По своей работе мне часто приходилось сталкиваться с различными проявлениями негативных явлений. Не буду делать большого вступления, а приведу эпизод из моей огромной практики
Елена ФОГЕЛЬ, Рамат-Ган
Как бы вы поступили, если бы вам позвонил человек, которого вы знаете, и произнес следующую фразу:
— Я больше не могу так жить, мне все надоело. Я никому не нужен в этой жизни. Я звоню вам, чтобы попрощаться, я сейчас стою на крыше….
Вот-вот… И для меня первые секунды были шоком. Но, быстро сориентировавшись в ситуации, я попыталась объяснить этому несчастному, что не все потеряно, что можно попытаться исправить ситуацию, изменить безрадостное сосуществование, что есть любимая и любящая дочь, для которой его смерть будет ужасным потрясением и т.д., и т.п. Сколько я удерживала его возле телефона, не помню, но мне это показалось вечностью. На другом конце трубки молчали, и только в конце этого потока слов мой собеседник произнес:
— Мне жаль, но ничего изменить нельзя… — И отключил мобильник.
Я позвонила социальному работнику Григория, так звали звонившего, и рассказала о звонке. Не буду во всех подробностях описывать, как боролись мы за его жизнь и какие доводы приводили, чтобы несчастный, уставший от жизни человек, не совершил задуманное. Григорий остался жив, но долго обижался на нас. Мы, как он выразился, "упекли его в психушку". Но начну все по порядку…
* * *
С Григорием Локерником (фамилия, понятно, вымышленная) я познакомилась в 2004 году. Социальный работник Юля, с которой мы работали уже несколько лет, попросила сходить к ее подопечному, проверить, как он живет.
— Лена, у тебя глаз наметанный, ты сразу заметишь, если есть какая фальшь. Присмотрись к нему, тебе с ним придется общаться, сопровождать его по инстанциям, он совсем не знает иврита.
И я пошла, задала несколько вопросов, узнала, какая помощь нужна. Мой собеседник, оказавшийся очень симпатичным мужчиной лет 40-45, легко отвечал на вопросы и высказал несколько просьб. Я даже начала сомневаться, нужна ли ему наша помощь. Но меня поразил взгляд Григория. Его голубые глаза иногда подолгу смотрели в одну точку, а сам он беспричинно, несколько раз за на нашу короткую встречу, вставал и нервно подходил к окну, задергивал занавески и проверял, плотно ли закрыты окна (хотя на улице стояла прекрасная весенняя погода).
Первый вопрос, который я задала Юле при встрече, был о моем подопечном. Я передала свои впечатления и рассказала о его странном поведении.
— Недаром я ничего не рассказала тебе заранее, ты сама во всем разобралась. Он страдает шизофренией, ему нужна помощь.
Григорий к моменту нашего знакомства жил в Израиле года два. Приехал из Украины, поговаривали, что в Израиле хорошие специалисты в области психиатрии. В Украине у него был свой бизнес, семья, а здесь никого.
Но семья и бизнес остались в прошлом. За время болезни партнер почти все прибрал себе. А семья? Григорий много работал и времени на семью почти не оставалось. Жена стала выпивать, вскоре запила, неделями не выходя из запоя, а потом сгорела в доме со своим собутыльником-любовником в каком-то забытом Богом украинском селе. На руках осталась дочь-подросток.
Жизнь идет своим чередом, и примерно через год Григорий вновь решил создать семью. Но… вдруг стал замечать, что очень сильно устает, не может долго находиться в помещении с большим скоплением людей, что его кто-то преследует, да и голоса кругом… Друзья посоветовали обратиться к врачу, посоветоваться, может просто переутомление. Григорий пошел, но диагноз, поставленный врачом, был однозначен: шизофрения.
Лечился у лучших специалистов, пока деньги были, но ничего не помогло. Партнер по бизнесу и присоветовал поехать в Израиль лечиться, тем более Григорий по отцу — еврей. Тот и поехал. Бизнес оставил партнеру, дочь поручил заботам матери, думал годик-другой — и назад вернется, но жизнь, как я уже говорила, выкидывает такие фортели, что любой сериал отдыхает.
Приехал Григорий и на первое время у друзей остановился, а те на пару месяцев за границу укатили, то ли отдохнуть, то ли по бизнесу. Он и не спрашивал, есть, где жить, что еще нужно. А вместо квартплаты согласился оплатить хозяйские долги, а то, что они раза в три превышали стоимость квартиры, и не подумал проверить.
Нашел врача, начал лечение, но все закончилось, как только друзья вернулись. Григорию дали неделю, а после этого ему пришлось уйти. Пока не кончилась корзина, все было нормально, но потом пришлось идти на улицу. На работу устроиться не мог: иврита нет, да болезнь не позволяла найти хоть что-то подходящее. Нечем было платить за квартиру, деньги, привезенные с собой, закончились, и несколько месяцев пришлось жить на улице. Поначалу спал с ножом, боясь каждого шороха, а потом решил, если убьют, никто и не вспомнит, что был такой Григорий Локерник. Но, вспомнив о дочери, решился на отчаянный шаг.
Григорий устроил "дом" возле отдела здравоохранения в Петах-Тикве. Ночевал там несколько недель, пока одна из социальных работниц, говорившая по-русски, не узнала его историю и не помогла ему с квартирой.
Какое-то время Григорий жил в хостеле, а потом снял квартиру в Рамат-Гане, где мы с ним и познакомились. В Рамат-Гане приключения не закончились. Были долгие месяцы борьбы с бюрократией: обивание порогов в Битуах Леуми и министерстве абсорбции для получения реабилитационных курсов (Григорий не хотел быть инвалидом, сидящим на шее у государства) и социального жилья.
И опять хочется сказать пословицей: "Не было бы счастья, да несчастье помогло". Так и с Григорием.
Тот случай с неудавшимся самоубийством и последующей госпитализацией помог Григорию получить все, что ему полагается.
Он получил социальное жилье в одном из городов развития, устроился на работу, которой его болезнь не помеха. И подумывает о том, чтобы вызвать свою повзрослевшую без него дочь в Израиль.
