Владимир Высоцкий редко играл в шахматы. Но к шахматам относился с пиететом
Илья ЛИФЛЯНД
В конце 2019 г. ушёл из жизни Борис Петрович Панеях, известный математик, ранее московский, а впоследствии израильский, профессор знаменитого хайфского Техниона. С конца 1991 г., когда я искал работу в Израиле, мне довелось с ним сначала познакомиться, а потом много лет общаться. Сначала в самом Технионе, где я провёл несколько месяцев в начале 1992 г., потом на разных встречах и конференциях. Вспоминаются не только израильские, но и, например, в Потсдаме или даже в Мельбурне или новозеландской столице Веллингтоне. Конечно, мы много говорили о математике, Б.П. пытался приохотить меня к «своим» задачам, но с самого начала его «потряс» мой шахматный уровень. Ведь он когда-то занимался, играл, вроде даже кандидатом был в далёком прошлом, а тут живой действующий (пусть и не шибко активно) кандидат в мастера. Он даже рвался «проверить» меня (и себя), но дальше слов дело не пошло.
Одной из важных тем наших разговоров была старая Москва вообще и его школа в частности. Ведь он учился в 186-й мужской (до какого-то момента) школе, расположенной в самом центре Москвы, в доме 10 Большого Каретного переулка. В этой же школе учился и Владимир Высоцкий, проживая тогда в том же Большом Каретном у отца и мачехи «мамы Жени». А две квартиры дома 15 того же переулка: 11-я и 15-я, — стали знаковыми в жизни молодого Высоцкого. В последней жили Утевские (с Утевским — сыном Б.П. — учился в одном классе, но об этом несколько позже), а в первой – Крижевские, а потом и женившийся на Инне Крижевской Левон Кочарян.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Б.П. много раз обещал мне (точнее, откликался на мои увещевания и просьбы) записать свои воспоминания. Естественно, я настаивал только на «Высоцкой» части, но у Б.П. мелькали идеи написать чуть ли не роман о той московской жизни. Увы, ни то, ни другое не осуществилось.
Впрочем, нельзя сказать, что Б.П. совсем письменного следа в этом деле не оставил. В ныне закрытой израильской русскоязычной газете «Вести» от 29 августа 2013 г., в статье, посвященной его другу, узбекскому математику (может, точнее механику) Зафару Усманову, в самом начале звучит очень информативная фраза:
«Я окончил в мае 1953 года московскую школу номер 186 в Большом Каретном переулке, где успешно обучал будущую славу русской поэзии Володю Высоцкого левому хуку и сицилианской защите». Остальное в этом изложении – то, что удержала моя память из рассказов Б.П. Не дословно, естественно (хотя была, была у меня идейка заявиться к нему в гости – приглашался я многажды – с диктофоном и «вытрясти» ценные сведения; увы, ни по этому делу, ни в теннис поиграть я так и не собрался – в Технион по делам я не раз ездил, а «просто так» как-то не вышло), но факты моя память обычно довольно цепко удерживает.
Начну с того, как они вообще познакомились – ведь разница в несколько лет в школьные годы становится неодолимым препятствием для каких-либо отношений. Дело в том, что старшеклассника Бориса за какую-то провинность «сослали» пионервожатым то ли в 6-й, то ли в 7-й класс – как раз тот, где обучался Володя. А была у юного Володи кличка Боцман. До разговоров с Б.П., да и после я никогда с этим фактом не сталкивался. Видимо, чем-то они друг другу подошли, потому что, похоже, Борис никому другому в том классе такого внимания не уделял.
Слова про сицилианскую защиту в несколько ином свете представляют рассказ Говорухина об истории создания Высоцким знаменитой дилогии о матче с Фишером.
Вспоминает Станислав Говорухин:
«Однажды, незадолго до матча Спасский–Фишер (а точнее, в январе 1972 г.), мы отдыхали с ним в Болшево, в Доме творчества кинематографистов. Я стал объяснять: игра начинается с дебюта… начала бывают разные… например, королевский гамбит, староиндийская защита… Володя в шахматы не играл. Чтобы предостеречь его от ошибок в будущей песне, я рассказал, что любители в отличие от профессионалов называют ладью турой, слона – офицером… – Хватит! – сказал Володя. – Этого достаточно. Я обиделся. С таким шахматным багажом приступать к песне о шахматах?»
Гораздо ближе, видимо, к существу шахматных навыков воспоминание другого, близкого Высоцкому человека.
«Владимир Высоцкий редко играл в шахматы… и плохо. Но к шахматам относился с пиететом, был в курсе основных соревнований. В шахматах, как везде и всегда, его интересовало человеческое», – вспоминал его близкий друг, актер Всеволод Абдулов.
Читайте в тему:
А вот что вспоминает один из «героев» песни Михаил Таль:
«…Мало кто знает, что мы с ним сыграли две партии в шахматы. Я хорошо помню, что во второй я все время норовил предложить ничью… Песню, по-моему, я услышал вскоре после ее написания, Фишер со Спасским еще не сели тогда за шахматный столик. Реакция – колоссально!»
Думаю, что Говорухин не врёт. Просто Высоцкий сделал вид полного незнайки, чтобы не сбивать рассказчика, а самому каким-то образом погрузиться пусть не в шахматную, так псевдошахматную атмосферу. Сродни тому, как он жил при включенном телевизоре, впитывая – не всегда осознанно и непосредственно – льющуюся информацию.
Отметим важнейший, по-моему, момент: песня была написана ДО матча Спасского с Фишером. И по сегодня многие авторы не знают об этом, связывая своими домыслами эти два события чересчур уж непосредственно. А, может, и знают, да ради красного словца тасуют колоду событий по-своему. А мне кажется, что ПОСЛЕ матча песня в том виде, как она существует, не могла бы появиться. Это было бы похоже на избиение лежачего, что явно не вписывалось в кодекс поведения Высоцкого.
Ещё одну любовь Бориса – футбол – Высоцкий, видимо, не разделял. По крайней мере, никаких рассказов на эту тему я не слышал. Хотя о футболе – том, старом футболе – Б.П. говорил с удовольствием и даже придыханием. Вспоминал, что у него самого на поле была постоянная функция – краёк. Так тогда называли в народе крайних нападающих (и я это знал из футбольной литературы). При его небольшом росте и огромном напоре это была как раз соответствующая позиция.
Между прочим, отношения Бориса с Утевским были натянутые. Б.П. вспоминал, что они как-то после уроков «стакнулись» во дворе школы, т.е., по-простому подрались. Но воспоминания Утевского, которые я ему подсунул, прочитал с интересом.
Последняя встреча героев моего повествования произошла в 1958 г., важном для обоих. Случайная и короткая, на улице. Типа «Привет! — Привет!» Наверно, ещё какие-то слова были сказаны. Но каждый спешил по своим делам, каждый пошёл своей дорогой. Владимир к тому времени уже испачкал чертёж и сменил инженерное обучение на театральное, устремившись к своей славе. Борис закончил университет с твёрдым намерением остаться в математике. Уже первый шаг – поступление в аспирантуру — был сопряжён с немалыми трудностями: государственный антисемитизм в разных проявлениях подутих по сравнению с 1953-м годом (кстати, именно в том году Борис столкнулся с ним во всей красе при поступлении в вуз), но полностью никогда не затихал. (Антисемитизм в математике – особая статья, примеры его просто разительны, но здесь не место углубляться в эти материи).
Поступление в аспирантуру далось с огромным трудом по вышеуказанным причинам, совсем не естественным. И всё же своё заметное место в математике Б.П. занял.
Как уже написано, Борис и Владимир больше не встречались, но спектакли с участием Высоцкого Б.П. видел. Один из них был премьерой в середине 60-х. Пользуясь подробной книгой об истории Театра на Таганке и его спектаклей, я подсказал Б.П. точную дату (если память мне не изменяет, речь шла о «10 днях, которые потрясли мир»; возможно, речь шла о премьерном спектакле 2 апреля 1965 г.).
Жаль, что приходится вспоминать воспоминания. Наверняка масса интересных подробностей исчезла навсегда. И это только один пример. А сколько их, обладателей драгоценных историй, не рассказавших, не написавших.
Читайте в тему:
ЧЕСТЬ ШАХМАТНОЙ КОРОНЫ
Тексты песен, вошедших в историю
Владимир ВЫСОЦКИЙ
ПОДГОТОВКА
Я кричал: "Вы что ж там, обалдели?!
Уронили шахматный престиж!"
А мне сказали в нашем спортотделе:
"Ага, прекрасно — ты и защитишь!
Но учти, что Фишер очень ярок!
Он даже спит с доскою — сила в ём
Он играет чисто, без помарок".
Ну и ничего, я тоже не подарок
И у меня в запасе — ход конём.
Ох вы, мускулы стальныя,
Пальцы цепкие мои!
Эх, резные-расписные
Деревянные ладьи!
Друг мой футболист учил: "Не бойся
Он к таким партнёрам не привык,
За тылы и центр не беспокойся,
А играй по краю — напрямик!"
Ну, я налёг на бег, на стометровки,
Я в бане вес согнал, отлично сплю!
У меня были по хоккею тренировки,
Ну, в общем, после этой подготовки
Я его без мата задавлю!
Ох вы, сильные ладони,
Мышцы крепкие спины!
Эх вы, кони мои, кони
Ох вы, милые слоны!
"Не спеши и, главное, не горбись, —
Так боксёр беседовал со мной, —
В ближний бой не лезь, работай в корпус,
И помни, что коронный твой — прямой".
Ну честь короны шахматной на карте!
И он от пораженья не уйдёт!
Мы сыграли с Талем десять партий
В преферанс, в очко и на бильярде,
Таль сказал: "Такой не подведёт!"
Ох, рельеф мускулатуры!
Дельтовидные — сильны!
Что мне его лёгкие фигуры
И эти кони да слоны!
И в буфете, для других закрытом,
Повар успокоил: "Не робей!
Ты — говорит — с таким прекрасным аппетитом
Враз проглотишь всех его коней!
Ты присядь перед дорогой дальной,
И бери с питанием рюкзак!
На двоих бери пирог пасхальный,
Этот Шифер хоть и гениальный
А небось попить-покушать не дурак!"
Ох, мы крепкие орешки!
Ух, корону привезём!
Спать ложусь я вроде пешки
Но просыпаюсь я ферзём!
ИГРА
Только прилетели — сразу сели,
Фишки все заранее стоят,
Фоторепортёры налетели,
И слепят, и с толку сбить хотят.
Но меня и дома кто положит?
Репортёрам с ног меня не сбить!
Мне же неумение поможет
Этот Шифер ни за что не сможет
Угадать, чем буду я ходить
Выпало ходить ему, задире,
Говорят, он белыми мастак!
Сделал ход с e2 на e4
Что-то незнакомое… Так-так!
Ход за мной, что делать?! Надо, Сева!
Наугад, как ночью по тайге
Помню, всех главнее королева
Ходит взад-вперёд и вправо-влево,
Ну а кони, вроде, только буквой "Ге"
Эх, спасибо заводскому другу,
Хоть научил, как ходят, как сдают,
Выяснилось позже: я с испугу
Разыграл классический дебют!
Всё следил, чтоб не было промашки
Вспоминал всё повара в тоске,
Эх, сменить бы пешки на рюмашки,
Живо б прояснилось на доске.
Вижу, он нацеливает вилку,
Хочет есть. И я бы съел ферзя,
Эх, под такой бы закусь да бутылку,
Но во время матча пить нельзя.
Я голодный, посудите сами
Здесь у них лишь кофе да омлет,
Клетки, как круги, перед глазами,
Королей я путаю с тузами,
И с дебютом путаю дуплет
Есть примета, вот я и рискую,
В первый раз должно мне повезти!
Да я его замучу, зашахую!
Мне дай только дамку провести!
Не мычу, не телюсь, весь как вата,
Надо что-то бить, уже пора.
Чем же бить? Ладьёю страшновато,
Справа в челюсть вроде рановато,
Неудобно всё же — первая игра.
А он мою защиту разрушает
Старую индийскую в момент,
Это смутно мне напоминает
Индо-пакистанский инцидент.
Только зря он шутит с нашим братом
У меня есть мера, даже две
Вот если он меня прикончит матом
Дак я его через бедро с захватом,
Или ход конём по голове.
Я ещё чуток добавил прыти,
Всё не так уж сумрачно вблизи,
В мире шахмат пешка может выйти,
Ну если тренируется, в ферзи.
А Шифер стал на хитрости пускаться
Он встанет, пробежится и назад,
Он мне даже предложил турами поменяться,
Ну ещё б ему меня не опасаться,
Когда я же лёжа жму сто пятьдесят.
Вот я его фигурку смерил оком,
И когда он объявил мне шах,
Обнажил я бицепс ненароком,
Даже снял для верности пиджак.
И мгновенно в зале стало тише,
Он заметил, что я привстаю.
Видно, ему стало не до фишек
И хвалёный пресловутый Фишер
Тут же согласился на ничью.
