Записки из отделения радиотерапии
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
Нелли ВОСКОБОЙНИК, ottikubo.livejournal.com
Большая университетская больница — очень сложный живой организм. Настолько живой, что время от времени болеет и когда-нибудь безнадежно умирает.
Огромное количество людей разных профессий необходимо для нормальной работы этого существа. Главное, конечно — медсестры. Множество медсестер от уникальных, единственных операционных, без которых знаменитый врач не хочет начинать сложную операцию, и до студенток на практике, умеющих только поменять парализованному подгузник или помочь выздоравливающему вытереться после душа.
Медсестры — душа больницы. Или, если продолжать глуповатую систему аналогий, — ее кровь. Забастовка медсестер немедленно прекратила бы работу всего госпиталя. Поэтому таких забастовок никогда не бывает. Недовольные сестры капризничают, отказываются работать сверхурочно, совершают короткие манифестации в лобби больницы, пишут в Твиттере и жалуются в министерство здравоохранения. Но никогда не оставляют своих смен.
Надо признать, что и без врача больница не живет. От великих до малых — все необходимы. Великий врач — рентгенолог профессор Гомори. Когда он учился — рентген был двумерным. А теперь он уникальный специалист по всему спектру трех- и четырехмерных томографий — от новейшей спиральной компьютерной до … чего угодно. Я еще и имен-то этих томографов не знаю, а он уже, глядя на экран, может сказать, что за таинственная, никому не понятная фигня таится в теле больного, опасна ли она, требует ли лечения, или может спокойно оставаться на своем месте, не неся в себе никакой угрозы.
Когда выдающиеся врачи, повидавшие множество случаев, не описанных в учебниках, спорят между собой на повышенных тонах, то умиротворяющим ответом на гневный вопрос :"откуда ты знаешь?" являются волшебные слова:
"Гомори сказал".
Но и начинающие врачи, еще ни в чем не уверенные, бегающие всю ночь от кровати к кровати, делающие, что умеют, и только старающиеся как можно реже будить телефонными вопросами своего Старшего, необходимы больнице. Они и составляют скелет, на котором держится этот великан.
А кроме того у нас работают физики, химики, кладовщики, лаборанты, биологи, электрики, сантехники, электронщики, слесаря, программисты, бухгалтера, плотники, секретарши, адвокаты, архитекторы, психологи, социальные работники, медицинские клоуны, шоферы, охранники, садовники, генетики и множество уборщиков. А также надзирающие за уборщиками завхозы разных уровней. Не говоря уж о профсоюзных деятелях и целом этаже, густо усеянном чиновниками администрации.
Однако мой сегодняшний герой — то, что на нашем языке называется "домашний работник", а по-русски попросту санитар. У нас санитар занимается только перевозкой больных на кровати или в кресле на колесиках. Нашего звали грозным именем Калифа. Он был единственным, исключительным санитаром, обслуживающим только онкологических больных. Ему звонили не через централизованную диспетчерскую, а лично по его номеру. Иногда он немедленно привозил нужного больного. Иногда отвечал:
"Она сейчас обедает — оставь ее в покое. Первый раз ест нормально за три дня! Привезу, когда закончит десерт".
Иногда говорил:
"ПотЕрпите! Я пью кофе. Может Калифа спокойно выпить чашку кофе?"
Бывало, что и отказывался. Мне однажды сказал, что больного не привезет, потому что то, что я собираюсь делать, Калифе кажется ненужным. И что вы думаете? Поднялись вдвоем с другим физиком на этаж, где расположены палаты, и сами привезли кровать…
Главной необъяснимой особенностью нашего Калифы была его исключительная осведомленность во всех делах на всех уровнях управления. Он безошибочно сообщал о грядущей смене директора больницы, о том, заплатят ли зарплату в страшные дни финансового кризиса, когда вся махина находилась под реальной угрозой закрытия. О пунктах договоренности между администрацией и профсоюзами. О будущих увольнениях и условиях преждевременного вывода на пенсию. О позиции министра здравоохранения и о настроении заведующих разными отделами. Кроме того он осведомлял начальника нашего отделения обо всем, что происходит внизу. Так что она, обладая уникальной памятью, всегда знала о трудовых подвигах, ошибках и некорректных высказываниях в её адрес каждого из нас.
Обладая взрывным характером, Калифа однажды, обсуждая что-то со своим начальником, которому подчиняются все санитары, перевернул тому стол, так что горячий кофе сильно попортил белизну халата хозяина кабинета. Однако попытка обиженного босса уволить его, не нашла понимания у более важного начальства, и торжествующий Калифа остался на своем месте.
Ему не было чуждо своеобразное чувство юмора. Так, он послал по внутренней почтой на имя зав. отделом радиотерапии письмо, которое открыла, как и предполагалось, его секретарша, женщина исключительно глупая и впечатлительная. В конверте был здоровенный крылатый и, хоть и не вполне здоровый, но все еще живой таракан. Визг секретарши продолжался несколько минут. Все отделение ходило ходуном, пытаясь отвлечь ее и успокоить захлебывающиеся рыдания. Дело не обошлось без успокаивающего укола и сопровождения домой. Калифа был вполне доволен.
А я поминаю его, ныне ушедшего на пенсию, добром.
Однажды я привезла в больницу свою девочку, у которой стремительно развивалось заражение крови, о чем никто из нас не догадывался. Мы стоя дожидались важного ультразвукового обследования, когда она мне шепнула:
"Можно я на минуточку лягу на пол? Только на минуточку…"
Я позвонила Калифе и ровно через две минуты он привез в далекий корпус на другой этаж удобную кровать с мягкой подушкой и теплым одеялом, так что мы уложили в нее нашу больную, которая тут же отключилась, и так и поехала в отделение экстренной помощи, увлекаемая тем же Калифой, который использовал специальные ключи, передающие ему управление лифтами и тонкое знание сложной географии больничных корпусов.