… Вода, темная, болотная, заливает сцену. Дерево голое, без листьев. Дверь в дом. Свет за дверью – там жилье, тепло, горячий суп. Худой солдат Тося возвращается с войны. Бредет по воде. Пять лет он не был дома. Не видел жену и сына. Он устал, мечтает о покое и сытном ужине
Инна ШЕЙХАТОВИЧ
Фото: Ради Рубинштейн
Театральная студия Йорма Левинштейна по праву пользуется авторитетом, относится к лучшим кузницам актерских талантов в Израиле. Спектакли, поставленные в этих стенах, на маленьком островке Тель-Авива южного, рыночного (экзотика, шум, толчея шука А-Тиква – вокруг, как странная живая рама) интересны. Всегда привлекают зрителей. В этот вечер был Ханох Левин, спектакль по его пьесе «Худой солдат». Участвовали студийцы, будущие наши звезды, третий год постигающие азы искусства театра. Режиссер – Амит Эпштейн.
…Вода, темная, болотная, заливает сцену. Дерево голое, без листьев. Дверь в дом. Свет за дверью – там жилье, тепло, горячий суп. Худой солдат Тося возвращается с войны. Бредет по воде. Пять лет он не был дома. Не видел жену и сына. Он устал, мечтает о покое и сытном ужине. Небольшие волны мутной воды жалостно хлюпают под его сапогами. Мутная вода, болото войны – этот образ застревает в памяти, дает настрой, камертон. Неуютно смотреть, неуютно и холодно все это воспринимается в зале – и мысль ударяет вслед за первыми репликами «а каково же солдату, реально бредущему дорогой войны…»
В серую воду открывший Тосе дверь толстый солдат с блестящими медальками будет бросать непрошенного — незваного гостя. Этот толстый, с медальками утверждает, что Тося – это он, и дом его, и жена с ребенком. А потом появится Тося номер три, ползающий, тяжело раненный. И он тоже включится в спор, в дискуссию – кто же истинный хозяин дома. Того дома, в который так горячо стремятся измученные, искалеченные войной солдаты. Есть еще соседи, точнее – соседки. Они не могут ни подтвердить, ни опровергнуть притязания солдат. Не могут сказать, кто же настоящий Тося, потому что их мир ослеп и оглох.
Режиссер Амит Эпштейн вместе с умным и творческим сценографом Алоной Рудневой (она же художник по костюмам) придумал несколько интересных символических ходов: слепая соседка – балерина, в пачке, как из «Лебединого озера», нежная, изломанная, потерявшая глаза, туфельку, жизнь. Умершая мама, — она является худому Тосе во сне, — одета, как праздная купальщица на берегу моря, бусики, веселенький купальник, цветные кокетливые браслетики…Будто именно так и выглядит рай, мир без войны, отдых на солнце, в полном покое…И будто через образ воды (грязной, военной или радостной, которая в мечтах) рисуется емкий и страшный символ.
Чудовище войны, болото жестокости, бессмыслицы. Женщина в греческой тунике – и военных сапогах. Ребенок, который не помнит отца, который ушел по этому болоту воевать неизвестно за что. В финальной сцене третий, ползающий Тося, смертельно раненый, срывает с себя тряпки, всю одежду, придуманную для бесчеловечной, ненужной работы – и обнаженный уходит в черный провал, туда, где или вечный покой или вечная война…
Актеры Ханох Левин – фигура в нашем культурном пейзаже значительная. Он раздражал при жизни — и продолжает раздражать. Ненавидел ложный патриотизм и фальшивый пафос. Умел увидеть уродство, тупость и кривые зеркала там, где люди чаще всего пытаются найти вполне нормальное течение жизни. Ханох Левин негармоничный, неблагостный, не склонный к идеализации чего бы то ни было гражданин и драматург.
Он запускает в мозг читателя и зрителя сверчка, который нудно и злобно потрескивает. Возможно, нам именно это и нужно, чтобы не окостенеть в лозунгах и призывах, в клишированном пустословии… Абсурдистская быль-сказка «Худой солдат» от театральной мастерской Йорама Левинштейна вполне прозвучала. Актеры – все!- сыграли увлеченно и осмысленно. Йонатан Вайнрайх оформил, окружил горький фантасмагоричный рассказ тревожной и стильной музыкальной плазмой. И свет маститого Ави Йона Буэно (Бамби) всему придал фирменный знак вдохновенного качества.
Ожогом создатели спектакля хотели видеть, преподнести свой труд – и это вполне получилось. Ожог остался. Странным лично мне и моей подруге-театралке, которая смотрела со мной этот спектакль, показался тот факт, что молодой, очень заинтересованный зал все время спектакля – примерно полтора часа! — умирал от смеха. И когда шла речь о страшном, смертельном ранении в живот, и когда шли рассказы о других ужасах войны. Зал смеялся – и становилось еще страшнее от объединения текста, актерской игры – и этого неумолкающего смеха. Или зрителям было радостно видеть друзей на сцене, или у них такая нервная реакция на все острое и нетривиальное…
Смех – спутник абсурда. Так часто бывает. Чего-чего, а абсурда у нас хоть отбавляй. Ходите в театр — там можно посмеяться…
