Старик попросил меня завести патефон, стоявший тут же на тумбочке, а сам подошел к аккуратно сложенной кипе пластинок:
— Вот эту.
Он подал мне старую, непривычно тяжелую пластинку. Чудесный глубокий голос кантора заполнил комнату. Эзра Мордухаевич наклонил голову к патефону и, слушая мелодию, тихонечко подпевал… Он долго выбирал следующую пластинку. Зазвучал «Лебедь» Сен-Санса. Скрипка…
— Вы знаете, о чем я сейчас думаю? Яша Хейфец, Иегуди Менухин, Исаак Стерн, Борис Гольдштейн могли родиться только в нашем племени. Дал бы Бог, еще немного прожил Иосиф, сын меламеда Китайгородского, он стал бы вторым Яшей Хейфецом. Если бы вы слышали, как он божественно играл на скрипке!
Иосиф был гордостью и надеждой доброго меламеда Мотла, гордостью всей Шполы… Когда в местечко вошли красноармейцы, Иосиф ушел вместе с ними по Смелянскому шляху — «за советскую власть воевать…» Больше его в Шполе никогда не видели. Кто-то рассказал Мотлу Китайгородскому, что отряд красноармейцев, а с ними Иосиф, попал в плен. И еще сказали отцу, что всех расстреляли на плацу около синагоги, а Иосифа пощадили.
Война закончилась, все ждали возвращения Иосифа. Шли дни, месяцы, годы, а он не возвращался. Тень Иосифа витала над маленькой Шполой, но не звучала его скрипка. Однажды в Шполе появился инвалид, одетый в изношенную шинель и буденовку. Он искал Мотла Китайгородского, но, к счастью, не нашел. От инвалида мы узнали как погиб Иосиф. В марте 1919 года банда атамана Григорьева ворвалась в Смелу. Красноармейцев и евреев из местечка отвели на железнодорожную станцию и загнали в грязные товарные вагоны. На перегоне упившиеся григорьевцы начали выбрасывать пленников из вагонов, а тех, кто пытался приподняться, настигала пуля. Пьяный григорьевец подошел к Иосифу и приказал: «Играй нашу, хохляцкую!» Иосиф сказал: «Моей рукой владеет Бог, и моя скрипка не будет петь для бандитов». Бандиты разбили скрипку о голову Иосифа, а потом его вместе с обломками скрипки сожгли на полустанке неподалеку от Смелы. Возможно, все так и было, а может быть, это лишь страшное предание. Кто знает?
Старик вновь задумался, тяжело вздохнул и продолжил свое повествование.
— Скажите, знаком ли вам поэт Матвей Гарцман? Это был хороший поэт. Он погиб на фронте в 1943 году. У него есть стихотворение «Юный скрипач». Когда я прочел его — поразился: это ведь история Иосифа Китайгородского! Неужели каким-то образом она дошла до него? Или много таких историй было в годы гражданской войны?..
Ах, черные кудри, в глазах огонек!
В священную битву ушел паренек.
Надвинута шапка на левую бровь,
Ружье за спиною, а в сердце — любовь.
Он был музыкантом. С таким скрипачом
Свинцовая вьюга была нипочем.
Бывало, лишь к скрипке притронется он,
И с песней подымется весь батальон,
И ринется в смелой атаке вперед,
И в поле развеет деникинский сброд.
Но парня враги захватили в бою.
И молодость жаль, и винтовку свою.
И скрипке теперь не коснуться плеча:
Валяется скрипка у ног палача.
Враг к парню подходит, усы теребя.
— Пора наступила прикончить тебя.
Но если ты сделаешь, что прикажу,
Останешься жить, я тебя пощажу.
Ты скрипку возьми и, чтоб слышал весь край,
Нам «Боже царя…» перед строем сыграй!
Вот скрипку он обнял за девичий стан.
По струнам, казалось, прошел ураган.
То гнев справедливый на струнах пылал,
И песню коммуны весь край услыхал.
И тотчас — воспрянувшей песне в ответ —
Палач разрядил в скрипача пистолет.
На землю сраженный упал паренек,
Но песня взвилась над врагом, как клинок.
Мой собеседник прочел эти стихи по памяти, без единой запинки, утвердительно заметив, что даже если я еврей, то язык идиш все равно не знаю. А жаль. На родном языке эти стихи звучат совсем по-иному. И он продекламировал несколько строф на идише. Сделав глубокий вдох, Эзра Мордухаевич продолжил:
— Бог миловал праведного Мотла Китайгородского. До последнего дня своей жизни он верил, что его Иосиф жив и вернется в Шполу. Меламед Мотл умер в голодном тридцать третьем году. Он упал во дворе своего дома, а когда к нему подбежала его младшая дочь Доня, он протянул ей кусочек хлеба, зажатого в ладони, и, собрав последние силы, сказал: «Я очень спешил домой, мне кажется, что приехал Иосиф. Скорей позови его, скорей, будет поздно».
Эзра Мордухаевич замолчал, и зрачки его заблестели от накатившихся слез.
— Да, говорил ли я уже вам о том, что в Шполе жили потомки великого Бешта, основоположника хасидизма — благородного движения в истории евреев? Шпола в течение веков была преисполнена хасидскими учениями и притчами. Был здесь у своего деда — шполянского раввина — знаменитый брацлавский цадик Нахман. Вы, может быть, слышали? О нем ходит много легенд. Говорят, что именно здесь, в Шполе, в споре со своим дедом, Нахман произнес:
«Если еврей умеет выслушать глупости и оскорбления с улыбкой, он достоин быть вождем!»
Читать далее: номера страниц внизу
