Вспоминая Гирша Израилевича Добина
Фрэдди ЗОРИН
Фото из семейного архива
Он идет по тропинке… Как держится прямо!
И живет точно так же он: стойко, упрямо,
Гордо, но без желанья обидеть другого:
Словом можно убить, может вылечить слово.
И я долго гляжу ему вслед, забывая,
Что всю жизнь его вижу, а стало быть, знаю.
Словно день этот новый – для нового взгляда,
и мне снова узнать и понять его надо…
Эти стихи поэт и журналист Владимир Добин посвятил светлой памяти своего отца – писателя Гирша Израилевича Добина, творившего на идише, прожившего долгую, насыщенную событиями жизнь. Со дня рождения Гирша Добина исполнилось 115 лет, и это повод рассказать о талантливом литераторе, не перестававшем быть еврейским писателем даже тогда, когда в бывшем Советском Союзе по идишкайту был нанесен удар, от которого еврейская культура не оправилась и за минувшие с той поры десятилетия.
На свет Гирш появился в белорусском Жлобине. Рос в нужде, учился в хедере, а точнее – в бесплатной школе для детей из бедных семей. Еврейская жизнь запомнилась Гиршу в период его отрочества пятью синагогами в городке, национальным клубом и библиотекой, где были собраны книги и на иврите, и на идише – на нем в основном и общались местные евреи. Все это существовало и в первые послереволюционные годы, но только до той поры, пока религия не была объявлена «опиумом для народа»…
Что же касается идиша, то уместно напомнить: вплоть до 1936 года в Белоруссии было четыре государственных языка — белорусский, русский, польский и еврейский (идиш). И на всех выходили в свет печатные издания. Юный Гирш приобщился к чтению – оно увлекало его настолько, что он забывал обо всем остальном. Особенно нравились ему выпускавшиеся в ту пору сериями брошюрки под общей рубрикой: «Гешихтес» («Истории»). Когда по субботам в дом Добиных приходили гости, Гирш читал им вслух эти, пересказанные авторами, веселые (а порою и не очень) эпизоды из жизни народа, к которому принадлежал и он сам. А слушавшие вставляли свои комментарии – и реплики их были Гиршу не менее интересны, чем сами короткие рассказы из книжек. С пятнадцатилетнего возраста подросток начал трудиться, чтобы помочь семье. Одновременно занимался и самообразованием – эта возможность, в силу сложившихся обстоятельств, была для него единственной дорогой к знаниям. Начал писать и сам.
Перебравшись в Харьков, устроился работать на обувную фабрику. В 1928 году в местной еврейской газете появилась его первая литературная публикация. По воспоминаниям Добина, он увидел свое произведение на уличном стенде, где вывешивалась на всеобщее обозрение газета. Гирша тогда охватило не передаваемое словами чувство удивления и восторга. Позднее Добин сообразил: его рассказ попал в редакцию в нужное время (а редактором этого издания был Генех Казакевич – отец не нуждающегося в особом представлении Эммануила Казакевича). Тогда приближался Международный женский праздник, а героиней добинского повествования была женщина, ведущая борьбу за свои права. К тому же, автором рассказа являлся фабричный паренек. Как бы мы сказали сегодня: пазл сложился. Ну и, к тому же, Казакевич увидел в Гирше задатки писательского таланта. Это привело к личному их знакомству, а далее Добин вошел в круг творческих людей, чьи имена узнала вскоре вся страна – Эммануил Казакевич, Бузи Миллер, Гершл Диамант…
Познакомился Гирш и с приезжавшим в Харьков из Киева Давидом Гофштейном. Еврейские литераторы верили, что Советская власть обеспечит расцвет национальных культур, в том числе – и культуры на идише, с ее богатыми традициями. Забегая вперед, отметим: для цвета еврейской интеллигенции в бывшем СССР это заблуждение обернулось трагическими последствиями. Но когда рождается надежда, трудно разувериться в том, чего так хотелось бы видеть – до тех пор, пока жизнь не расставит все по своим местам. Но в определенный период времени еврейская литература была на взлете. Генех Казакевич помог Гиршу Добину собрать и выстроить под одной обложкой рассказы для первого сборника. Из печати он вышел в 1931 году под названием «Арум а мил» («Возле мельницы»).
В 1932-м Казакевичи переехали в Биробиджан, где проводился своего рода эксперимент по созданию еврейского национального образования на земле, к которой этот народ не был привязан исторически. Автономия, трудом и талантом тысяч переселенцев, была образована, но она изначально не имела будущего. Тем не менее в начале тридцатых годов прошлого века этот край начали преобразовывать благодаря небывалому энтузиазму и творческой энергии людей, веривших: они родились, чтоб сказку сделать былью.
А Гирш Добин, который к тому времени уже обзавелся семьей, отправился с женой и родившимся сыном в родной Жлобин, задумав написать повесть. В один из дней нежданно-негаданно получил телеграмму из Биробиджана: «Приезжайте тоже». И, оставив в Жлобине родных, Гирш отправился в дальний путь. Он проехал и прошел по земле автономии вдоль и поперед. Его впечатления составили содержание книги «Меж ульев», после чего Добин приступил к работе над романом, который решил посвятить созидательному труду соплеменников на Дальнем Востоке.
В те годы Гирш работал в редакции газеты «Биробиджанер штерн» и в радиокомитете. Журналистика подпитывала писательский труд. Первые главы романа были опубликованы в Хабаровске, в переводе с идиша на русский, но продолжения не последовало – судьба внесла в творческий процесс суровые коррективы…
10 июля 1938 года Гирша Добина арестовали. «Брали тогда всех, — свидетельствовал он, — писателей, журналистов, потом – партийных деятелей». Добин проходил по сфабрикованному делу вместе с редактором областной газеты и руководителем радиокомитета. Этой тройке инкриминировали шпионаж в пользу Японии, намерение подорвать мост неподалеку от станции Михайло-Семеновская (это сооружение было шириной, можно сказать, в ладонь). Про абсурдность предъявлявшихся обвинений известно. Много писалось и про то, что подследственные, после систематических пыток и истязаний, готовы были подписать любую бумагу. Добин провел в тюрьме – в Биробиджане, затем в Хабаровске, – в общей сложности 18 месяцев.
После того, как был арестован главный чекист Ежов, волна репрессий начала спадать, и немало заключенных обрело свободу. В их числе оказался и Гирш Добин. В марте 1940-го у него появилась возможность вернуться к семье, в Белоруссию. В Минске Гиршу предложили стать собкором газеты «Октобер» на идише в Белостоке.
Война застала Гирша в редакционной командировке в Волковыске. Выбираясь с оккупированной немцами территории, Добин добрался до Минска и оказался в гетто. Был членом подпольной парторганизации, а с 14 марта 1942 года по 16 июля 1944-го, бежав в леса, партизанил в составе сформировавшегося отряда «Мститель». Помимо боевых операций, партизаны издавали журнал, выпускали книжечки с антифашистскими карикатурами. По воспоминаниям Добина, в составе отряда был поначалу создан еврейский взвод, но когда что-то шло не так, то неудачи валили на это подразделение, превращая его, по сути, в козла отпущения. И командование решило распределить еврейских бойцов по разным взводам.
В Минском гетто погибли жена и сын Гирша Добина, спасти их не было возможности. В отряде Гирш вел дневниковые записи, на основе которых им были написаны произведения, связанные, в частности, с темой Катастрофы европейского еврейства. На базе его дневников, а также воспоминаний других очевидцев трагических и героических событий, литератор Давид Гай написал и издал книгу «Десятый круг».
После освобождения Минской области от фашистской оккупации и расформирования партизанской бригады, Добин был направлен в распоряжение Союза писателей СССР в Москву. Ни журналов, ни газет на идише в Белоруссии тогда не оставалось. В столице Гирш был мобилизован в ряды Красной Армии, где оставался до 6 августа 1945 года. После демобилизации он контактировал с теми еврейскими литераторами, которых знал с довоенных времен – Самуилом Галкиным, Давидом Гофштейном, Давидом Бергельсоном. А потом начались аресты видных деятелей еврейской культуры.
«Я был уверен, — рассказывал Добин, — что заберут и меня, ведь я уже сидел, а таких брали чуть ли ни в первую очередь. Собрал чемоданчик с самыми необходимыми вещами, и ждал – каждый день и час».
Но дело для Гирша ограничилось запретом издавать готовившуюся к печати его новую книгу, на которую дал одобрительный отзыв Казакевич. Рукопись похоронили с примечательным «приговором»: «Книга об одном народе».
У Добина появилась новая семья, родились сын и дочь. «Утрат у меня было больше, чем обретений, — с сожалением вспоминал Гирш Добин, — но я жил честно и никогда не пел дифирамбы властям».
Основной темой вышедших в послевоенные годы сборника рассказов «На белорусской земле» («Аф дер вайсрусишер эрд», 1947), сборника «Рассказы» (1956) и романа «Сила жизни» (1965), изданного на русском языке и в 1969 году — на идише, а также сборников «В потоке времени» (1976) и «Рассказы» (1977) стало правдивое отображение автором партизанской борьбы с фашистскими захватчиками, героизма и мужества узников гетто. Произведения Гирша Добина публиковались в журнале «Советиш геймланд», а также в зарубежной еврейской прессе. В 1983 году в издательстве «Советский писатель» увидела свет его книга на идише «Эрдише вегн» («Пути земные»).
В 87-летнем возрасте Гирш Добин репатриировался в Израиль, поселившись в городе Ришон ле-Цион, вступил в Союз израильским писателей, продолжая публиковаться на идише и в переводах на русский язык. Еврейскую страну он принял душой и сердцем, заявив в одном из интервью: «Другого дома у евреев нет и никогда не будет».
Из жизни он ушел 13 июня 2001 года, когда ему было 96 лет. Был награжден орденами «Красной звезды», «Отечественной войны II степени», многими медалями, в том числе и израильскими – за победу над нацизмом. В некрологе, подписанном группой известных литераторов, пишущих на идише, Гирш Добин был назван одним из патриархов литературы на «маме-лошн», внесшим значительный вклад в ее развитие.
Личность писателя и его творчество оказали большое влияние на сына Гирша Добина – Владимира, получившего известность в качестве журналиста и талантливого поэта, что можно назвать достойным примером преемственности поколений.
Причем унаследовал Володя не только литературный дар, но и лучшие черты отцовского характера – высокую требовательность к себе, принципиальность, и в то же время дружелюбие, готовность помочь словом и делом каждому, кому необходима поддержка. К большому сожалению, Владимир Добин безвременно ушел из жизни, и творческое его наследие еще по достоинству не оценено. В преподнесенную Володей в дар мне в далеком уже 1997 году книгу «Горькое вино» вошли и строки, посвященные отцу – Гиршу Добину. В одном из стихотворений, под названием «Имена» (оно прозвучало еще до выхода в свет упомянутого сборника – когда было написано, в 1994-м, в моей поэтической рубрике на израильском радио, где я тогда работал), Владимир, оглядываясь на прежнюю жизнь, обратился к своему сыну Михаилу:
Но кто бы там ни управлял страной
(Веками не разгаданная тайна),
Мы, только мы всему виной –
Все эти –маны, -кляйны, -штайны.
Что за фамилии? Какие имена!
Не потому ли там их многие сменили?
А у тебя, мой сын, своя страна.
И помни, кем фамилия дана:
Ты Гирша внук и правнук Израиля…
"Время евреев" (приложение к израильской газете "Новости недели")
