"Евреев поддерживают пинком под зад"

Как Теодор Герцль уговаривал власти России поддержать создание Израиля

 

"Блог Толкователь" познакомил своих поклонников с весьма любопытным материалом. Думаем, что он заинтересует и наших читателей.

В 1903 году один из лидеров сионизма Теодор Герцль приехал в Санкт-Петербург на переговоры с российской властью. Он предлагал России поддержать создание Израиля в Палестине. Герцль аргументировал это тем, что поддержка идей сионизма снизит увлечение русских евреев социализмом, а Россия получит на Ближнем Востоке "пятую колонну" в борьбе с Османской империей. Взамен он просил немного: расширить черту оседлости и прекратить погромы евреев — и именно это и вызвало неприятие проекта российской властью.

О том, как переходили эти переговоры в Петербурге, Теодор Герцль писал в своём дневнике (Теодор Герцль "Из дневника", Библиотека "Алия", 1974 год)

7 августа 1903 года. Начиная с границы, где нас подвергли тщательной проверке, наша поездка скучна, и путь пролегает по безотрадному пейзажу, чем-то напоминающему тундру. О моей поездке товарищам не было сообщено, однако повсюду, куда доходила весть о ней, меня с нетерпением ждали: в Варшаве, Вильне. Им живётся так плохо, что я, бедняга, казался им как бы освободителем.

В Петербурге меня поразили первые картины чуждой обстановки, а больше всего — извозчики и церкви, чересчур пёстрые и чересчур золотые.

В гостинице не оказалось рекомендательного письма Ротшильда к Витте. Его светлость просит извинения, ссылаясь на "непредвиденные обстоятельства". Что это — оппортунизм, или малодушие? А, может быть, он опасается моего чрезмерного успеха?

8 августа. Сразу по прибытии я поехал к доброй старушке Корвиной-Пятровской, очаровательной польке, чем-то напоминавшей мне бедную г-жу Грошлер в Константинополе.

Ещё до моего прибытия она получила письмо от Плеве с просьбой направить меня к нему сегодня в 9.30 утра. Она охарактеризовала его как великого человека, как воплощение Людовика ХIV, Палмерстона и Гладстона в одном лице.

После обеда я познакомился с Максимовым, благородным русским либералом. Он поедет сегодня с Каценельсоном и со мной в Павловск к генерал-адъютанту Кирееву.

9 августа. Вчера я имел крайне примечательную беседу с Плеве, длившуюся 3/4 часа, после обеда в Павловске — с генералом Киреевым, флигель-адъютантом царя, очаровательным старым кавалером. Но сначала приведу текст памятной записки, врученной Плеве:

Ваше Превосходительство! Из беседы, которую я имел честь вести с Вами, можно сделать, по-видимому, следующие выводы:

Правительство Российской Империи, намереваясь решить еврейский вопрос гуманно и в соответствии с требованиями русского государства и одновременно в соответствии с нуждами еврейского народа, сочло возможным прийти на помощь сионистскому движению, законные стремления которого были признаны.

Помощь российского правительства заключается:

В роли ходатая перед султаном. Речь идёт о том, чтобы добиться подписания Чартера для Палестины, не включая в него святые места. Всё государство будет находиться под суверенным правлением султана, а управление государством будет осуществляться "Обществом колонизации". Общество будет основано исключительно на базе сионистского капитала. Ежегодно оно будет вносить в казну Оттоманской империи в виде налога установленную арендную плату.

Арендная плата, равно как и прочие расходы (общественные работы, просвещение и т. п.), будут покрываться за счет налогов, взимаемых Обществом с поселенцев.

Правительство Российской Империи окажет эмиграции финансовую поддержку, использовав при этом некоторые фонды и сборы, исключительно еврейские.

Правительство Российской Империи будет способствовать созданию законных сионистских организаций в России соответственно Базельской программе.

По усмотрению Вашего Высочества будет избран способ предания гласности и установлена степень распространения этого решения, для чего, если угодно, можно будет использовать Базельский Конгресс, который состоится 10-23 августа.

Этим актом будет положен также конец всевозможным волнениям. Я предлагаю на одобрение Вашего Высочества текст Заявления, которое будет сделано Конгрессу.

"Я уполномочен заявить о том, что правительство Российской Империи намерено оказать помощь сионистскому движению. Правительство Российской Империи предлагает ходатайствовать в нашу пользу перед султаном, с целью достижения подписания Чартера. Кроме того, правительство Империи ассигнует для эмиграции, осуществляемой сионистами, денежные средства, полученные от взимаемых с евреев податей. А также, дабы доказать гуманность своих намерений, правительство Империи предлагает в то же время расширить в ближайшем будущем границы черты оседлости для тех евреев, которые не пожелают эмигрировать.

Примите, Ваше Высочество, выражение наиискреннейшего почтения.

Др. Т. Г.

Кирееву:

Ваше Высочество! Имею честь сообщить Вам, что я был принят вчера Его Высочеством министром финансов. По окончании довольно продолжительной беседы он сообщил мне, что у него, как у министра финансов, нет возражений против нашего проекта.

Господин Плеве высказался за, господин Витте хотя и не был против, однако можно ожидать, что он выскажется против нашего проекта на совете. Необходимо самым срочным образом заручиться поддержкой министра иностранных дел. Если мы заручимся его поддержкой, то Ваше Высочество сможет открыть широкий путь нашему делу.

Глубоко преданный Вам Др. Т. Г.

10 августа. Лишь сегодня, закончив самое необходимое, я могу описать свои встречи с главными деятелями современной России.

Позавчера утром — у Плеве. Несколько минут ожидания в скромной передней. Временами появляется что-то вроде сыщика. Минут через пять после назначенного мне времени меня просят войти.

Человек лет шестидесяти, высокого роста, с некоторыми признаками ожирения быстро идёт мне навстречу, приветствует меня, просит сесть, предлагает курить, на что я отвечаю отказом, и начинает говорить. Он говорит довольно долго, так что у меня хватает времени привыкнуть к его освещённому лицу. Мы сидим в креслах, друг против друга, по обе стороны небольшого столика. У него бледное, серьезное лицо, седые волосы, белые усы и поразительно молодые энергичные карие глаза. Он говорит по-французски, не блестяще, но и не плохо. Он начинает с нащупывания почвы.

"Я дал Вам, господин доктор, аудиенцию по вашей просьбе, чтобы побеседовать с Вами о сионистском движении, которое Вы возглавляете. Отношения между правительством Империи и сионизмом могут стать — не скажу дружескими — однако взаимопонимание зависит от Вас.

Я вставил: "Если только от меня, Ваше высочество, то они будут превосходными".

Он кивнул и продолжил: "Еврейский вопрос является для нас хотя и не жизненным, но всё же довольно важным вопросом и мы стараемся справиться с ним как можно лучше. Я согласился на беседу с вами, чтобы поговорить с вами об этом ещё до вашего конгресса в Базеле, как вы этого желали. Я понимаю, что вы придерживаетесь в этом вопросе другой точки зрения, чем русское правительство и хочу объяснить вам нашу точку зрения. Русское государство должно стремиться к тому, чтобы его население было однородным. Мы понимаем, однако, что не можем устранить всех различий религий и языков.

Мы должны признать, например, что древняя скандинавская культура утвердилась в Финляндии как что-то завершенное. Но мы должны требовать от всех народов нашей империи, следовательно и от евреев, чтобы они относились к русскому государству с патриотическими чувствами. Мы хотим ассимилировать их и идем к этой цели по двум путям: по пути высшего образования и по пути экономического подъема. Тому, кто выполняет определённые условия этих двух видов, тому, о ком мы вправе полагать, что благодаря своему образованию и благосостоянию он стал сторонником существующего строя, — тому мы даём гражданские права. Эта ассимиляция, которой мы желаем, протекает, однако, весьма медленными темпами".

Чтобы не прерывать его и все же отвечать на всё, я попросил листок бумаги для заметок. Он вырвал листок из блокнота, аккуратно оторвал от него напечатанный заголовок, как бы опасаясь злоупотребления, и вручил его мне. Боже, на что мне такая бумажечка?!

Он сказал: "Надеюсь, Вы не воспользуетесь в дурных целях нашей беседой".

Я ответил: "Нет, нет. Только так, как прикажет Ваше Высочество".

Я думаю, что это был решающий ход в этой бессмертной шахматной партии. Ибо с самого начала я понял, что он очень заинтересован в Конгрессе, по-видимому в связи с неизбежным обсуждением на нём кишиневского дела (погрома). В таком случае и я мог оказать ему услугу.

Плеве тут же добавил:

"Благодеяния высшего образования мы можем, однако, предоставить лишь ограниченному числу евреев, так как иначе скоро не окажется работы для христиан. Я не скрываю также, что экономическое положение евреев в черте оседлости плохое. Я также признаю, что они живут там как в гетто, но ведь это обширная территория, целых 13 губерний. Положение ухудшилось за последнее время ещё и тем, что евреи вступают в подрывные партии. Раньше, пока ваше сионистское движение занималось эмиграцией, мы относились к нему с симпатией. Вам нет надобности обосновывать мне это движение.

Но со времени Минского конгресса мы замечаем огромные изменения. Речь идёт не столько о палестинском сионизме, сколько о культуре, организации и еврейской национальности. Это нам не нравится. Мы обратили особое внимание на то, что главные ваши деятели в России, являющиеся весьма уважаемыми людьми в ваших кругах, не поддерживают вашего "Венского Комитета". В России вас поддерживает один лишь Усышкин".

(Я был внутренне поражен этим знанием людей. Оно доказало мне, насколько серьёзно он изучал это дело. В самом деле, он встал, и принёс большой красивый том в коричневом переплёте с золотым тиснением, из которого торчало множество закладок: вот доклад Министерства o сионистском движении).

Я возразил:

"Ваша светлость, все наши руководящие деятели в России поддерживают меня, хотя иногда и выражают своё несогласие со мной. Среди них самый важный — профессор Мандельштам в Киеве".

И снова мне пришлось удивиться, когда он сказал:

"А, Коган-Бернштейн! Ведь он решительно против вас! Между прочим, нам известно, что он возглавляет кампанию против нас в прессе".

"Ваше светлость, не думаю, чтобы это было так. Этот человек не пользуется за границей достаточной известностью. У него нет ни связей, ни авторитета. А что касается оппозиции этого господина против меня, то она является тем же явлением, с которым столкнулся Христофор Колумб. Когда после долгих недель всё ещё не было видно земли, матросы начали роптать. То, что наблюдается в нашей среде, это не больше, чем бунт матросов против своего капитана.

Помогите мне скорее добраться до земли, и подрывная деятельность прекратится. Прекратится также переход к социалистам".

"Итак, какой помощи вам от нас нужно?"

Я изложил три пункта, которые описал выше, говоря о результатах этой беседы.

Он тут же согласился со всеми пунктами. По вопросу о финансовой поддержке эмигрантов он заявил:

Я вижу, что правительству придется согласиться с этими доводами. Но оказать финансовую поддержку за счёт еврейских податей мы не можем. Пусть богатые платят за бедных.

"Это блестящая идея!" — сказал я.

Мы договорились, что я подготовлю памятную записку, в которой изложу наброски моего выступления на Конгрессе.

После этого я попросил у него рекомендации к Витте (его врагу). Он насторожился.

"Да, — сказал я, — рекомендация мне нужна, чтобы добиться отмены запрета на распространение акций нашего Колониального банка. Это чинит препятствия нашей пропаганде". Он сказал: "Я готов дать вам рекомендацию, но не обещаю вам успеха".

Он тотчас же сел и написал Витте одну с половиной страницы, и вручил мне письмо, предварительно опечатав конверт.

Я попросил его также утвердить устав нашего союза. Этот устав мы намеревались представить ему, а до этого я просил дать указание губернаторам не чинить нашему движению препятствий. Мне стало известно, что кое-где подчинённые органы придираются к нему.

Он ответил: "Я не могу требовать терпимости в приказном порядке. Но представьте мне проект устава".

Я ушёл. Он пожал мою руку.

На следующий день он сказал доброй Корвиной-Пятровской, что директора вроде меня могли бы пригодиться ему для его департаментов.

Забыл:

Когда я в ходе беседы объяснил Плеве необходимость посредничества со стороны русского правительства перед Султаном, ибо Палестина является единственным привлекающим нас местом, я ещё добавил, что в других странах, даже в Англии и Америке, помимо этого ещё существуют трудности абсорбции. Если поддерживать эмиграцию золотом (а это обсуждается в настоящее время здесь в Петербурге и даже "Новое время" сообщила об этом), что равноценно премии за "экспорт" евреев, то сопротивление, с которым я столкнулся в Англии, ещё усилится. Если собственное правительство платит за их выезд, то это могут быть только нежелательные элементы.

Плеве высказал мнение, что Англия действительно не пригодна для значительной эмиграции, но в Америке имеется достаточно свободной для поселения территории. Если бы банкир Зелигман договорился по этому делу со своим другом Рузвельтом, то, может быть, что-нибудь и удалось бы сделать.

Я сказал, что не считаю это вероятным. Ничего положительного я не могу утвердить, так как еще не вступил об этом в контакт с американским правительством. Но единственно подходящей я считаю Палестину".

В воскресенье, 9 августа, я поехал на острова к Витте.

Это был высокого роста некрасивый, неуклюжий, серьёзный человек лет шестидесяти, со странно впалым носом и кривыми ногами, портившими его походку.

Он очень плохо говорит по-французски. Иногда он почти до смешного мялся и стонал в поисках слова. Но так как он не внушал мне симпатии, я позволил ему стонать.

Он начал с вопроса, кто я такой (несмотря на рекомендацию!), и после того как я представился и рассказал, по какому делу я прибыл, он приступил к пространной речи:

"Не говорите, что это мнение правительства. Это лишь мнение отдельных членов правительства. Вы хотите увести евреев? Вы израильтянин? И вообще: с кем я разговариваю?"

"Я израильтянин и глава сионистского движения".

"А то, о чём мы говорим, останется между нами?"

"Абсолютно!" — сказал я так убедительно, что он в дальнейшем чувствовал себя нескованным. Он начал с изложения еврейского вопроса в России.

На плохом французском языке он оказал: "Существуют предубеждения благородные и неблагородные. У царя по отношению к евреям существуют благородные предубеждения.

Антиеврейские предубеждения царя носят главным образом религиозный характер. Имеются также предубеждения материального характера, вызванные конкуренцией евреев. У некоторых антисемитизм является делом моды, у других — результат деловых интересов. К последним принадлежат, прежде всего, журналисты, а среди них самый грязный — некий Г., издающий в Москве газету. Несмотря на то, что сам он крещённый еврей, ему присущи все недостатки евреев, но он ругает евреев. Подлый тип!

Нужно согласиться, что евреи дают немалый повод для враждебного отношения к ним. Им свойственна характерная надменность. Большинство евреев — бедняки, и поскольку они бедные, они грязные и производят противное впечатление. Они занимаются также отвратительными делами, вроде сводничества и ростовщичества. Таким образом, друзьям евреев трудно защищать их.

Трудно заступиться за евреев, — продолжал он, — не рискуя быть заподозренным в подкупе. Но я с этим не считаюсь. У меня хватает мужества. Кроме того, моя репутация порядочного человека настолько прочна, что мне опасаться нечего. Но нерешительные люди и карьеристы легко поддаются влиянию и ненавидят евреев. За последнее время прибавилось ещё что-то важное: участие евреев в подрывных движениях. В то время как из 136 миллионов общего населения страны евреи составляют лишь 7 миллионов, в подрывных партиях они составляют 50 процентов".

"Чем вы это объясняете, ваша светлость?"

"Виновато в этом наше правительство. Евреев слишком притесняют. Я неоднократно говорил покойному царю Александру III: "Ваше величество, если можно утопить 6 или 7 миллионов евреев в Чёрном море, то я с этим совершенно согласен, но если это невозможно, то надо дать им жить". Этого взгляда я придерживаюсь и поныне. Я против дальнейших притеснений".

"Но современное положение? Разве вы считаете современное положение прочным?"

"Разумеется. Россия обладает сопротивляемостью, которую за границей даже не могут себе представить. Мы можем очень долго противостоять самым тяжёлым бедствиям".

"Я говорю не о России, а о евреях. Думаете ли вы, что евреи еще долго выдержат это отчаянное положение?"

Я показал ему этот выход. Я знал, что его возражения — это возражения богатых антисионистски настроенных биржевиков; это они, очевидно, информировали его о сионизме.

Наконец он спросил, что мне угодно от правительства.

"Некоторую поддержку".

"Но евреев же поддерживают, когда они эмигрируют. Например, пинком под зад".

https://www.isrageo.com/2017/09/26/judische222/