Заснеженное прощание с детством
Елена ПЛЕТИНСКАЯ
Зимний Ташкент, мне десять лет. Сидим с моей закадычной подружкой Фирузкой на корточках — голова к голове — и шепчемся. Разглядываем во дворе нашего четырехэтажного дома на дорожке под деревьями застывшие снежинки, сложенные природой в причудливые мини-дворцы, серебрящиеся на каждом шагу. Их видим только мы вдвоем.
Эту игру я придумала как-то под вечер, в ожидании очередного Нового года. Мы тогда вышли с подругой, с которой жили на одном этаже, немного поиграть, пока наши мамы были заняты на своих крохотных кухоньках приготовлением праздничных блюд к столу. Вскоре меня позвали домой, я с радостью побежала в уютное тепло, к наряженной елке и вкуснейшей маминой еде.
Помню, в ту зиму навалило много снега и он довольно долго держался. Гуляя по заснеженным дорожкам, я вдруг обнаружила, что хрусткие льдинки образуют сверкающие снежные пещерки. Я стала осторожно, чтобы не разрушить их призрачную хрупкую красоту, строить вокруг заборчики. Потом показала подружке. С тех пор это было нашим с ней секретом вплоть до шестого класса. А потом дороги развели, сначала по разным школам, а потом и совсем по разным жизням…
* * *
Мимо пробегает соседский пацан Толя, который через семь лет уйдет из жизни из-за болезни почек. Он кричит нам на ходу, не останавливаясь:
— Эй, вы чего в школу не идете?
— Ты иди, мы скоро придем, — отвечает моя подруга, а сама больно пихает меня в бок, мол, молчи!
А я и рада помолчать, так как и не собираюсь тащиться в школу, когда вокруг столько всего интересного. Но идти приходится, потому что из нашего подъезда выплывает округлая во всех отношениях медсестра тетя Тася, которая всегда бдит и обо всем докладывает моей маме.
А в школе Толя грозит, как расскажет учительнице, что мы снова собирались прогулять ненавистную мною математику. Подружка начинает пыхтеть от злости, между ними назревает драка. Но я существо до скучного миролюбивое и нелюбящее выяснять отношения, принимаюсь их мирить. Впрочем, тщетно, ничего у меня не выходит. Фирузка с Толяном сцепляются, и я каким-то непонятным мне до сих пор образом, оказываюсь между ними и все тумаки, конечно, сыплются на мою голову. А потом меня же и вызывают на ковер. Учительница долго и нудно объясняет, что только я могла спровоцировать эту драку.
На все мои робкие попытки восстановить справедливость и как-то себя обелить в ее глазах, следует, надо сказать, вполне резонный вопрос: почему, там, где происходит потасовка, всегда оказываюсь я? И правда, почему? Так действительно бывало очень часто, хотя в школе я почти не дралась. В основном оттачивала кулаки дома на старшем брате. Но ведь это совсем другое дело! Причем, я больше вопила, чем дралась. А Вадька хватал подушку, запускал ее в меня и если вдруг не попадал с первого же захода, сообщал:
"Извини, я не попал".
Вот это меня действительно выводило из себя, тогда все мои самые низменные инстинкты вскипали и вываливались наружу в виде отчаянного царапанья и закладывавшего уши домашних визга.
Помню, как я злилась и заявляла, делая круговые движения кулачками по животу:
"Все мои невры собрались вот тут!"
* * *
Снова зима. Мне девятнадцать и я студентка филфака Ташкентского университета. Выхожу из дома, чтобы ехать на учебу, идет мелкий тоскливый дождь, ветер то и дело норовит сорвать берет, белым пятном торчащий на моей неприлично кудлатой пушистой макушке. Серость захватывает все обозримое пространство, проникает в мой мозг.
"Наверное, серость, это заразно", — думаю я и поплотнее укутываюсь в свое моднючее на тот момент и тоже серое длиннополое пальто.
День проходит монотонно, на латыни, которую мне ставили автоматом, я засыпаю, а старославянский утомляет. Даже моя любимая зарубежная литература, зарубежка, как мы ее называли, в этот день не радует.
С трудом дожидаюсь конца занятий, выхожу из здания и вижу чудо. Серости нет, как будто никогда и не было! Весь город светится снегом, от белизны рябит в глазах, я даже на мгновенье зажмуриваюсь.
Крупные хлопья, неспешно кружась, падают у моих ног, обутых в коричневые туфельки со шнуровкой на тонкой подошве. Холодно, но я радуюсь снегу, даже не хочется садиться в автобус. Достаю из сумки пушистый мохеровый шарф, перчатки и решаю пройти хотя бы одну остановку пешком. Деревья мне кивают белоснежными шапками, от их вида становится по-настоящему радужно. Я вспоминаю, что скоро опять Новый год, хотя до него еще целый месяц и это так долго!
Тогда мне и правда, казалось, что месяц – это очень-очень долго. Я торопила время, чего уже давно не делаю, оно и так сжимается, чувствую это физически.
Дохожу до остановки. Ко мне спиной стоит девушка и как-то странно раскачивается. Затем она оборачивается и я не верю своим глазам. Далеко не сразу соображаю, что это подружка моих детских лет, Фируза, с которой мы не виделись ни разу с тех самых пор, как нас расселили в разные школы. Моя находилась дальше от дома и мы с соседкой много лет удивительным образом не пересекались, хотя и жили на одном этаже.
Смотрю, что-то очень знакомое в некогда привлекательном лице, и тут она сама ко мне обращается, шатаясь:
— Ленка, ты?!
Я, еще неуверенная до конца в своем узнавании, продолжаю вглядываться на всякий случай, хотя уже понимаю, кто передо мной…
— Не узнаешь что ли? Да это я ж, Фируза!
Выглядит она, мягко говоря, не очень. Некогда блестящие темные густые ее волосы теперь какого-то грязно-бурого цвета. Свисают по обе стороны худого нервного лица, на котором, несмотря на молодость, уже прорезались первые морщины. Мутный взгляд ее темно-коричневых глаз с красными прожилками заставляет меня ежиться, но не от холода.
— Ну ты где, как? А я замуж вышла, правда, не живу с ним, бросила. Я выпить люблю, а ему не подходит.
День моментально опять становится серым, я это точно помню. И уже не вижу яркого снега, не думаю о предстоящей вечеринке, на которую приглашена тогдашним своим ухажером. В мгновенье ока решаю не ехать домой, потому что даже подумать жутко, что всю дорогу придется говорить с этой полупьяной чужой женщиной, которая когда-то была лучшей подружкой. Я бормочу что-то невразумительное, извиняюсь, что тороплюсь и заскакиваю в автобус, который идет к моей бабушке.
Больше я ее никогда не встречала. Но день этот почему-то помню очень четко, как будто все было вчера или даже сегодня утром. Наверное еще и потому что, когда я вышла из автобуса и пошла к бабуле, вдруг вылезло припозднившееся солнце, словно заспалось где-то у себя за облаками, а теперь решило поработать, и снег начал таять…
