ответил механик. — Но я другом. О техническом чуде, которое невозможно ни объяснить, ни обосновать.
— И в чем оно состоит, расскажи, если можно, — попросил я.
— Самолет — это механизм с изнашивающимися частями, — начал механик. — И самая изнашивающаяся часть — двигатель. Я ими занимаюсь всю жизнь, навидался всякого и точно знаю, что может быть, а чего не может. Перед началом войны мы приготовили не только сменные двигатели и запчасти. Были созданы специальные аварийные бригады из самолетов и вертолетов. Не исключалась возможность, что некоторые двигатели стремительно выработают ресурс из-за пилотажа для отрыва от ПВО Ирана и самолеты не долетят обратно. Двигатель откажет, машины упадут, а катапультировавшихся пилотов придется аварийно забирать с территории другого государства. Не самого дружелюбного государства…
Расстояние до Ирана полторы тысячи километров и обратно столько же. Сам понимаешь, по возвращении двигатель будет нуждаться в срочном техобслуживании. Поэтому первые самолеты принимал я сам, то есть возглавлял группу контроля.
Когда в ангаре открыли люки, прикрывающие двигатель, я лично приступил к осмотру. Опыт у меня — не буду хвастаться — огромный, почти все, что надо менять — а ремонт состоит из замены блоков — я вижу сразу. Или почти сразу, но определяю безошибочно. Приступил я к осмотру и не поверил своим глазам: двигатель выглядел так, словно только что прошел техобслуживание. Быть такого не может, после трех тысяч километров лета любой, даже самый лучший механизм требует вмешательства рук человеческих! Ну, меня не проведешь: я велел подключить аппаратуру диагностики и все проверить не на глаз, а по электронным показателям. И что ты думаешь, аппаратура подтвердила, что мои глаза не ошиблись. Глаза и опыт!
Механик с гордостью провел ладонью по лбу.
— Разумеется, мое заключение проверили другие спецы. Вывод оказался таким же: ничего менять не надо. Так, мелкие дозаправки. Ладно, решили мы. Бывают на свете счастливые случайности. Этот вывод подтвердил второй самолет — там пришлось провести обслуживание по полной программе. Зато положение третьего оказалось точной копией первого. И четвертого, и шестого. Короче — обслуживание потребовали только тридцать процентов машин.
Мой собеседник остановился посреди аллеи и воздел руки к небу.
— Нет, ты просто не понимаешь, что это такое, — бросил он мне с таким видом, словно я сомневался в его словах. — Во всех историях про чудеса хасидских ребе речь идет о людях. Человеческий организм — субстанция мало исследованная, с ним что угодно может произойти. Сегодня больной, а завтра вдруг здоровый. Чудо излечения. Но тут речь идет о бездушном железе, о законах трения и износа. Ну не может, не может самолет летать без выработки моторесурса! Не может, а было на моих глазах. Вот этих самых глазах!
И механик снова провел ладонью по лбу.
Я раскрыл рот, намереваясь заметить, что в историях о чудесах ребе вовсе не всегда речь идет только о людях, но механик меня перебил.
— И все же самое главное состоит не в этом, — вскричал он. — Пойми, двести самолетов круглосуточно работают двенадцать дней. Круглосуточно! Двенадцать дней! И ни одной серьезной поломки! Так, мелкие починки, мизерный ремонт, обычное техобслуживание.
Механик огляделся по сторонам. Слева и справа от аллеи мирно светились окна домов. Там уже сидели за субботними столами, или смотрели телевизор, или беседовали. Чтобы не мешать людям, механик снизил голос до почти трагического шепота.
— Только тот, кто отдал почти всю жизнь обслуживанию этого железа, может осознать размеры случившегося. Наши праотцы в таком же изумлении смотрели на воды расступившегося перед ними моря. Ну не могло такого произойти, согласно статистике, летным планам, опыту, наработанному десятилетиями, не могло! А случилось. Тихо, незаметно, исподволь. Сегодня утром на базе мы подвели итоги войны. Как работали, что поменяли, что необходимо заказать. Ты бы видел лица моих коллег. Сначала все утверждали, что тут ошибка, подтасовка данных. Но когда проверили два раза, просто замолкли. Встал наш командир, начальник базы, сам боевой летчик, бравый дядька, но левый до мозга костей, и тремя словами подвел итог:
— Ребята, Бог — есть.
И если это не чудо, так что тогда называется чудом?!
