В 1890 году состоятельный предприимчивый делец Зерах Барнет, окончательно оставив пушной бизнес в Лондоне, распродал свое имущество и решил обосноваться в Эрец-Исраэль. В Палестине он не раз бывал и раньше, даже участвовал в строительстве квартала Меа-Шеарим, одного из первых за пределами крепостных стен Иерусалима.
Александр НЕПОМНЯЩИЙ
Теперь, глядя на тесные и грязные дома, которые яффские евреи вынуждены были за немалые деньги арендовать у местных арабов, Барнет решил основать неподалеку от Яффо новый квартал наподобие иерусалимского Меа-Шеарим.
Он договорился с владельцами пустынных песчаных холмов к северу от города о покупке участка в десяток дунамов (площадь, равная примерно полутора футбольным полям). Вот только продавцы затребовали всю сумму наличными, не соглашаясь брать чек, который в Яффо и вложить в те времена было некуда.
Пришлось Барнету отправиться в Иерусалим. Сумев обменять чек на наличные, он вернулся в Яффо, пряча деньги в поясе. Впоследствии в своих воспоминаниях Барнет напишет, что долго еще после той поездки страдал от боли в спине — такой тяжелый мешок монет пришлось ему таскать на себе.
По случаю основания квартала Зерах Барнет устроил пышные торжества. Он так старался завлечь на церемонию как можно больше людей, что даже нанял ослов — для того чтобы перевозить почетных гостей через труднопроходимые, заросшие колючками песчаные дюны. Среди гостей были и арабские старейшины из Яффо, и еврейские торговцы из Иерусалима.
Так к югу от Неве-Цедека — первого квартала, построенного евреями за стенами Яффо тремя годами ранее, — возник новый район, Неве-Шалом, «Обитель мира». Имя ему Барнет выбрал из книги пророка Иешаягу: «И будет жить народ мой в обители мира, и в жилищах безопасных, и в покоях тихих» (32:18).
Поначалу многие из яффских евреев скептически отнеслись к затее лондонского торговца. «Скорее щеки твои прорастут травой, чем возникнет квартал на песке», — посмеивались они, переиначивая известную цитату из Талмуда. Но Барнет не сдавался. Выстроив первую линию домов, он предложил их на продажу по вполне умеренным ценам, да еще и в рассрочку, что выходило куда дешевле аренды жилья у арабских домовладельцев. Только покупателей все равно не нашлось. Страшно было людям перебираться из защищенного, пусть и тесного, Яффо в пустынный пригород. Рисковать никто не хотел. Дома остались пустыми.
Упрямый Барнет решил сам поселиться в новом квартале. Уже на третью ночь его навестили грабители, и, лишь откупившись приличной суммой, он спас себя и своих домочадцев. Однако и после этого предприниматель настойчиво продолжал жить в новом доме.
Ситуация изменилась лишь тогда, когда в Неве-Шалом перебрался раввин яффской ашкеназской общины Нафтали Герц Алеви, знаток Торы и известный каббалист. Жена его болела, страдая от спертого воздуха в Яффо, и врачи посоветовали поискать место посвежее. Погостив летом в одном из пустовавших домов нового района, ребецин почувствовала себя значительно лучше. Обрадованный выздоровлением супруги раввин сразу купил дом.
Вслед за ним потянулись и другие евреи. Воодушевленный Барнет построил вторую линию домов, которые стали расходиться как горячие пирожки. Моэли, резники, раввины и ремесленники начали заселять квартал.
Теперь Неве-Шалом развивался без всякого плана. Узкие улочки иногда заканчивались тупиком. Здания строились каждый на свой лад: сефарды окружали свои дома высокой стеной, а крыши защищали оградой, у ашкеназов, напротив, крыши оставались открытыми и сами дома стояли фасадом к улице без всяких заборов. И все бы хорошо, только жители квартала продолжали страдать от воров и грабителей из числа окрестных бедуинов, повадившихся собирать дань с беззащитных поселенцев.
Вот тогда, как рассказывает городская легенда, мудрец и каббалист Нафтали Герц Алеви сотворил из песка окружавших район дюн голема, точнее, холема — от слова холь, «песок».
Был он темен и высок, выше человека на целую голову, могуч и грозен. По ночам раввин выпускал его кружить по кварталу со здоровенной дубиной в лапе, сделанной, если верить народной молве, из цельного ствола вековой оливы. И горе было тому вору, что имел несчастье попасться голему под тяжелую руку.
Случайных прохожих монстр не трогал, но поговаривали, будто вид его был так страшен, что столкнувшиеся с ним могли потерять рассудок или даже умереть. Поэтому раввин каждое утро запирал чудище в подвале своего дома, прикрывая ветошью. Вскоре грабители забыли дорогу в квартал, и «Обитель мира», наконец, обрела долгожданный покой.
В 1902 году раввин Нафтали Герц Алеви покинул этот мир. Неве-Шалом постепенно слился с Неве-Цедеком, а затем и вовсе стал частью стремительно разраставшегося Тель-Авива. Никто не знал, что случилось с големом после смерти его создателя, но ночные прохожие якобы по-прежнему замечали иногда высокую фигуру, скользившую вдоль тесных улиц южных кварталов.
Постепенно о големе забыли. Вновь о нем заговорили накануне провозглашения независимости Израиля, когда нападения на жителей Тель-Авива стали невыносимыми. Любители городских легенд рассказывали, будто бандитов, что ночной порой забредали в Тель-Авив с юга, встречал жуткий громила. Скептики отвечали, что на самом деле то были бойцы еврейской самообороны.
Затем песочный голем раввина Герца Алеви снова стерся из людской памяти. Но этим летом, во время ракетных обстрелов Тель-Авива из Газы, о нем вспомнили в очередной раз. Вдруг поползли слухи, что какой-то смуглый великан, внезапно возникающий из сумерек, отталкивает людей от того места, куда должны упасть осколки сбитых «Железным куполом» ракет, а после бесследно исчезает. Старожилы и знатоки городского фольклора тут же предположили, что тель-авивский голем вернулся.
Как бы то ни было, с окончанием войны рассказы о таинственном защитнике прекратились.
