Но главное, что ни в одном городе или поселке нет ни одного указателя, который бы обозначил территорию существовавшего здесь некогда еврейского гетто. Единственный известный автору знак подобного рода — барельеф у бывших ворот гетто в Гродно. В годы войны города Белоруссии только в результате геноцида еврейского народа потеряли каждого второго своего жителя. Да если бы это были не евреи, каждый камень на мостовой вопил бы о масштабах народной трагедии! Но это были евреи, а им было отказано в праве на собственную память.
Пурим — самый светлый, самый веселый еврейский праздник, но в 1942 году он стал для евреев оккупированной нацистами Европы одним из самых трагических дней за весь период Второй мировой войны. В этот день, 2 марта, в результате тщательно спланированной акции одновременно в большинстве гетто произошли массовые кровавые погромы, во время которых погибли сотни тысяч евреев. Нацисты добились своего: отомстив за мифического персидского царедворца Амана — первого в истории человечества антисемита, готовившего с благословения царского трона геноцид еврейского народа, — они на века сделали Пурим "праздником со слезами на глазах".
Нацисты вообще любили демонстративно устраивать погромы в дни еврейских или общегосударственных советских праздников. Так, первая волна многотысячных убийств прокатилась по городам и местечкам уже в октябрьские праздники 41-го. Евреи знали, что в Пурим 42-го их будут убивать: оккупанты и их добровольные помощники из числа местного населения не делали из этого большого секрета, и поэтому, наверное, во многих гетто им не удалось провести эту акцию четко и организованно.
Вообще надо сказать, что в пределах городской черты расстрелы, как правило, не производились. В Минске, к примеру, использовались овраги и карьеры в Дроздах, Тучинке (ныне — район улиц Альшевского и проспекта Пушкина), Кальварийское кладбище. Для этого, наконец, были построены печи крематориев на окраине деревни Малый Тростенец, в шести километрах от Минска по Могилевскому шоссе, куда даже была подведена железнодорожная ветка. Сюда свозили тех, кто подлежал немедленной ликвидации, без временной расквартировки в Минском гетто. 2 марта 1942 года местом уничтожения нескольких тысяч человек из Минского гетто фашисты выбрали окраину железнодорожной станции Койданово. А еще этот день ознаменован был тем, что на карте еврейских страданий появилась новая точка — карьер на окраине тогдашнего Минска, известный ныне как "Яма".
Когда-то, до войны, здесь уже была городская окраина. Дальше начинались так называемые "татарские огороды". Теперь это — центр города, район Дворца Спорта. В годы оккупации буквально рядом с этим местом проходила граница гетто, которую определяла колючая проволока, отделяющая "еврейскую" часть города от "русской". Под проволоку можно было подлезть. И подлезали. Через проволоку можно было осуществить обмен. Со стороны гетто передавались вещи, ценности, даже дети. В сторону гетто шли продукты, медикаменты, фальшивые "русские" документы. И была эта проволока гранью между жизнью и смертью.
Гетто уничтожалось медленно, методично. Погром за погромом сокращал численность его населения и величину территории, которая сжималась, как шагреневая кожа. Плач и стон стояли над этим крохотным клочком земли площадью чуть более одного квадратного километра. Бог отвернулся от евреев. И вот однажды наступил день, когда убийцам пригодился и этот заброшенный карьер.
Вот как описывает события, связанные с этой акцией, их свидетель, один из руководителей подполья, существовавшего в гетто, Гирш Смоляр в своей книге "Мстители гетто", изданной по горячим следам в издательстве "Дер Эмес" в 1947 г.
(Пер. с идиша).
"Наша связная в юденрате Хася Биндлер передала, что наши доверенные требуют срочной встречи с нами. Ясно, пахнет бедой.
Среди группы в юденрате царит растерянность. Гестапо требует представить к 10 часам утра 2 марта 1942 года 5000 евреев якобы для отправки на работу. Гестапо предупреждает, что в это число не должны входить те, кто принудительно работает на немецких предприятиях. На притворно наивный вопрос Дольского, можно ли в эти 5000 тысяч включать стариков и детей, гестаповцы ответили: "Это безразлично". Все ясно.
Кто-то из юденратовских работников предложил составить список инвалидов и стариков, и таким образом спасти молодых и нужных людей. Мы категорически отвергли такое предложение: "Никакого торга живыми людьми!" Мы предложили Зяме Серебрянскому отобрать наиболее надежных из стражи гетто и поручить им, заблаговременно предупредить население. Мы рекомендовали (предупредив о необходимости не поднимать шума, чтобы враг не спохватился о нашем намерении сорвать его планы) в день 2 марта как можно большему числу людей выбраться из гетто — на работу, к знакомым белорусам. В мастерских юденрата приготовлена "малина" на несколько сот человек с выходом в город. В развалинах на Мясницкой улице, раньше входившей в район гетто, приготовлены укрытия. Население гетто предупреждено о грозящей опасности.
В кровавый день 2 марта все протекало с немецкой пунктуальностью и систематичностью: рабочие колонны (особенно многолюдные в этот день) отправляются на работу. После их ухода являются представители гестапо и требуют пять тысяч человек, так как "поезд уже готов к отправлению"… (В вышедшем в 1989 г. в Нью-Йорке втором, расширенном и дополненном издании своей книги Г.Смоляр уточняет, что это были не гестаповцы, а каратели из литовской айнзацкоманды и белорусской "черной полиции"). Они набрасываются на юденратовских работников, рассылают охрану порядка, чтобы те привели людей, но из этого ничего не выходит. Гестаповские бандиты приходят в бешенство. Они рассыпаются по всему гетто, беспрестанно стреляя из револьверов и автоматов, но им редко удается поймать кого-нибудь. Они налетают на ребятишек из детского дома, выстраивают их в колонну во главе с заведующей Флейшер и врачом Чернис, держащими на руках самых маленьких, и ведут их на казнь. Неподалеку от юденрата, на Ратомской, 35, они начинают кидать детей живьем в яму и засыпать их песком. Вскоре приезжает обер-палач Белоруссии Кубе. Он бросает конфеты детям, которых живыми потом швыряют в могилу. (Описывая эту сцену в своем официальном рапорте, шеф полиции СС Штраух назвал Кубе сентиментальным)".
В феврале 1958 г. в СССР в прокат вышел фильм "Часы остановились в полночь", посвященный партизанской операции по уничтожению гауляйтера Белоруссии Вильгельма Кубе. В фильме есть эпизод, когда Кубе проходит вдоль ряда ребятишек, которых через минуту расстреляют, и каждому дает конфетку. Сцена потрясала, как и потрясала игра народного артиста БССР Дмитрия Орлова, исполнявшего роль Кубе. Долгие годы считалось, что это — авторская фантазия, и лишь в последнее время в печати появились данные, что такой эпизод действительно имел место. Но до сих пор никто нигде не упоминает о том, что речь шла о расстреле еврейских детей и что сцена эта описана еще в 1947 году в книге Гирша Смоляра.
И еще одна любопытная подробность, имеющая некоторое историческое значение, прослеживается в воспоминаниях Г.Смоляра. "Когда расстреливали детей, рядом с Кубе стоял эсесовский офицер в длинном кожаном плаще. От немецких евреев, а также от узников Минского гетто мы узнали позднее, что это был Адольф Эйхман — правая рука Гиммлера. Когда на его плащ однажды попала чья-то кровь, Эйхман злобно выругался".
День уже клонился к вечеру, а полицаи все еще собирали людей по улицам гетто. Узники отказываются идти. Во дворах звучат выстрелы. Кого-то силой тащат к месту общего сбора. "Темнеет, — пишет Смоляр. — Разъяренные разбойники грозят членам юденрата виселицей за то, что им не удалось выполнить заказ Гиммлера. Кубе приказывает приняться за рабочие колонны. Возвратившихся рабочих не впускают в гетто. У ворот на Шорной улице их заставляют лечь на снег. Начинается страшная расправа. Свистят нагайки. Тех, кто пытается пробежать на территорию гетто в надежде добраться до знакомой "малины", расстреливают на месте. Шорная и Обувная улицы залиты кровью".
И все же не смогли каратели выполнить свой план — уничтожить 5000 узников Минского гетто. На станции собрали и погрузили в товарные вагоны 3412 человек. Их вывезли к оставшимся после боев противотанковым рвам у станции Койданово, в 35 км западнее Минска. Эти рвы и стали местом их последнего упокоения. Так или иначе, но 2 марта 1942 года на территории Минского гетто — на улицах и в переулках, в домах и среди могил древнего кладбища — появились трупы людей. И не десятки, а сотни — население гетто исчислялось десятками тысяч. Восстановить полную картину трагедии, видимо, уже не удастся никогда, но одно ясно: узники отказывались выполнять приказы карателей и даже оказывали сопротивление. Они не шли на казнь, как "стадо баранов", хотя именно так и любят описывать массовые казни евреев антисемитские источники.
Третьего марта оставшихся в живых евреев повыгоняли на улицы и заставили сносить трупы их родных и близких в ту самую яму, которая до войны была песчаным карьером. Сколько погибших в том погроме было свалено в яму — четыреста, пятьсот или еще больше, никто не знает. Так яма стала "Ямой". Впрочем, "Яма" не единственная братская могила на территории бывшего Минского гетто. На немецкой карте еврейского кладбища на улице Сухой, находящейся в Институте Яд ва-Шем, указаны места еще четырех захоронений.
ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ: номера страниц внизу
