Как автор на заре туристической юности угодил на социалистическое отражение загнивающего Запада
Натан ТИМКИН
В конце восьмидесятых годов прошлого века в СССР не было секса. За границу нас выпускали крайне неохотно, группами и через получение разрешения от парткома предприятия, к которому конкретная человеческая единица относилась. Да, все мы были подотчётными единицами, а тех, кто выламывался из строя слишком откровенно, сажали за тунеядство.
Каждый советский человек имел мечту. Точнее, это был список желаний, частично практически невыполнимых, и начинался он с мечты о собственной жилплощади. Следом, но с большим отставанием, шли самые разнообразные стремления.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Заметьте, я не говорю о пропитании. Всё же в крупных городах всегда можно было купить килограмм еды. Но вот всяческие бытовые приборы для превращения этой массы на развес в нечто удобоваримое уже были мечтой.
Отдельной темой был телевизор.
Вообще говоря, большевики полностью проспали провидческое мнение Ильича Первого о роли кино в воспитании, читай зомбировании, масс. Они должны был в стену каждой комнаты вмонтировать неотключаемый телевизор и пустить круглосуточное вещание. Ну да ладно, я о другом.
Так вот, после исполнения всех базовых грёз люди начинали доставать духовное. Книги, кстати, многие покупали, потому что купили импортные полки, а пустыми их держать некрасиво. Аккуратные тома Дрюона и Дюма замечательно закрывали эти зияющие пустоты. Зато театр, музыка становились идеологическим оружием по факту своего существования. В этих местах любой конформист внезапно выпадал из тарифной сетки.
В отдалении от всего предыдущего находилось у некоторых место для фантазии увидеть мир. Большинство воплощало её с рюкзаком, палаткой, гитарой за десять рублей и каэспешными песнями у костра. Такие бойскауты, но взрослые.
И только совсем немногие могли позволить себе комфортабельный туризм. Даже внутри СССР забронировать койку, о комнате и думать страшно, в гостинице было позволено только командированным, и то с оговорками, организованным профсоюзом тургруппам или очень блатным. Что уж говорить о загранице…
* * *
Короче, я оказался в разделе блатных. Моя маман нашла какой-то ход, и зимой одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года гражданин Тимкин впервые покинул территорию страны Советов, пересеча границу на станции Чоп. Заявленная цель – знакомство с бытом Венгерской Народной Республики.
Группа состояла из работников совхозов Ленинградской области, толстомордой тётки, присланной из обкома в качестве надзирателя, и ещё парочки примесных типа меня.
Часть товарищей до Львова пила свою, припасённую на обмен водку, а после Дебрецена – венгерскую палинку, продаваемую, как оказалось, по вполне демократическим ценам. Таким образом, данная треть группы осталась очень довольна поездкой. Ещё почти две трети коллектива с той или иной долей интереса внимали венгерскому гиду, приставленному к нам на весь двухнедельный маршрут. И было приблизительно шестеро, нет, пятеро и примкнувшая к ним шестая, которым больше всех надо. Поэтому мы частенько задавали вопросы не по положенной теме и вели себя вызывающе, а дважды вообще опозорили высокое звание советского человека!
Сегодня я расскажу о первом случае, прошедшем без наказания и закономерно приведшем в дальнейшем ко второму, ещё более глубокому грехопадению.
После окончания экскурсии по Сегеду, мы с Эдиком, соседом по занимаемой комнате, подкатили к двум девахам из наших и предложили вечерком погулять по городу самостоятельно, посмотреть, ну и зайти в какой-нибудь бар на предмет выпить иностранный напиток кока-колу. Девицы были решительно за. Сидеть взаперти по номерам с шести вечера скучно, если ты, конечно, не поставил перед собой целью напиться в хлам до девяти.
Около восьми, воровато обозревая над приподнятыми воротниками холл, четвёрка смелых двинулась к выходу из гостиницы. Оставалась слабая надежда, что дверь будет заперта. Но нет, она легко поддалась нажиму и выпустила нас в открытый всем ветрам мир!
А ветра были. Гостиница, современное чудо из стекла и бетона, располагалась в центре огромной для провинциального города площади, и обдувало там будьте-нате. Мы стояли на высоких ступеньках и осматривали окоём. Карт не было, направление движения выбрали "чтобы ветер не в лицо". Дошли до первых домов и немного углубились по улице. Освещение слабое, все надписи на венгерском языке, на русском – ни одной! Девушки начали волноваться: "а мы не заблудимся?" "Ну давайте ещё немного пройдём вперёд, найдём какое-нибудь кафе и согреемся". Короче, ещё через пять минут мы повернули назад.
На середине продуваемого пространства темнела громада нашей гостиницы, только внизу горела какая-то вывеска. Когда зрение позволило, мы смогли прочесть наши первые слова на угорском наречии: "Кафе-Бар"!
О, так их-то мы и искали! Группировка с радостью потопала в бар имени нашего же отеля.
При входе швейцар, он же гардеробщик, принял наши куртки и пальто, а потом радушно повёл рукой в сторону кассы. Выяснилось, что за вход нужно заплатить, причём цена была не копеечной. Но не скупиться же перед лицом женских товарищей. Мы с приятелем переглянулись и достали кошельки. Оплата включала первый дринк, уже неплохо.
Нас провели в большое полутёмное помещение довольно далеко от дверей и предложили столик прямо рядом с возвышавшейся на пару ступенек сценой. Ну, про предложили я для проформы: куда привели, там мы и сели. Круглый столик с белой скатертью, геометрический центр обозначен маленькой вазочкой с искусственными цветами.
Мы несмело оглядывались. Народу было немного, занято не более четверти столиков, но люди неспешно прибывали. Тут появился официант, аккуратно расставил четыре высоких стакана и две крохотные плошки с арахисом. После некоторых лингвистических сложностей с заказом, а попросту говоря, никто из нас не говорил ни по-венгерски, ни по-немецки, а английского и французского официант не ведал, сошлись на кока-коле для всех, тем самым практически достигнув одной из заявленных целей вылазки. Пока несли напитки, осмотрели сцену.
Чёрный рояль занимал место в углу недалеко от занавешенного панорамного окна, марку я не разглядел, да и что я смыслю в марках музыкальных инструментов. Кроме "Красного Октября", на котором сам я мучился в детстве, я встречал "Беларусь" и "Аккорд", но всё это были пианино или, как их называли школьные учителя музыки, фортепиано. Второй угол занимал контрабас, про который можно было смело утверждать, что он поношенный, потёртый, заслуживший пенсию и отдых. Недалеко от него к высокому круглому табурету был прислонён красавец саксофон, закреплённый на специальной стойке.
"Джаз будет", – мечтательно прошептал Эдуард.
Девушек джаз не заинтересовал, а вожделенную колу, этот известнейший элемент развращенного Запада, всё ещё не принесли.
Больше рассматривать было нечего. Время тянулось нескончаемо медленно, ничего не происходило. Зал постепенно заполнялся, но половина столиков всё ещё пустовала. Наконец мы увидели пробегавшего мимо работника подноса и полотенца и знаками показали ему, что пора бы подать нам выпивку. Тот приподнял бровь, но почти немедленно выполнил заказ. Маленькие бутылочки колы, пластиковые соломинки, всё как в кино! Мы разлили пузырящийся напиток по стаканам и чокнулись ими. "Будем здоровы!"
"Да это же как наша Пепси-кола!" – разочарованию девушек не было предела.
И тут на сцене появилась блондинка в длинном чёрном платье с запахом. Она стояла подбоченившись, пока в зале не раздались первые жидкие хлопки. Мы тоже присоединились к аплодисментам, раз положено. Тут откуда-то из потолка раздалась громкая тягучая музыка, блюз. Блондинка начала раскачиваться в такт, иногда потряхивая шевелюрой. В какой-то момент, к которому мы никак не были морально подготовлены, она продемонстрировала залу и нам в его первом ряду свою правую ногу до самой паховой складки. Публика стала проявлять значительно больший энтузиазм. Выступающая похлопала себя по бедру, аккуратно притопнула шпилькой по полу и вдруг оказалась без платья! Из задних рядов раздались подбадривающие крики.
Мы были ошарашены. Куда мы попали?
"Куда вы нас привели", – в панике спросили наши подружки.
От ужаса они сжались, скукожились, пригнулись к столу. Я нервно заржал, а мой старший товарищ, радостно потирая ладошки произнёс ужасное слово:
"Стриптиз!"
Пока мы проводили наше совещание, танцовщица сбросила туфли. Ну не то чтобы совсем сбросила в порыве страсти, просто сняла их и поставила в сторонке, чтобы случайно не споткнуться в процессе дальнейшей феерии. А в том, что вакханалия только началась, сомневаться не приходилось. Громкость музыкального сопровождения возросла, и приходилось перекрикивать звук динамиков.
Мадмуазель повернулась к залу спиной. Признаюсь, тылы у неё были не очень, так себе тылы. Вообще, молодая была немолода, и отсутствие яркого освещения скорее приятно скрадывало огрехи её фигуры, чем подчеркивало достоинства. Дикая кобылка была высока и длиннонога, но обладала слишком широким крупом с жирными складками кожи под лифчиком и обильными ушками любви над трусиками. А когда она, заведя руки за спину, окончательно сбросила лифчик и предъявила залу собственные перси, выяснилось, что те поникли несколько лет тому назад, хоть и обладали весомым объёмом. Трусики остались на танцовщице, когда музыкальное сопровождение внезапно прекратилось. Местная звезда споро собрала пожитки и проследовала между столиками в боковой проход за кулисы. По дороге она игриво покачнула бедром, коснувшись лица лысенького мужичка за соседнем столиком. После такого демарша по залу прокатились короткие овации и поощрительный свист.
Почти сразу же на сцену вышла новая исполнительница. В отличие от предыдущей, эта была худосочной невысокой брюнеткой в белых одеждах. Снова включили фонограмму, на этот раз поживее, и мы стали наблюдать притопывания недокормленной мадьярки. Собственно, схема выступления ничем не отличалась от предыдущей, и только масть и размеры доказывали, что перед нами новая героиня главного городского шоу сегодняшнего вечера.
Эдик настаивал, что по схеме нам положена исполнительница рыжего окраса, но пауза после второго выступления затянулась, кока-кола давно закончилась, а наши дамы стали проявлять нетерпение.
Обходя здание в поисках центрального входа, подруги сошлись во мнении, что бельё у исполнительниц было неплохое.
Ну а я выразил общее мнение, вспомнив анекдот про то, что воистину прав был наш парторг…
