Эта опера — изящная и сложная, перегруженная символами и значениями — дар и испытание для музыкантов и слушателей. От её музыки кружится голова, она напоминает мне спрессованный, густой аромат огромного букета. Цветы неистово, нестерпимо благоухают, — как в комнате, ставшей усыпальницей, будто в романе «Проступок аббата Муре»
Инна ШЕЙХАТОВИЧ
Фото: Йоси Цвекер
«Ариадна на Наксосе» Рихарда Штрауса — спектакль, который можно увидеть сейчас на сцене Израильской оперы, — кажется соединением несоединимого. Здесь и трагедия, и пародия, и комедия масок, и мелодрама, и музыкальное эссе о «постоянстве памяти», о смысле сохранения наследия (былых чувств, былого стиля, моды). О споре искусства массового и искусства элитарного. Сегодня, когда массовое искусство, жёлтые крошки-новости и бездумные сплетни надвигаются на публику штормовой стеной, эта тема невероятно актуальна. И текст либретто литератора-философа Гуго фон Гофмансталя странно и актуально вписывается в современный культурный контекст.
«Ариадна на Наксосе» была написана в те легендарные времена, когда искусство шло по цене золота. Золота на сверкающих полотнах Климта, звонкой монеты, полученной за гениальные труды «Венских мастерских» Коломана Мозера, за блеск сверкающих бунтарских идей Сецессиона. И Зигмунд Фрейд — тоже бунтарь и революционер, указавший на сексуальность как важнейший источник творчества, — стал символом новаций и гуру для психологов изломанного времени.
Идо Риклин, талантливый театральный режиссёр, нафантазировал для израильской публики эффектный масштабный спектакль. Несомненно дорогой и отчаянно эксцентричный. Громоздкий, изобилующий аллюзиями. Время и его переклички; утерянные и обретённые фрагменты принципиально различного, милого и устрашающего — это и есть тематическая палитра оперы. Относительное время; безусловное и властное время; время – судья и палач. Оно упрятано в огромную луковицу часов, которые повисают над сценой. Оно скрыто возле опереточного Амура, ангелочка, умильно рассыпающего с люльки, подвешенной на арьерсцене, кафешантанные блёстки…
Круговорот сюжетов, соединения смешного и глубокомысленного, грустного и радостного, не раз заставляли меня беззвучно воскликнуть: «О, это совсем как на Евровидении!», или «А разве сейчас не так?!» Мишурный блеск, чрезмерность и избыток деталей и деталек, маленьких сценок-новеллок в едином сценическом рассказе – это и радует глаз, и отвлекает. Отводит в сторону от музыки, от осмысления действия. Сценограф Саймон Лима-Хольдсворт явно перенасытил одноактную оперу тяжёлым, пёстрым, разностильным изобразительным рядом. По моему впечатлению, реквизита и разнообразных картинок хватило бы на несколько разных постановок.
Гобелены, торты и цветы; официант, чихающий над подносом; танцовщики, которых неведомая сила приторочила к вешалке с театральными нарядами. А ещё доска для серфинга, чемоданы со сверкающими на свету драгоценностями, оператор с камерой, акулий плавник. И – вершина режиссерского замысла! – наяда-медсестра, опорожняющая ночной горшок бедной безумной Ариадны. В этой версии оперы Ариадна в клинике, под действием успокоительных, увидела множество различных теней, снов, видений. Клиника и есть тот самый метафорический Наксос…
Итай Тиран, — очень большой израильский актёр, режиссёр, интеллектуал, -благородно и чуть иронично в этом спектакле вещает на немецком, став видеокартинкой, которую синхронизировали с движением спектакля. В роли Мажордома он похож на некое божество, разумное, гуманное, мудрое. Это выглядит красиво и элегантно, вполне органично. Харизматичный Тиран хорош, как всегда. Почти безупречен.
В партии Композитора, пишущего серьёзную оперу, которая не просто станет выполнением заказа и способом прожить несколько месяцев безбедно, но и большим творческим достижением, хороша Рахель Френкель. Она достойно представила фрагмент жизни творца-музыканта, который бьётся в тисках обывательского мнения, подчинённого золотому тельцу и моде. Её персонаж трогательно, наивно и доверчиво поддаётся на уловки затейницы-Цербинетты, поп-певицы, королевы лёгкой музыки, идола толпы. В образе Композитора Френкель чисто поёт и хорошо чувствует природу стиля Рихарда Штрауса.
Цербинетта — Хила Фахима. Партия сложная, техничная. Эта партия – большое испытание для вокалистки. И Хила Фахима в целом смогла прорваться через частокол фиоритур, через головокружительные пассажи, которые надо ещё соединять с игрой, кокетством, умением интриговать и изящно лицемерить. Почти всё получилось. Хотя были и отдельные фальшивые ноты, и не очень красивые звуки.
Ариадна – в этой роли норвежская певица Анн Петерсен – сходит с ума не от предательства Тезея, не от сломанной любви, а, скорее, от того, что её теснят на творческом Олимпе. И отдают лучшие места в иерархии искусства лёгкому жанру, простым и неглубоким вещам. Ариадна запуталась в лабиринте между успехом, любовью и безумием. И желает уйти. Плетёт верёвку. Но – всё обойдётся, и будет happy end. Героиня Анн Петерсен не погибнет; Ариадна останется в живых. Вокалистка серьёзна, и создаёт драматичный и цельный образ. Хотя голос её показался мне немного уставшим, не гибким.
Бахус — англичанин Питер Ведд. Колоритный, будто вынырнувший из сборника анекдотов или из детских пересказов мифов про древних богов. В белом, как и Ариадна. Они такой белый дуэт среди разноцветья. Бахус комичен и смешон, но иногда становится убедительным и нежным. Из других партий хочу отметить прекрасного, хорошо поющего и интересного в актёрском плане Одеда Райха. Этот артист радует израильских зрителей и успешными работами, и качественным вокалом. Исполнение заглавной роли в опере «Теодор» принесло ему и серьёзный сценический опыт, и заслуженную зрительскую любовь.
В спектакле есть миманс, танцы. Они, на мой взгляд, выглядели расслабленно-формальными, не пластичными и недостаточно логически обоснованными. Хореограф Йорам Карми явно не сумел найти интересное свежее решение.
Не порадовал меня в этот раз и симфонический оркестр Ришон ле-Циона. Сокращенный состав, почти камерный, звучал в этой опере не очень стройно, аморфно. Дирижер Ашер Фиш словно устал и погас, будто не вдохновлялся ни Штраусом, ни сотрудничеством с коллегами. Дирижерской воли, оригинальности трактовки я не наблюдала. Конечно, были и красивые эпизоды (гений Рихарда Штрауса всё же проливается в музыке и захватывает исполнителей), есть хорошее качество многих инструментов оркестра. Фортепиано Даниэля Скорки прекрасно и ярко украшало и облагораживало общее хаотичное цветение! Оркестр улучает качество от спектакля к спектаклю. Но, к сожалению, о дирижёре этого сказать не могу.
Никто не повесился. Композитора тоже спасли, — обогрели, принесли цветы. Искусственные, но всё же приятно. И спокойно завершили историю. Боги, наяды, дивы масскульта вышли на поклон.
«Ариадна на Наксосе» — состоялась Этот спектакль необходимо смотреть. Чтобы оценить смелость и отвагу всех его создателей. И похвалить отдельные его удачи. И понять красоту сложной глубокой музыки. Такое теперь редкость. Надо побывать в атмосфере творческого эксперимента. Полезно.
Потом эту нашу оперу покажут в Кракове. А в Тель-Авиве спектакль будет идти до 30 мая.
Вивальди и безумие в Магдале | ИСРАГЕО
