О чем говорили ленинец Карл Радек и будущий министр иностранных дел Германии Вальтер Ратенау в камере Моабитской тюрьмы?
Александр Я. ГОРДОН, Хайфа
Моабитская тюрьма в Берлине не так знаменита, как Бастилия в Париже. Однако после неудачной попытки совершить немецкую социалистическую революцию в ноябре 1918 – январе 1919 года она стала превращаться в тюрьму первостепенной важности. В январе и феврале 1919 года она заполнилась узниками подавленного спартаковского восстания немецких коммунистов. Главари восстания Карл Либкнехт, Роза Люксембург и Лео Йогихес (Ян Тышка) были убиты правительственными наемниками, фрайкорами без суда и следствия.
Однажды летом 1919 года одного из наиболее оригинальных политических арестантов Моабита посетил один из самых богатых и высокопоставленных людей Германии, в скором будущем министр иностранных дел Вальтер Ратенау, еврей, убитый немецкими националистами в июне 1922 года. Для обоих собеседников немецкий был родным языком, но арестант был подданным Советской России. Карл Радек в прошлом состоял в социал-демократической партии Германии. Когда немецкая разведка обнаружила его в Берлине, 16 января 1919 года, на следующий день после убийства Карла Либкнехта и Розы Люксембург, был выдан ордер прокурора на задержание. 12 февраля Радек был арестован и находился в тюремном заключении до декабря 1919 года.
О чем говорили Радек и Ратенау в камере Моабитской тюрьмы? Радек был представителем В.И.Ленина, то есть для Ратенау он символизировал советскую власть. Радек был еврей, как и Ратенау. Два еврея в камере Моабитской тюрьмы обсуждали волновавшее их будущее их стран в ключе идеи организации союза государств, пострадавших от грабительского Версальского договора, навязанного странами Антанты Германии, Турции и фактически России, проигравшей войну разгромленной.
Шюддекопф пишет:
«Вальтер Ратенау, посетивший Радека в тюрьме в 1919 году в качестве представителя власти и с блеском зачитавший ему свои элегантные тезисы, в 1922 году назвал его «бесспорно умным, но грязным парнем, подлинным образцом мерзкого еврея».
Карл Бернгардович Радек (настоящая фамилия Кароль Собельсон) родился 31 октября 1885 года в Лемберге – Львове (тогда Австро-Венгрия) в еврейской семье. Отец его был почтовым работником, мать – учительницей. Образование он получил на историческом факультете Краковского университета. Псевдоним Радек навеян популярным юмористическим персонажем Анджеем Радеком из пьесы Стефана Жеромского «Сизифов труд» (1897). Карл Радек изготовил свою маску юмористического персонажа на всю жизнь, которая проходила под знаком красного юмора, временами черного, временами светлого, но всегда с оттенком цинизма.
В 1904 году Радек вступил в социал-демократическую партию Королевства Польского и Литвы и с этого момента присоединился к революционному движению. Он был также членом социал-демократических партий Швейцарии, Германии и России и сотрудничал с Ф.Дзержинским и Р.Люксембург в Польской партии. В 1912 году Радек был обвинен в краже книг, одежды и денег у членов партии, но ее лидеры Роза Люксембург и Лео Йогихес выступили на его защиту. Однако позже сам Йогихес выдвинул обвинения в воровстве, и суд партии исключил Радека из ее рядов. Бывшие товарищи по партии стали называть его Крадек, что по-польски означало вор. Его отношения с Р.Люксембург и Л.Йогихесом безнадежно испортились. Он был вынужден бежать из Польши в Германию.
В 1913 году Радек познакомился с В.Лениным и Г.Зиновьевым и стал большевиком. В апреле 1917 года он прибыл в ленинском пломбированном вагоне в Россию. В декабре 1918 года Радек нелегально пересек немецкую границу, чтобы ускорить победу начавшейся немецкой социалистической революции. Он участвовал в заседаниях по созданию коммунистической партии Германии. Во время спартаковского восстания он находился в Берлине, но немецкие власти не смогли найти свидетельств участия арестованного Радека в подрывной деятельности. Поэтому его и освободили из Моабитской тюрьмы. Вероятно, Радек действительно не мог участвовать в борьбе немецких коммунистов, ибо они ему не доверяли. Еще в 1910 году Роза Люксембург писала Кларе Цеткин: «Радек принадлежит к числу продажных девок, мы еще будем иметь из-за него неприятности, поэтому лучше держаться от него подальше».
Шюддекопф утверждает, что существовала связь Радека с немецкой разведкой:
«Карл Радек до того, как он появился в конце декабря 1918 года в Берлине, был уже известен немецким властям. Еще во время Первой мировой войны он имел, по-видимому, контакты со связными немецкой военной разведки, среди которых известную роль играл д-р Липп, будущий министр иностранных дел Мюнхенской советской республики».
В 1919–1924 годах Радек был членом ЦК РКП (б). Но после его присоединения к Троцкому в 1923 году начался закат Радека как вождя. Он поставил на блестящего Троцкого, на блеск слова. Магия слова Троцкого ослепила Радека. Началось его падение. Он лишился своего поста в Коминтерне и из вождя превратился в публициста и литературного критика.
Бельгийский революционер русского происхождения Виктор Серж (Виктор Львович Кибальчич), работавший до отъезда из СССР в 1936 году в Коминтерне, в «Мемуарах революционера» (1943) писал: «Карл Радек был блестящим писателем. <…> Худощавый, низкорослый, нервный, переполненный анекдотами, часто циничными, реалистичными до жестокости, он носил бороду, растущую каймой вокруг чисто выбритого лица, как у старого пирата. Черты его лица были неправильными, он носил очки в толстой черепаховой оправе на близоруких глазах. Его походка, жесты стаккато, выступающие губы и ликующее лицо делали его облик обезьянообразным и комическим».
В 1920 году немецкий журналист Вильгельм Герцог дал Радеку следующую характеристику:
«Карл Радек <…> был избран секретарем Третьего Коммунистического Интернационала. Его живой, всегда активный мозг лихорадочно работал. Его ум, наполненный немецким романтизмом (с примесью польского еврейства), был богат иронией и энергией. Каждый день он пишет две редакционные статьи, одну для «Правды», другую для «Известий» и часто также текст, который передается по радио. <…> Каждый день его посещает дюжина делегатов из разных частей света. Он советует и инструктирует. Он председательствует на заседаниях Третьего Интернационала и принимает участие в конференциях исполнительного комитета, ЦК партии и других многочисленных органов. Он читает лекции в Рабочем университете и офицерам Красной Армии. Он говорит на митингах и конгрессах центральных и местных советов».
От описания деятельности Радека Герцог переходит к ее характеристике и к обрисовке образа своего кумира:
«Все это он делает без высокомерия или легкомыслия, но после солидной подготовки, как очень компетентный человек, очень серьезный, но не без остроумия. Он владеет проблемой, захватывает, объясняет и анализирует ее. Было настоящим праздником слушать его. Он переполнен идеями и обладает редким знанием людей и явлений. Он знает каждую дату, каждого лидера и даже каждую личность любой важности в мировом рабочем движении. Он отличается огромными познаниями в мировой исторической культуре и обладает информацией в области мировых политических связей. У него искрометный стиль. Хотя он не владеет русским, как родным языком, мы восхищаемся его статьями за их ясность и поразительную образность. Его живой ум реагирует на все проблемы человеческой, политической и интеллектуальной жизни. Короче, он исключительно талантливый человек, прирожденный пропагандист и агитатор, которого ничто не может удержать и остановить».
Иначе видела Радека русская и итальянская революционерка Анжелика Исааковна Балабанова:
«Он представлял собой необыкновенную смесь безнравственности, цинизма и стихийной оценки идей, книг, музыки, людей. Точно так же, как есть люди, не различающие цвета, Радек не воспринимал моральные ценности. В политике он менял свою точку зрения очень быстро, присваивая себе самые противоречивые лозунги. Это его качество при его быстром уме, едком юморе, разносторонности и широком круге чтения и было, вероятно, ключом к его успеху как журналиста».
«Его приспособляемость – продолжает Балабанова – сделала его очень полезным Ленину, который при этом никогда не воспринимал его всерьез и не считал его надежным человеком. Как выдающийся журналист Советской страны, Радек получал распоряжения писать определенные вещи, которые якобы исходили не от правительства или Ленина, Троцкого или Чичерина, чтобы посмотреть, какова будет дипломатическая и общественная реакция в Европе. Если реакция была неблагоприятная, от статей официально отрекались. Более того, сам Радек отрекался от них. <…> Его не смущало то, как с ним обращаются другие люди. Я видела, как он пытается общаться с людьми, которые отказывались сидеть с ним за одним столом, или даже ставить свои подписи на документе рядом с его подписью, или здороваться с ним за руку. Он был рад, если мог просто развлечь этих людей одним из своих бесчисленных анекдотов. Хоть он и сам был евреем, его анекдоты были почти исключительно про евреев, в которых они выставлялись в смешном и унизительном виде. <…> В России на Радека смотрели как на аутсайдера, иностранца…»
Радек, ставший сторонником Троцкого, в 1930 году письменно открещивается от него. В 1931 году Троцкий вспоминает об отношении Ленина к Радеку:
«Радек принадлежит к числу профессиональных остряков и рассказчиков анекдотов. Этим я не хочу сказать, что у него нет других достоинств. Но достаточно того, что на VII съезде партии, 8 марта 1918 года Ленин, вообще очень сдержанный в отзывах о людях, счел возможным сказать: «Я вернусь к товарищу Радеку, и здесь я хочу отметить, что ему удалось нечаянно сказать серьезную фразу». И дальше опять:
«На этот раз вышло так, что у Радека получилась совершенно серьезная фраза». Люди, которые говорят серьезно лишь в виде исключения, имеют органическую склонность поправлять действительность, ибо в сыром виде она не всегда пригодна для анекдотов. Мой личный опыт научил меня относиться к свидетельским показаниям Радека с крайней осторожностью: обычно он не рассказывает о событиях, а излагает по поводу них остроумный фельетон. Так как всякое искусство, в том числе и анекдотическое, стремится к синтезу, то Радек склонен соединять воедино разные факты или яркие черты разных эпизодов, хотя бы и разделенных временем и пространством».
Читайте в тему:
Радек был шутом и скоморохом, наслаждавшимся тем, что забавлял советских вельмож своими фельетонами. Из анекдотов секретаря Третьего Коммунистического Интернационала Карла Радека:
«У нас могут быть две партии – одна у власти, другая в тюрьме».
«На дне рождения Горького Радек сказал: «Раз парки, самолеты, улицы, колхозы, парки и города уже названы вашим именем, не осталось ли переименовать всю нашу жизнь?»
«Со Сталиным невозможно спорить: ты ему – цитату, он тебе – ссылку».
«Сталин спрашивает у Радека: «Как же мне избавиться от клопов?» Радек отвечает: «А вы организуйте из них колхоз – они сами разбегутся».
Ворошилов обвинил Радека в середине 1920-х годов в том, что он поддерживает Троцкого. Радек ответил эпиграммой:
«Ах, Клим, пустая голова,
Навозом доверху завалена!
Не лучше ль быть хвостом у Льва,
Чем задницей у Сталина?»
Ирония судьбы заключалась в том, что через несколько лет Радек сам стал «задницей у Сталина».
Некоторые анекдоты, сочиненные Радеком, были обработаны народом и появились в виде фольклора, в котором ядро образовал смех сквозь слезы:
– Рабинович, чем вы занимались до 1917 года?
– Сидел и дожидался.
– А что вы делали после 1917 года?
– Дождался и сел.
Бежавший за границу в 1928 году секретарь Политбюро (1923–1928) Б.Г.Бажанов писал в «Воспоминаниях секретаря Сталина» (1930):
«Порядочную часть советских и антисоветских анекдотов сочинял Радек. Я имел привилегию слышать их от него лично, так сказать, из первых рук. Анекдоты Радека живо отзывались на злобу дня».
Бажанов приводит два анекдота, рассказанных ему Радеком.
«Когда Сталин удалил Троцкого и Зиновьева из Политбюро, Радек при встрече спросил меня: «Товарищ Бажанов, какая разница между Сталиным и Моисеем? Не знаете. Большая: Моисей вывел евреев из Египта, а Сталин – из Политбюро».
Радек был секретарем Третьего Коммунистического Интернационала, организации, ответственной за совершение мировой революции, но этот проект, видимо, его смешил. Радеку приписывают создание анекдота, в котором содержится критика теории перманентной революции Маркса-Парвуса-Троцкого.
«Еврей получил престижную стабильную работу: он должен каждое утро подниматься на самую высокую башню Кремля и смотреть на Запад, чтобы вовремя сообщить о зареве всемирной революции. Многие страны пытались переманить еврея, чтобы он смотрел за чем-то другим, но он отказывался: ему нужна постоянная работа».
Виктор Серж вспоминал:
«Карл Радек с очень усталыми глазами жевал полными губами трубку и как всегда демонстрировал свой умище, поначалу это отталкивало из-за избытка язвительности, но потом под внешностью саркастического рассказчика анекдота проявлялся человек веры».
Серж ошибался. Радек никому и ни во что не верил. Он понимал, что окружен кровавыми фанатиками либо коварными убийцами. Он был полон цинизма. О Дзержинском он говорил: «Феликс умер вовремя. <…> Он подчинялся схемам и не поколебался бы обагрить руки нашей кровью». До самого конца Радек носил маску паяца:
«Вопреки всяким россказням, не следователь меня пытал на допросах, а я пытал следователя. И я его совершенно замучил своими объяснениями и рассуждениями, пока не согласился признать свою контрреволюционную изменческую деятельность, свои преступления перед партией и народом».
Паясничание Радека могло быть вызвано тем, что он был в СССР чужаком, чувствовавшим себя не на месте и не нашедшим себя в «революционном процессе». Его бросало из стороны в сторону, и он считал, что кривляние его защищает. Юмор Радека походил на еврейский юмор в «пограничных ситуациях» (термин немецкого философа Карла Ясперса (книга «Разум и экзистенция», 1935), то есть в ситуациях кризиса, опасности, испытаний, в которых часто находился еврейский народ.
Радек не скрывал, что присвоил костюм, данный ему Розой Люксембург для поездки, в которой он должен был выполнить какое-то партийное задание. Он со смехом обыгрывал прозвище Крадек, которым польские товарищи его наградили: «Крадек – это сокращенно Карл Радек».
О неверии Радека ярко написал художник Борис Ефимов:
«Был ли Карл Радек хорошим человеком? Не знаю. Но то, что это был человек незаурядный, заметный, любопытный, одаренный – в этом у меня нет сомнения. В моем представлении Карл Радек – это типичная яркая фигура деятеля международного авантюрного толка, приверженца космополитизма, воспринимаемого как интернационализм. Я убежден, что Радек не верил ни в Бога, ни в черта, ни в Маркса, ни в мировую революцию, ни в светлое коммунистическое будущее. И думаю, что он примкнул к международному революционному движению только потому, что оно давало ему широкий простор для его врожденных качеств бунтаря, искателя острых ситуаций и авантюр».
Читайте в тему:
Процесс К.Радека – Г.Пятакова, состоявшийся после процесса Г.Зиновьева — Л.Каменева, обратил на себя внимание руководства нацистов, которое бичевали сталинские обвинители. Нацисты наблюдали за фантасмагорией сталинской юстиции: стоящие у власти большевики обвиняли своих товарищей в сотрудничестве с нацистами. Гитлер пытался разгадать смысл сталинской бессмыслицы, причину нелепых обвинений в работе на его режим старых большевиков, среди которых было много евреев. Й.Геббельс записал в дневнике реакцию Гитлера на процесс Радека–Пятакова:
«Фюрер все еще в сомнениях, не кроется ли здесь скрытая антисемитская тенденция. Может быть, Сталин все-таки собирается проучить евреев».
Жуткую сцену поведения Радека на процессе в Москве в январе 1937 года описал один из присутствовавших на нем, немецкий писатель Лион Фейхтвангер («Москва.1937»):
«Писателя Карла Радека я тоже вряд ли когда-нибудь забуду. Я не забуду, как он там сидел в своем коричневом пиджаке, ни его безобидное худое лицо, обрамленное каштановой старомодной бородкой, ни как он поглядывал на публику, большая часть которой была ему знакома, или на других обвиняемых, часто усмехаясь, очень хладнокровно, зачастую намеренно иронично, ни как он при входе клал тому или другому из обвиняемых на плечо руку легким, нежным жестом, ни как он, выступая немного позировал, слегка посмеиваясь над другими обвиняемыми, показывая свое превосходство актера, – надменный, скептический, ловкий, литературно образованный. Внезапно оттолкнув Пятакова от микрофона, он встал сам на его место. То он ударял газетой о барьер, то брал стакан чая, бросал в него кусок лимона, помешивал ложечкой и, рассказывая о чудовищных делах, пил чай мелкими глотками. Однако совершенно не рисуясь, он произнес свое заключительное слово, в котором объяснял, почему он признался, и это заявление, несмотря на его непринужденность и на прекрасно отделанную формулировку, прозвучало трогательно, как откровение человека, терпящего великое бедствие».
Фейхтвангер был озадачен финалом выступления Радека:
«Самым страшным и трудно объяснимым был жест, с которым Радек после конца последнего заседания покинул зал суда. Это было под утро, в четыре часа, и все – судьи, обвиняемые, слушатели – сильно устали. Из семнадцати обвиняемых тринадцать – среди них близкие друзья Радека – были приговорены к смерти; Радек и трое других – только к заключению. Судья зачитал приговор, мы все – обвиняемые и присутствующие – выслушали его стоя, не двигаясь, в глубоком молчании. После прочтения приговора судьи немедленно удалились. Показались солдаты; они вначале подошли к четверым, не приговоренным к смерти. Один из солдат положил Радеку руку на плечо, по-видимому, предлагая ему следовать за собой. И Радек пошел. Он обернулся, приветственно поднял руку, почти незаметно пожал плечами, кивнул остальным приговоренным к смерти, своим друзьям, и улыбнулся. Да, он улыбнулся».
Фейхтвангер не расшифровал смысл улыбки Радека, потому что не понял происходящего. Радек улыбнулся виновато. Он просил у своих товарищей, которых оговорил, прощения за то, что в отличие от них, хитростью сохранил себе жизнь. Фейхтвангер не понял смысла последнего слова Радека. Образованный человек, знаменитый писатель не догадался, что перед ним классический шут, бросающий правду в лицо королю и своим обвинителям, которых презирает:
«Слыша, что люди, сидящие здесь на скамье подсудимых, являются попросту бандитами и шпионами, я протестовал против этого! Имеются свидетельства двух человек – мое собственное признание в том, что я получал инструкции и письма от Троцкого (которые, к сожалению, я сжег), и признание Пятакова, который говорил с Троцким. Все признания остальных обвиняемых основываются на нашем признании. Если вы имеете дело с обычными бандитами и шпионами, на чем же основано ваше убеждение, что мы говорим чистую правду?»
Эта фраза должна была показать Фейхтвангеру, что основной свидетель обвинения, Карл Радек, занимался самооговором и оговорил своих товарищей и что его горькая усмешка и последнее слово королевского шута содержат позорящую обвинителей правду. Но левый интеллектуал, известный писатель Лион Фейхтвангер не поднялся до уровня истины, как и его советские коллеги.
30 января 1937 года на общемосковском собрании писателей, посвященном судебному процессу, А.Фадеев выступил против осужденного Радека:
«Что представляет собой Радек? Радек – это человек без роду, без племени, без корня. Это порождение задворок Второго Интернационала, заграничных кафе, вечный фланер, перелетчик и туда, и сюда. Русский рабочий класс, пришедший к власти, пытался его переделать, но Радек предпочел гнить заживо и пошел в троцкистское подполье».
Как известно, не «русский рабочий класс» пришел к власти, а многонациональный советский. Но Фадеев противопоставляет Радека, «человека без роду, без племени, без корня» именно «русскому рабочему классу». Фадеев подал антисемитский сигнал, который не дошел тогда до сознания поэтов-евреев. Вдохновленный приговором сталинского суда, Евгений Аронович Долматовский написал в том же 1937 году.
Школьники Киевщины в тетрадях
Пишут стихи о своей стране,
Это их счастливое детство Радек
Хотел спалить на фашистском огне.
Годом позже отец поэта был арестован и осужден. Его расстреляли в 1939 году за «участие в контрреволюционной организации», по такому же ложному обвинению, как и Радека.
Радек заключил сделку с дьяволом: он признался в том, что нужно Сталину, взамен обещания сохранить ему жизнь. Радек выполнил свою часть договора – признался в несовершенных преступлениях, оговорил своих товарищей, придумал правдоподобные детали никогда не происходивших событий, убедившие Фейхтвангера в правдивости его признательных показаний. Писатель Фейхтвангер, талантливый психолог и большой художник был обманут писателем-фантастом Карлом Радеком. Он поверил в то, что обвиняемые совершили инкриминируемые им чудовищные преступления. Радек никому не верил и, прежде всего, Сталину, но у него не было выбора: он положился на обещание Сталина сохранить ему жизнь. Сталин же презирал клоуна Радека. Он не считал его достойным умереть от пули, как приговоренных к смерти «серьезных» преступников. Он не расстрелял Радека, но через два года прислал к нему в камеру наемного убийцу. 19 мая 1939 года Радек был забит до смерти «заключенным» в лагере в Верхнеуральске.
Как и каждый заметный большевик еврейского происхождения, Радек увеличивал счет, который предъявляли не евреи всем евреям за деяния коммунистического режима. В 1938 году философ Николай Бердяев в статье «Христианство и антисемитизм. Религиозная судьба еврейства» писал:
«Я вспоминаю, что в годы моего пребывания в Советской России в разгар коммунистической революции еврей-хозяин дома, в котором я жил, при встрече со мной часто говорил: «Какая несправедливость, вы не будете отвечать за то, что Ленин русский, я же буду отвечать за то, что Троцкий еврей».
Асимметрия в положении русских и евреев существовала не только в разгар революции, но и до нее. Она зажглась красным светом и была накалена до красного каления и после революции. Но кровавая вакханалия, сопровождавшая «борьбу за победу социализма», косившая представителей многих национальностей и нивелировавшая Идею, внезапно выработала совершенно неожиданную, трагическую реакцию – горький смех.
После красного террора, военного коммунизма, продразверстки, коллективизации началось истребление тех, кто революцию совершил. Революция пожирала своих сынов. Кровавые слезы и черный юмор стали популярной реакцией при советской власти. С 1918 года до конца 1920-х годов появлялись шутливые и полные горечи ответы на вопрос, что такое РСФСР. – Разогнали солдат-фронтовиков, собрали разбойников (1918). – Редкий случай феноменального сумасшествия России (1920). – Рваная сраная фальшивая сопливая республика (начало 1920-х годов). – По бокам розы, по краям слезы, посредине фига (конец 1920-х годов). Среди моря крови и слез, после разочарования не строящимся социализмом и утраты возвышенного идеализма рождались цинизм, приспособленчество, лицемерие и юмор, одним из создателей которого был Карл Радек.
Радек одно время был любовником Ларисы Рейснер, бывшей прототипом комиссара в пьесе Всеволода Вишневского «Оптимистическая трагедия» (1932). Ложь «оптимистической трагедии» сочеталась с правдой коммунистической комедии. В социалистической трагедии отчетливо проявлялись элементы фарса и комедии. Великий комедиант революционного разрушения Карл Радек был евреем. Он не был вождем революции. Он был ее шутом. Он был болтуном, остряком, фигляром, искавшим популярности словом и находившим ее ценой каламбура, анекдота и предательства. Он был леденяще талантливым соавтором насквозь лживой, кровавой пьесы тирана и палача.
Среди выдающихся революционеров трудно было найти человека, обладавшего чувством юмора. Они так серьезно воспринимали Идею, что пошутить, а особенно над собой, было для них неестественно и болезненно. Поэтому остроумцы в среде свершителей революции относились к фигурам средней величины. Таковым был герой этого очерка Карл Радек. Он сочинял анекдоты и охотно их распространял даже тогда, когда кровавая фантасмагория достигла апогея и когда его жизнь висела на волоске.
Понял ли Радек, что СССР – не фольклорное поле, в котором можно свободно собирать или сочинять юморески? Понял ли он, что советская власть «не читки требует с актера, а полной гибели всерьез» (Б.Пастернак)? Когда почувствовал Радек, что социалистический проект выродился, а советской страной правят чудовища, пожирающие друг друга? Авантюра Радека окончилась неудачей, а сам он утонул в море крови, пролитой страной победившего человечность социализма.
Из книги «Коренные чужаки»
Фрагмент из пенталогии историко-биографических очерков "Безродные патриоты", "Коренные чужаки", "Урожденные иноземцы", "Посторонние" и "Своя Инострания"; приобретение книг возможно по адресу: [email protected]; до публикации пятого тома другие его фрагменты вышли в свет на английском языке в журналах США и Канады)
Очередная презентация пенталогии состоится 15 декабря в 17.30 в Хайфе, в клубе "Лимонник" по адресу улица Нордау 15, квартира 4.
