Дорогие мои старики
— Я хочу выпилить кролика, — говорит стодвухлетний старик.
— Ты ведь неделю назад хотел белочку, — говорю я.
— Я ошибался, — говорит он.
К слову сказать, нам поведение стариков кажется диким абсурдом.
Да какая ему принципиальная разница между сосновой белочкой или липовым кроликом? — недоумеваю я. — В сто два-то года?
Слушайте сюда.
Его дочери давно перевалило за 70.
Внукам за 50.
Правнукам по 25.
А пра-пра? Они вообще вспоминают о нем в будние дни?
Не по праздникам, когда он сидит чучелом во главе угла? Он им хоть для чего-нибудь, хоть когда-нибудь нужен, этот супердолгожитель?!
В понедельник-вторник-среду?!
Правда в том, что он уже никому, кроме себя самого, не нужен.
Он — древняя развалина.
Он сидит в доме престарелых и, ежедневно с ужасом ощупывая свой организм, ждет финала.
А пока ему необходимы в жизни две вещи:
а) чтобы он хоть как-то стал нужен сейчас правнукам, пока он здесь, на этом свете.
б) чтобы его помнили, когда он окажется на том.
Вот для этого белочка в самый раз. Или даже кролик тут лучше подойдет. Или все-таки белочка.
Kролик — взятка потомкам.
Он пытается при помощи таких простых уловок остаться в их памяти.
Вот она — волшебная сила искусства!
Он не сильно хитрый художник, миру он не раскрылся как творец, но, может быть, хотя бы в резолюции семьи правнуки будут глубокомысленно качать головой, разглядывая образ белочки или кролика?!
Хотя жить самому ему изрядно надоело, и он только и ждет легкого перехода:
— Я готов отдать два года своей жизни только за то, чтобы умереть спокойно, — говорит он.
— Нечестно так говорить в твои сто два, — отвечаю я.
— Наступает такое время, — продолжает он, — когда у человека остается одно-единственное желание.
— Какое? — спрашиваю я.
— Чтобы у него больше ничего не болело.
Поступки стариков логичны с их точки зрения.
Они прекрасно понимают друг друга, ибо говорят на одном языке.
Языке старости.
Мы сможем понять их, только когда состаримся. Они не в силах объяснить свою логику на словах, а нам не дано понять их заранее.
Хотя давайте будем продолжать стараться.
Я как раз об этом пытаюсь сказать.
— Когда я была девушкой, — говорит 85-летняя Егудит, лет на сорок пережившая утонувшего в Средиземном море сына, — я тоже жила с родителями в Петах-Тикве.
Там росли такие огромные деревья.
Не помню, на какой улице.
Скажи, они там еще стоят?
Я не знал, что ответить.
https://www.isrageo.com/2015/09/17/nashistariki/
