Из цикла «Авторы Победы: последние страницы войны»
В рамках совместного с Научно-просветительным центром «Холокост» проекта «Авторы Победы: последние страницы войны» мы продолжаем публикацию писем и дневников последних недель Великой Отечественной. Большинство из публикуемых документов было передано в Архив Центра «Холокост» из семейных архивов граждан постсоветских республик, Израиля и США. В изданных Центром пяти сборниках «Сохрани мои письма…» в 2007–2019 годах было опубликовано свыше 1500 писем и 1000 фотографий, около 30 дневников — в том числе присланных из Иерусалима, Тель-Авива, Хадеры, Реховота и Ашдода. Просим наших читателей направлять в Центр «Холокост» оригиналы и электронные копии своих семейных реликвий по адресам: [email protected] или [email protected]
Публикацию подготовили сотрудники Центра «Холокост» Илья Альтман, Леонид Тёрушкин, Роман Жигун и Светлана Тиханкина
«РАСПЛАТА ЕЩЁ ВПЕРЕДИ»
23 апреля войска 1-го Белорусского фронта, прорвав оборону германских войск, продолжали наступление восточнее Берлина. Войска 1-го Украинского фронта с юга ворвались в столицу Германии и вышли на реку Эльба северо-западнее города Дрезден.
В сводках мелькают знакомые названия: Карлсхорст, Трептов-парк, Румельсбург, всё ближе сердце Берлина — Рейхстаг. А в бункере Гитлера —агония, по его приказу арестован и лишён всех титулов и званий рейхсмаршал Герман Геринг.
Хотя главный удар был на Берлин, продолжались бои и на других участках фронта, а короткое затишье или передислокация войск позволяли сообщать родным многие подробности
В этот день Евсей Зиновьевич Кругликов (1902–1987), уроженец города Мглин (нынешней Брянской области), заместитель командира 90-й стрелковой дивизии 2-й ударной армии 2-го Белорусского фронта пишет из города Штеттин (ныне — Щецин), после долгого перерыва, подробное письмо жене — Софье Григорьевне Шафран и дочери Нелли.
«23 апреля 1945 г.
Здравствуй, Сонька!
Я знаю, что все вы беспокоитесь и ждёте от меня письма. Но по некоторым обстоятельствам получился перерыв в моих письмах. Постараюсь заполнить пробел.
Я тебе уже писал, что я совершил экскурсию в некоторые города Польши и Германии. Правда, у меня получается нечто вроде „галопом по Европам“, но и в ограниченное время, коим я располагаю, можно себе создать некоторое впечатление о местах, где сравнительно недавно происходили бои с фашистскими ордами.
Итак, из Минска через Брест попал я в Варшаву. Учти, что я ехал поездом, и поэтому, кроме разрушенных ж. д. станций и отдельных домов близ ж. д. полотна я [ничего] не видел, но с польским населением я встречался, и, в какой мере мне удавалось, я от них узнавал, как они жили во время немецкой оккупации. Каждый охотно делился своим горем и радовался своему освобождению благодаря Красной Армии.
Поезд меня доставил в Прагу — предместье Варшавы [здесь Прага — это исторический район Варшавы, расположенный на правом берегу Вислы]. Я представлял себе Прагу как небольшое местечко. Оказывается, Прага — большой город с многоэтажными домами, магазинами, культурными учреждениями, многочисленным населением. Прага — часть Варшавы, которая, благодаря Красной Армии, почти уцелела от разрушений; здесь быстрыми темпами налаживается мирная жизнь, бойко идёт торговля всем необходимым.
Пройдя пешком по мосту через Вислу, я очутился в самой Варшаве. Впечатление жуткое. Некогда культурный многолюдный европейский город, старинный город в Восточной Европе, превратился в гигантское кладбище. Кругом мертво, почти ни одного целого дома, всё разрушено. Лишь кое-где на окраинах встречаются уцелевшие дома. Оставшиеся в живых жители Варшавы разбрелись по всему свету.
Не только поляки, но и весь цивилизованный мир никогда не забудут и никогда не простят гитлеровским ордам то, что они сделали с Варшавой, как и со многими другими городами Европы, в особенности в СССР.
Из Варшавы, некоторое расстояние на машинах и некоторое расстояние поездом, я поехал в Данциг — в т. н. вольный город. Предварительно побывал в ряде маленьких и больших городов Польши, в том числе Быдгоще. Кстати, этот город немцы переименовали в Бромберг, выгнали из него поляков и заселили немцами. Сейчас там немцев нет, а поляки постепенно возвращаются в свой родной город. Во всех городах и местечках, в большей или меньшей мере, видны следы разрушений, следы хозяйничания гитлеровских мерзавцев.
Данциг значительно меньше, чем Варшава, но также разрушен, и очень долго придётся его восстанавливать. Польское население городов и деревень очень радушно встречает бойцов и командиров Красной Армии, не в пример тому, где жила Женя. Каждый поляк питает жгучую ненависть к гитлеровцам и искреннюю дружбу к советским людям, к Красной Армии. Неудивительно, многие мне рассказывали, как немцы били их и штрафовали только за то, что они разговаривали на своём родном языке. На улице поляки должны были говорить только по-немецки или вовсе молчать.
На территории Западной Польши видел я много верениц немцев и немок (Frau), шествующих со своим скарбом из Польши в другие места. Наконец-то и они узнали, что такое война…
Побывав в Польше, я решил посмотреть места недавних боёв в логове фашистского зверя. Из Данцига на машине я поехал в немецкую Померанию. Я был в Восточной Пруссии, но мне кажется, что все немецкие города так же мрачны, как и города Восточной Пруссии. Наши русские классики исключительно правдиво описывали города Германии. Каким-то холодом веет от каждого дома, от каждого строения. Весь стиль германских городов — стиль большой тюрьмы, причём не современной.
Чистокровные арийцы (и арийки) так же мрачны, как и их дома. Теперь-то они начинают понимать, что затеяли недоброе дело и расплачиваются за него, хотя полная расплата ещё впереди.
О дальнейших впечатлениях в следующем письме. <…>
Пока хватит. Крепко обнимаю и целую.
Письмо и поцелуй рассчитаны на Наюльку также. Отдельно я ей потом напишу».
«Экскурсия» Евсея Зиновьевича продолжилась по городам Анклам, Грайфсвальд, Штральзунд и завершилась на острове Рюген в Балтийском море 9 мая 1945 года. Путь в 157 км (если считать по прямой) он преодолел за 16 дней. За героизм и мужество, проявленные в боях весной 1945 года, полковник Кругликов был награждён орденом Красного Знамени.
Поцеловать родных Евсею Кругликову довелось только в январе 1948 года, когда он после службы в органах советской военной администрации в Германии вернулся в Москву.
После 1948 года Евсей Зиновьевич Кругликов работал цензором Московского областного и городского Управления по делам литературы и издательств (Мособлгорлит).
* * *
Двадцать четвёртого апреля 1945 года Советское информбюро сообщило, что войска 1-го Белорусского фронта овладели рядом германских городов северо-западнее и юго-восточнее Берлина. На юге они соединились с войсками 1-го Украинского фронта, которые, войдя в столицу рейха, уже овладели городскими районами Мариендорф, Ланквиц, Осдорф, Штансдорф.
Внимательно слушать сводки Совинформбюро входило в прямые обязанности политработника Семёна Пейсаховича Мостова. Инициативный член партии и активный агитатор — родившийся в белорусском местечке Дрисса и окончивший до войны Ленинградский финансово-экономический институт — он, казалось бы, неплохо воплощал собой архетип придуманного нацистской пропагандой «иудобольшевика». На деле — был живым опровержением. Службой, самоотверженностью, самой жизнью Семён Мостов демонстрировал ничтожность россказней нацистов про евреев-политруков, которые-де в сами атаку не ходят, а лишь прячутся за спинами рядовых. На фронте — с июля 1941 года. Был тяжело ранен, дважды контужен. К концу войны — трижды орденоносец. Фронтовики хорошо знали цену наград: и если орден Красной Звезды можно было получить за широкий спектр заслуг (комиссары получали его достаточно часто), то свои два ордена Отечественной войны II степени Мостов мог добыть только «на передке», под огнём противника, рискуя собственной жизнью. Когда Семёна Мостова представляли к наградам, его отмечали одновременно и как талантливого комиссара, и как боевого офицера. Очередные звания и новые должности Мостов зарабатывал не «на паркете».
За четыре года он прошёл путь от простого политрука роты до заместителя начальника по политчасти 9-го гвардейского артполка 283-й стрелковой дивизии 3-й армии 3-го Белорусского фронта. От младшего командира до майора. Он отступал с западной границы СССР на Восток в 1941-м и дошёл до Берлина в 1945-м. За четыре военных года потерял на фронтах трёх родных братьев. И все эти годы вёл дневник. Свои подвиги фиксировал просто и кратко — в дневнике ему некого было агитировать. Зато интересные и, зачастую, неприглядные эпизоды фронтовой жизни описывал с откровенностью. Дневник был передан в Архив Центра «Холокост» сыном Семёна Мостова, издан в 2013 году в третьем выпуске сборника «Сохрани мои письма…» (С. 77–92).
24 апреля 1945 года Семён Мостов со своей частью останавливается в ближнем пригороде Берлина. Записывая название городка в своём дневнике — Мостов тогда не знал, какое значение имеет оно для мировой истории.
«ОСТАНОВИЛИСЬ В ВАНЗЕЕ»
«24 апреля 1945 г.
Снялись и поехали по направлению Берлина. Ехали через Кюстрин, от города буквально ничего не осталось, одни развалины, как-то страшно смотреть. Переехали Одер. Широкая красивая река. За Одером нашли районы последних боёв. Видно, что бои шли ожесточённые. Танков подбитых масса. И все вдоль Берлинского шоссе. Были также места, что на одном гектаре стояло до полка сожжённых танков. Очень много арт. орудий разбитых и брошенных немцами. Следы были видны везде. Проехали км 100.
Остановились в г. Ванзее, что вост[очнее] Берлина, 20 км. Это уже пригороды Берлина. Этот городок почти целый. Расположили неплохо. Но пробудем здесь совсем мало. Ведь Берлин уже окружён, и стоять здесь не придётся. События с каждым днём возрастают».
Ванзее. В январе 1942 года именно здесь, на конференции, получившей историческое название Ванзейской, обсуждалось «окончательное решение еврейского вопроса». Жизнь и судьба Семёна Пейсаховича Мостова (1917–2007), дожившего до старости в Израиле, дали свой ответ на вопрос, терзавший Гитлера и его приспешников. Семён Мостов и ещё миллионы бойцов Красной Армии — живых и мёртвых — не допустили «окончательного решения».
«О НАШИХ ПОБЕДАХ ТЕБЕ ДОСТАТОЧНО ИЗВЕСТНО ИЗ ГАЗЕТ»
Двадцать четвёртого апреля кровопролитные бои шли не только в Берлине. Завершалась Восточно-Прусская стратегическая наступательная операция, оставались сутки до падения последнего рубежа на Земландском полуострове — крепости Пиллау. Уроженец Белоруссии, до войны — сотрудник московского Физического института имени Лебедева, — Рафаил Владимирович Садовский дойдёт сюда от самой Москвы, в рядах Красной Армии он возьмёт этот последний рубеж и здесь же встретит Победу.
Пехотинец. Контузия под Вязьмой. Всю войну — в рядовых. В белоснежных полях под Москвой и среди полей из разбитого кирпича в Кёнигсберге его ожиданием своим спасала жена Бася. Он делился в письмах к ней своими надеждами — на неизбежную Победу и мирное послевоенное устройство жизни. В письме от 24 апреля Рафаил Садовский даже упоминает международную конференцию, в которой примут участие 50 государств — учредителей ООН, — она начнётся в день окончания Восточно-Прусской операции и завершится уже после войны, 26 июня 1945 года. Письмо Рафаила Садовского опубликовано в четвёртом выпуске сборника «Сохрани мои письма…» (С. 209).
«24 апреля 1945 г.
Дорогая Басенька!
Я уже получил 2 письма от тебя. Правда, я тебе тоже одно письмо отправил. <…>
О наших победах тебе достаточно известно из газет. Сейчас на очереди более крупная победа предстоит в подарок к конференции в Сан-Франциско, с остатком косы тоже расправились, а что дальше будет, время покажет, без „работы“ не останешься. Когда ходишь по Кёнигсбергу, душа радуется, наши гордятся, саперы и артиллеристы работали чисто. Сделано чище, чем фашисты в Смоленске и Минске. Город представляет собой груду камней. Мстим, мстим за всех и за всё.
Басенька, на днях для тебя выслал посылку весом 10 кг <…>. Плохи твои дела, а помочь ничем не могу. На адрес Гриши для тебя я также выслал первые 500 рублей своей зарплаты, ведь на руки нам теперь советских денег не выдают, а пересылают перевозом либо на книжку, а на руки нам выдают марками, ещё один оклад, да полевые. Один рубль равен 2 маркам. Одним словом, на вино и папиросы хватит.
Ну, кажется, обо всём написал.
Погода у нас стоит плохая, солнышко редко показывается, всё время дождит и очень холодно. Если б погода стояла хорошая, то давно бы уже закончили с Восточной Пруссией, а возможно, и с Берлином.
Будьте здоровы, целую вас крепко, родные.
P.S.
Мишенька, у меня нет времени писать тебе отдельно, а ты мне пиши, целую, твой папа».