Адские хроники: вспоминают беженцы из Днепра, Киева, Мариуполя, Константиновки, Чернигова, Николаева и Харькова, которым повезло выжить и добраться до Израиля
Михаил ГОЛЬД
ЗА ВОЛОНТЕРОВ НУЖНО МОЛИТЬСЯ
— На вокзале Львова очень пригодились уроки Гражданской обороны, — вспоминает беженка из Днепра. — Помнила, что из вагона лучше выходить последней. Одни люди побежали на поезд, отходивший на Чоп, другие ринулись в тот же переход — толпа на толпу. В таких ситуациях нужно держаться стены, я так протащила несколько незнакомых больных детей, постоянно крича «Осторожно, дети!». Их мамочки плакали, но толпа ревет и мчится навстречу.
А дальше волонтеры, Красный крест, горячая еда… Потом какой-то незнакомец выдернул меня, спрашивает, вам куда? К границе, говорю, деньги какие-то есть, а он отнекивается: ничего не нужно. Завез меня в какой-то офис, где дали бутерброд, в туалет пустили.
Саму границу перешла пешком, практически без досмотра. Тут же стали отзываться друзья из еврейских общин. Кто-то звал в Будапешт, другие — в Австрию. За волонтеров в Венгрии тоже нужно молиться — у них красные глаза от недосыпа. Один из таких людей довез меня до Вены, его просили остановиться в любой точке города, откуда меня бы забрали и привезли в отель. Но волонтер оказался галантным — не буду, говорит, тебя абы где высаживать, довезу до точки. И ни копейки не взял.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
СТАРИКИ ШЛИ ПО СТЕНОЧКЕ ВО ВРЕМЯ ТРЕВОГИ, И У НИХ СЛЕЗЫ ТЕКЛИ ИЗ ГЛАЗ
— Эвакуировались мы от синагоги на Подоле, — вспоминает беженец из Киева. — Долго ждали автобуса, я угощал какую-то даму из пригорода, курившую одну сигарету за другой. Пять дней не курила, и машина у нее вся скотчем обклеенная, видно, тяжело выбиралась. Так она ключи мне от авто предлагать стала — бери, мол, мне больше не нужна…
На Западную Украину ехали в сопровождении полиции, по дороге — много машин сожженных. Иногда останавливались, но еды на заправках никакой, только под Хмельницким чипсы появились и какой-то энергетик. Везде перепуганные люди, на машинах написано «Дети».
Приехали с мамой в Черновцы, где первую неделю были в шоковом состоянии, а потом акклиматизировались, какие-то шмотки купили, поскольку приехали вообще без всего. И примерно тогда я увидел стариков из Чернигова — они шли по стеночке во время тревоги, и у них слезы текли из глаз. И понял, что мы были такими пару недель назад.
КОГДА ПОДОШЕЛ ПОЕЗД, ЛЮДИ СТАЛИ БРАТЬ ЕГО ШТУРМОМ
— Первая сирена в городе прозвучала 27 февраля, — рассказывает беженка из Днепра. — Мы каждый раз спускались в подвал — я, дети и бабушка пешком с пятого этажа с рюкзаками… Три дня спали в одежде, я боялась даже в ванну зайти, а вдруг сирена! А захват в начале марта Запорожской АЭС добил окончательно.
Решили уезжать — дети и бабушка выбежали в машину прямо из подвала. Я успела заскочить в квартиру и прихватила маленький чемоданчик с кошерными продуктами, не зная, сколько проведем в пути. Вокзал был забит — люди плотно стояли друг к другу, как сельди в банке. Полтора часа стояли на ветру и холоде, у детей были какие-то сухарики, велела им все отложить, чтобы руки были свободны. Когда подошел поезд, люди просто стали брать его штурмом. Два охранника с автоматами очень помогали, внесли инвалидное кресло с больным ребенком, поднимали грудничков в колясках, но потом их снесли, и люди просто набивались в вагоны.
Сели в купе — нас четверо на двух полках, напротив женщина с тремя детьми и племянницей. Ехали без света, всех настойчиво предупредили выключить GPS и локализацию на телефоне, чтобы поезд не запеленговали. До Львова добирались 20 часов, там на перроне тоже море людей, навстречу друг другу шли два огромных потока — из нашего состава, и люди, ждавшие поездов за границу. Ждали в порядке живой очереди пять-шесть часов, как подъезжали составы — садились.
ПУТИН РАССЧИТЫВАЛ НАС РАЗЪЕДИНИТЬ, А ВЫШЛО НАОБОРОТ
— На улице -10, в квартире -4, потому что выбиты все стекла, — вспоминает беженка из Мариуполя. — В 20 метрах от нашего дома ночью упала авиабомба, до нас не долетело, но окна с рамами вылетели — все стены в трещинах. В четыре утра это было, мы вскочили, побежали в подвал, просидели там до шести — окончания комендантского часа. Поднялись к себе, видим, осколок попал на балкон, одеяло начало гореть, но удалось потушить.
Условий никаких — у нас не бомбоубежище, а просто подвал, где проходят все коммуникации — даже в полный рост невозможно выпрямиться. Мы сначала в коридор выбегали, потом просто лежали — летит самолет, и ты дрожишь, не зная, где он сейчас отбомбится. Ба-бах, стены задрожали, стекла не посыпались — слава богу. И так каждую ночь. Днем хоть какие-то интервалы были, но ночью просто конвейер — улетал и прилетал без конца. Но это все очень сплотило. Путин, видно, рассчитывал нас разъединить, а вышло наоборот.
ХОРОНИЛИ В ЛЕСОЧКЕ В ЦЕНТРЕ ГОРОДА — НИ ГРОБОВ НЕ БЫЛО, НИЧЕГО
— На Пурим (2022 года) пошли в синагогу, купили муку, муж моей подруги сам хлеб испек, у меня лук был, салат из капусты сделали — в общем, отпраздновали как-то, — вспоминает репатриантка из Чернигова. — Правда, сидели тихо, не по-пуримски, в 6 вечера наступает комендантский час, надо домой вернуться, все выключить, полная светомаскировка. Такой режим установился — в шесть вечера спать ложись, а в три ночи вставай, потому что самолет скоро прилетит.
Рядом с нами стадион имени Гагарина — туда сбросили три огромные авиабомбы — я на диване подпрыгивала от каждого удара, прямо земля содрогалась. Однажды пошла родителей проведать, и попала под обстрел — упала на землю и ждала, пока закончится.
У нас в Чернигове многие погибли. Подруга в очереди стояла за хлебом (на это уходило до четырех часов), говорит, было два прилета, и она зашла во двор. А потом еще прилеты были, но часть людей остались стоять. Когда вышла, видит, 14 черных мешков лежит. Но, поскольку кладбище уже закрыли, хоронили в лесочке в центре города — ни гробов не было, ничего. Просто в черных пакетах. Жуткое зрелище.
ДОЧЬ ПРИСЕДАЛА ОТ ВЗРЫВОВ
— Когда началась война, я с младшей дочкой жил в Харькове, где она училась в еврейской религиозной школе, — рассказывает беженец из Украины. — Обитали мы в отеле в центре города, утром я пешком шел на молитву в синагогу, а она в школу.
В пять утра 24-го февраля услышали взрывы, с 13-го этажа видели зарево. Назавтра нас переселили на 2-й этаж, практически все постояльцы к тому времени уже выехали.
Война 2014 года застала нас в Краматорске, и я в общем-то привык к взрывам и стрельбе. Дочке было тогда 4 годика — она не очень понимала, что происходит. А сейчас совсем другое дело — когда попали в здание обладминистрации, в отеле окна вылетели, дочь приседала от взрывов. Школу вскоре закрыли, людей в синагогу приходило все меньше, я еще развозил продукты по городу, мужчинам тфилин накладывал. 2 марта нашел на капоте машины осколки стекла. Город был уже частично разрушен — решили уезжать.
«РУССКИХ» В ЕВРЕЙСКОЙ ОБЩИНЕ НЕТ, И ЭТО ПЛЮС
— Адар — месяц радости, но радоваться мы могли лишь тому, что живы, и не разлучены с детьми и родителями, — вспоминает об эвакуации в марте прошлого года религиозная беженка-еврейка. — Выяснилось, что «русских» в еврейской общине Амстердама нет, и это, скорее, плюс.
Я уроженка Харькова, русский язык — мой родной, но с недавних пор мы перешли в семье на украинский. Дети, безусловно, понимают русский, но книги мы приобретаем исключительно на украинском, английском и иврите, да и мультики они смотрят на этих языках.
Понятно, что всех выходцев с постсоветского пространства в Европе по традиции воспринимали как русских, но мы не россияне, и не хотим, чтобы нас с ними ассоциировали. Так что здесь для нас еще важнее разговаривать по-украински.
Ранее я никогда не идентифицировала себя как украинку, но сегодня мы — украинские евреи, и представляем в Европе, в том числе, и украинскую идентичность. Это наша обязанность — рассказать об Украине, о том, что отличает нас от людей, убивающих сейчас украинцев вне зависимости от этнического происхождения.
РОДИТЕЛИ СИДЕЛИ В ПРИГОРОДЕ, ПОКА РУССКИЙ ТАНК НЕ ЗАЕХАЛ НА ИХ УЛИЦУ
— Мы дважды пытались выехать — на основной трассе уже стояли русские, стреляли по машинам, — вспоминает беженка из Чернигова. — У брата тоже малыш, на два месяца старше нашего грудничка — двинулись вместе в дорогу, но начался обстрел, на Ягодном пошли серьезные бои, и пришлось вернуться домой.
На следующий день (5 марта) проснулись в пять утра, сил нет, холодно. Я сказала: надо выбираться, будь что будет. Потому что если взорвут мост — вообще в кольце окажемся. Его взорвали через два дня после нашего отъезда, когда Чернигов полностью окружили. Мы ехали целый день, не останавливаясь до Канева, ничего не ели и не пили, 6-летняя дочка боялась попроситься в туалет.
В Каневе остановились в каком-то центре для беженцев, на полу в библиотеке нам постелили. Оттуда — на Винницу, когда подъезжали, на аэропорт восемь прилетов было. Обзвонила в городе все ночлежки, везде забито, а как с грудничком в машине ночевать? Приютили в баптистской церкви, на матрасы уложили, человек 15 нас в комнате было.
А родители мои сидели в пригороде, пока русский танк не заехал на их улицу. У папы, как назло, машина сломалась. Я кинула в одну из групп сообщение, мол, папа очень хороший водитель и может вывезти людей за два места в машине. Так они и выбрались на чужом авто, а за ними собака бежала — это целая трагедия, отец отчасти из-за нее и оставался…
ДВЕ РАКЕТЫ "ИСКАНДЕР" УПАЛИ В 15 МЕТРАХ ОТ МОЕГО ДОМА
Обстрел Константиновки, в ходе которого погибло 16 человек, стал одной из наиболее трагических новостей уходящей недели. А первый прилет в этом городе Донецкой области по жилому дому датирован 22 марта прошлого года. И это был дом одного из героев проекта Exodus-2022 — пенсионера Юрия Митницкого.
— Не мог поверить, что Россия пойдет на такой безумный шаг, — говорит Юрий Владимирович. — У меня отец еврей, а мать русская. Она бы десять раз в гробу перевернулась. Я русскоязычный человек, но какие они мне соотечественники?! Они мне дом разбомбили — его еще отец строил. В этом доме была частица моей души, я там родился, вырос. Две ракеты "Искандер" упали в 15 метрах от нас в три часа ночи. Мы с дочкой чудом живы остались, все разнесло в щепки. Я после этого ребятам из ВСУ сказал: пленных не берите.
ВОЛОНТЕРЫ ПРЕДЛАГАЛИ СИМ-КАРТЫ, ЗАБРАСЫВАЛИ ПЕЧЕНЬЕ ПРЯМО В МАШИНУ
— После эвакуации в начале войны через Винницу и Черновцы, мы двинулись в сторону Румынии, — рассказывает еврейская религиозная многодетная мама из Киева. — Пересекли КПП, я на секунду вышла попросить воды, и… увидела, что румынские волонтеры дежурят в мороз, встречая беженцев горячей едой. Они начали предлагать памперсы, сим-карты, прямо в машину кидали печенье, передавали баки с водой. Нервы не выдержали, и я расплакалась, столь это было неожиданно.
Одну ночь провели в Клуж-Напоке — там нас ждал раввин, чтобы накормить в два часа ночи. Оттуда выехали на Будапешт, на границе таможенник попросил открыть багажник, откуда начали сыпаться упаковки с памперсами, сено для морских свинок… Пограничники махнули рукой — езжайте.
В отель на берегу Дуная мы влетели за 15 минут до шаббата, местный раввин снял нам номер. Это второй и, надеюсь, последний раз в жизни, когда мы не успели зажечь субботние свечи. Но… это был очень теплый шаббат, когда началась молитва — просто слезы хлынули.
ДО СИХ ПОР НЕ МОГУ ПРИВЫКНУТЬ В ИЗРАИЛЕ К ШУМУ САМОЛЕТОВ
— Харьков до войны был очень красивым городом, — рассказывает новая репатриантка, преподаватель Университета строительства и архитектуры. — Но если здания можно восстановить, то людей не вернешь. У нас всегда лояльно относились к России, у многих родственники в том же Белгороде. Но буквально в первый день войны настроения изменились, если раньше на эту тему шли дискуссии, то сейчас все однозначно считают, что Харьков — это Украина. Включая моих знакомых — этнических русских.
Продолжаю ежедневно читать харьковские телеграм-каналы, созваниваюсь со знакомыми и друзьями. Я на этой войне, пока она не закончилась. Нельзя уехать и жить спокойно, зная, что происходит в твоем родном городе и стране.
До сих пор не могу привыкнуть в Израиле к шуму самолетов, каждый раз поднимаю голову, когда они заходят со стороны моря, направляясь в "Бен-Гурион"…
ДЕТИ, ПРАКТИЧЕСКИ НЕ ПРОСЫПАЯСЬ, СПРЫГНУЛИ НА ПОЛ И РУКАМИ ЗАКРЫЛИ ШЕЮ
— Когда проезжали через Гостомель, наша машина стала последней, которую заправили, — вспоминает беженец из Киева. — По громкой связи объявили, что АЗС закрывается и попросили покинуть территорию. Это было на рассвете 24-го.
Приехали с тремя детьми в лагерь "Махане Шува" — между Бучей и Бородянкой. Первый день там было относительно тихо, но 25-го перед самым шаббатом прогремели взрывы. Кабалат шаббат мы провели в подвале, уже крепко бомбили, были слышны выстрелы, звенели окна, дрожала земля — стало ясно, что все очень серьезно.
Запомнилась первая ночь в Закарпатье, куда нам вскоре удалось уехать. Санаторий стоял близко к трассе — мы уже дремали, и вдруг по дороге с грохотом промчался грузовик. В этот момент двое младших детей практически не просыпаясь, спрыгнули на пол и, как я их учил, руками закрыли шею, где проходят важные артерии. У меня прям ком к горлу подкатил. Настоящие дети войны с уже выработанными рефлексами. "Приключений" у нас было много, и жизнь висела на волоске не раз, но страшнее всего было тогда в гостиничном номере, когда я смотрел на детей, лежащих на полу.
МИНА ВЫБИЛА ЧЕТЫРЕ ОКНА, СЧИТАЙ, НА УЛИЦЕ ОКАЗАЛИСЬ
— Самый большой обстрел начался, когда объявили гуманитарный коридор — 9 марта (2022 года), — вспоминает репатриант-пенсионер из Мариуполя. — С 11 утра начали так молотить, что мы из дома не выходили, стояли в коридоре, к окнам не подходили.
Еще пару дней ночевали в квартире, а 11 марта мина прилетела и выбила четыре окна. А еще холодно было — утром 7-8 мороза, поэтому, считай, на улице оказались. Пришлось перебраться в центр — у меня был ключ от квартиры знакомого. Через три дня там лупануло так, что окна с рамами вылетели, вода на кухне замерзла. Заложили все пленкой, но все равно 5 градусов тепла было дома.
А когда снова выбило, спустились в бомбоубежище — пять женщин и двое мужчин жили в нашем отсеке — маленькая комнатка, метров девять, наверное. Там лавка стояла, стулья подставлял и на ней спал — я неприхотливый. А в большой «комнате» ковер кинули на землю — там человек 15 ночевали. Важнее всего оказались батарейки для фонарика — я из всех дистанционок повытаскивал. Готовили во дворе, на костерке, из кирпичей что-то соорудили и на решеточке от холодильника варили. Все мало-мальски деревянное пособирали — деревья пилили, из магазинов что-то, лакированные и крашеные доски черным выгорали — за полтора месяца пропах хорошо.
