Подробной истории создания обелиска на Яме, в основе которой лежали бы архивные данные, пока нет. Но в моем журналистском блокноте есть воспоминания одного человека, который ближе всех, известных мне, был к тем, кто этот памятник создавал. Когда в марте 1993 г. я собрал первую в Белоруссии реформистскую общину, одним из ее создателей был Семен Спришен. Он приходил на шаббат вместе со своей женой и вскоре вошел в правление общины. Позднее он с семьей уехал в Штаты, жил в Нью-Джерси. Там и ушел из жизни. От него я и услышал единственную пока записанную со слов очевидца историю "черного обелиска".
"История обелиска на Минской Яме — это, по сути дела, история моей жизни и жизни моей семьи — последних представителей славной династии каменотесов, чьими руками и создан был этот обелиск. Я помню, как его начинали делать — в далеком 1945-м. Как не могли собрать нужных денег. Как вновь и вновь ходили по домам с протянутой рукой, и не было такой семьи, даже самой голодной и обездоленной, где нам отказали бы в помощи, потому что не было такой семьи, где не оплакивали бы потери близких.
Я помню солнечный осенний день, когда установленный памятник был обнесен легкой деревянной оградой. Я помню людей, которые приезжали из разных концов тогда еще не очень большого Минска, чтобы проследить за чистотой и порядком на этом крохотном клочке земли почти на окраине города — далее начинались так называемые "татарские огороды". Помню, как зимой расчищали от снега к нему дорожку, а накануне Дня Победы обновляли и красили ограду. Деньги тратили на это свои, хотя иногда их выделяла религиозная община. Людей никто не просил это делать, им никто не платил за работу — их вела сюда Память. И еще Долг. Долг перед теми, кто своей жизнью заплатил за то, чтобы мы остались живы.
Думаю, не ошибусь, если скажу, что кроме меня уже не осталось человека, который бы помнил имена тех, кому мы обязаны появлением памятника на Яме. Вот эти люди:
Наум Борисович ГУНИН — начальник Управления коммунального хозяйства г. Минска.
Иосиф Янкелевич НИСЕНБАУМ — начальник Треста благоустройства и озеленения г. Минска.
Матвей Павлович ФАЛЬКОВИЧ — заведующий мастерскими при Тресте благоустройства и озеленения.
Алексей Терентьевич ГОЛЬШТЕЙН — директор похоронного бюро г. Минска.
Текст для обелиска сочинил на идише 35-летний поэт Хаим Мальтинский, а всеми работами по изготовлению стелы и установке ее руководил старший мастер похоронного бюро Мордух Абрамович Спришен. Я знал этих людей".
Памятник в Минске был первым в стране, а вскоре аналогичный монумент появился в Понарах — этом "бабьем яру Вильнюса". Деньги на возведение памятника минские евреи собирали в два захода, стучась в каждый еврейский дом. Но внутриполитическая ситуация в стране стала быстро меняться. Был убит великий Соломон Михоэлс, и началась ожесточенная борьба с "безродными космополитами", которыми, как на грех, оказывались почти одни евреи. Потом были арестованы члены Президиума Еврейского Антифашистского комитета. И вот уже группа одесских евреев, собиравших деньги на "свой", местный обелиск в память жертв Одесского гетто, отправилась в ГУЛАГ. А после того, как в 1952 году был взорван памятник в Понарах, минский обелиск остался единственным, сохранившимся с той страшной сталинской поры, и уже в одном этом качестве он представляет собой уникальную историческую ценность.
С помощью Семена Спришена мне удалось в 1997 г. собрать воедино все разрозненные сведения о жизни Мордуха Спришена — каменотеса, который в 1947 г. своими руками создавал "Черный обелиск". Собственно, именно за это он спустя пять лет и пострадал. Когда началась вакханалия борьбы с "безродными космополитами", его арестовали. Случилось это в 1952 году. Поводом для ареста послужили агентурные данные о контактах Мордуха Спришена с послом Израиля в СССР Голдой Меир во время ее пребывания в СССР — он беседовал с ней как представитель еврейской религиозной общины. Следователя не интересовало, что визит посла Израиля носил официальный характер, — для МГБ имел значение лишь факт контакта гражданина СССР с гражданином капиталистического государства, который к тому же оставил ему изданную в Израиле "пропагандистскую" литературу.
При аресте во время обыска у него изъяли 20 грампластинок с записями еврейской музыки. Правда, все они были изготовлены на Апрелевском заводе, и это не были какие-то там американские "джазы", которые можно было при желании расценить как низкопоклонство перед Западом. Но, на беду, у него не оказалось пластинок с записями Ленина и Сталина. Для следователя это было прямым доказательством проявления "еврейского буржуазного национализма" при полном отсутствии "пролетарского самосознания". А еще при аресте у М.Спришена изъяли радиоприемник "Пионер" — первенец Минского радиозавода. И совершенно ничего не значило, что "Пионер" можно было приобрести в те дни в любом магазине, — главное, что на нем можно было (теоретически!) слушать "Голос Америки"!
По совокупности всех этих "преступлений" и был вынесен несчастному каменотесу приговор: 10 лет трудовых (а на самом деле концентрационных) лагерей с высылкой в Печерский угольный бассейн, в город Воркуту. Как выразился при этом старший следователь прокуратуры МГБ, который вел дело, для высшей меры наказания фактов было маловато, но чтобы отвалить десять лет лагерей — вполне достаточно. Одиннадцать месяцев провел М.Спришен в застенках МВД, а потом поехал свои 60 лет добывать уголь для своей многострадальной Родины. Достаточно рано ушел из жизни. Его могила находится на одной из центральных аллей Московского (ныне — Восточного) кладбища в Минске. Участники молодежных еврейских лагерей ежегодно приходят к его могиле и наводят там порядок.
Автор идишистского текста на обелиске Хаим Мальнинский свое первое стихотворение написал, когда ему было всего 14 лет. Он жил тогда с родителями в Витебске, хотя родиной его был город Поневежис Ковенской губернии. Пединститут он закончил в Минске и успел до начала войны издать с десяток поэтических сборников. А потом была война, которую он провел, по его же словам, "с первого и до последнего дня в окопах и траншеях". Прошел путь от Минска до Сталинграда, затем от Сталинграда до Берлина, и именно там, в Берлине, за пять дней до окончания войны получил тяжелое ранение в обе ноги. Одну из них пришлось ампутировать. Он вернулся в Минск, но, как писал в своей книге "Этюды о еврейских писателях" поэт Хаим Бейдер, здесь "никто не ждал еврейского поэта. Он думал, что это — временное явление, а оказалось, что это "линия партии". Поэт-инвалид пытается бороться, но бороться с режимом он не в силах".
Мальтинский переезжает в Москву, затем в Ташкент, а в 1947 г. оказывается в Биробиджане. Редактирует альманах "Биробиджан", работает в газете "Биробиджанер Штерн". Здесь его и настигает "суровая карающая рука" антисемитского сталинского режима. Мальтинский оказывается одним из первых, кто в 1949 г. был арестован, когда началась кампания по борьбе с "космополитизмом". И здесь, в далеком Биробиджане, ему припомнили историю с минским памятником погибшим в Минском гетто евреям. Обвинение строилось на том, что он в этих нескольких словах короткого текста написал, что памятник сооружен в память пяти тысяч евреев, а не пяти тысяч "мирных советских людей". И называлось это тогда по советским законам проявлением "еврейского буржуазного национализма", проявившегося в "выпячивании национальной исключительности еврейского народа".
Как он позднее рассказывал минскому поэту Гиршу Релесу, в тюрьме у него отобрали очки и костыли, и на допрос он от своей камеры до кабинета следователя вынужден был добираться ползком, отталкиваясь от стен и пола своей единственной ногой. А охранники пинали его и приговаривали: "Давай, ползи скорей, следователь ждать не любит!". Проходил Х.Мальтинский по "Биробиджанскому делу". Процесс был от начала и до конца сфальсифицированным. А судили его участников почему-то в Москве — факт, нашедший свое отражение в названии книги, которую Х.Мальтинский выпустил позднее в Израиле на идише, — "Дер москвер мишпет ибер ди биробиджанер" ("Московский суд над биробиджанцами"). В обвинительное заключение был включен и минский эпизод с возведением обелиска.
После смерти Сталина был реабилитирован. Ему вернули боевые ордена и медали, жил с семьей в узбекском городе Наманган, но потом вернулся в Минск. Ему выделили квартиру. Он получал персональную пенсию. По нескольку месяцев в году проводил в Доме творчества, печатался в журнале "Советиш Геймланд", но в условиях полного разгрома еврейской культуры остро ощущал свое духовное одиночество. Позднее репатриировался с детьми в Израиль, где и ушел из жизни в 1986 году в возрасте 76 лет.
ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ: номера страниц внизу
